В Мариинском театре идёт премьера оперы Джузеппе Верди «Набукко» – произведения, с которого сам композитор отсчитывал начало своей истинной художественной карьеры. Постановка Анны Шишкиной интересна тем, что она открывает в опере те смыслы, которые затмеваются на родине этой оперы – в Италии.
Режиссёр-поставщик Анна Шишкина и художник по декорациям Пётр Окунев постарались воспроизвести тот спектакль, который поставил Джузеппе Верди в миланском Ла Скала в марте 1842 года. Их сценические решения весьма минималистичны. Как верно заметил в газете «Культура» критик Александр Матусевич, огромные ступенчатые подиумы напоминают месопотамские зиккураты. Применяет Окунев и довольно распространённый ныне приём – видеопроекции, что позволяет не загромождать пространство сцены. Технолог по костюмам Антония Шестакова наверняка скрупулёзно изучала месопотамские фрески – герои действа будто сошли с них.
В общем, придя на «Набукко», зритель/слушатель попадает в библейский миф (конечно же, в редакции либреттиста Темистокле Солеры, писавшего, в свою очередь, по мотивам драмы Огюста Анисе-Буржуа) о пленении иудеев Вавилоном (VI век до нашей эры). А Верди как раз добивался противоположного. Работая над оперой и её постановкой, он хотел, чтобы его современники, те, что придут в Ла Скала 9 марта 1842 года, ни в какой Вавилон не переносились, а оставались мыслями и чувствами в Милане, в столице Ломбардии, присвоенной Австро-Венгерской империей. Страдания библейских евреев Верди волновали постольку, поскольку, описывая их, можно было провести аналогии с национальным унижением итальянцев – на тот момент самого большого разделённого народа в Европе.
Кстати, Верди не взялся бы за работу над «Набукко», если бы на его глаза не попал текст «хора евреев» – «Лети, мысль, на золотых крыльях» (“Va, pensiero, sull’ali dorate”). «Созданием “Набукко” мы обязаны чистой случайности. Не повстречай Верди либретто Темистокле Солера, не вырони его из рук, не раскройся оно прямо на странице с текстом для хора пленных иудеев, мы не имели бы ничего, написанного Верди, кроме двух первых опер», – рассказывает театровед Ирина Коткина. Какая строчка задела за живое Верди, решившего отказаться от сочинения музыки после провала его оперы «Король на час»? Не исключено, что последняя – «Пусть Господь внушит тебе мелодию, которая даст нам силы страдать!» (O t’ispiri il Signore un concento сhe ne infonda al patire virtù!). Что такое страдания, Верди знал не понаслышке: за несколько лет до постановки «Набукко» его дети умерли один за другим в младенчестве, а потом скончалась и его жена.
С другой стороны, он не мог не понимать, как итальянская аудитория воспримет арию со словами: «О, моя Родина – прекрасная и утраченная!» (Oh mia patria sì bella e perduta!). Не исключено, что немецкий композитор Отто Николаи отказался работать с либретто «Набукко» в том числе и потому, что его автор Темистокле Солера насытил его намёками на тогдашние настроения итальянцев. Однако только итальянец мог написать мелодию “Va, pensiero” так, чтобы она превратилась в гимн итальянского Рисорджименто (движения за объединение Италии).
Известно, что публика встретила «Набукко» с восторгом. «Не только красота, но сила музыки привлекла публику. Или лучше сказать – её жестокость. Тогда Италии как раз нужна была сила. Италия – страна красоты и рабства. Рабство, которое начало возрождаться. Люди больше не могли понять смиренную, печальную музыку Беллини. Витавший в воздухе бунтарский дух должен был обрести нового защитника. Новый голос. И им стал Верди», – отмечает закадровый голос в фильме-сериале «Жизнь Джузеппе Верди» режиссёра Ренато Кастеллани, он же работал и над сценарием (1982). Неслучайно миланские городские партизаны использовали фамилию Верди в уличной пропаганде идеи национального освобождения и единения. После премьеры «Набукко» стены домов столицы Ломбардии запестрели надписями: «Viva Verdi!». Но они не прославляли композитора, а намекали на то, что королём итальянцев может быть только один человек – Витторио Эмануэле I. Фамилия Verdi использовалась как аббревиатура Vittorio Emanuele Re D’Italia.
“Va, pensiero” и по сей день – неофициальный гимн Италии. В 90-е годы мелодию из «Набукко» даже предлагали сделать официальным гимном. И по сей день “Va, pensiero” возбуждает сугубо итальянские переживания. Любопытный случай произошёл в марте 2011 года в Риме, когда в Италии отмечали 150-летие создания единого итальянского государства. В римской опере к этой дате приурочили исполнение «Набукко», дирижировал знаменитый Риккардо Мутти. В зале присутствовал тогдашний премьер Сильвио Берлускони, правительство которого незадолго до этого решило сократить бюджетные расходы на культуру. «Всё шло хорошо, пока мы не дошли до хора рабов “Va pensiero”, – рассказывает Мутти. – Я почувствовал напряжение в воздухе. Есть вещи, которые невозможно описать, только почувствовать: в зале было тихо… Вы могли почувствовать солидарность публики с плачем пленных евреев: “О моя родина, такая прекрасная и утраченная!”. Когда хор закончил, я услышал крики “бис”. И толпа начала кричать: “Viva Italia, Viva Verdi!”».
Когда стихли овации, дирижёр обратился к публике: «Я итальянец, но много гастролирую по всему миру, и сегодня мне стыдно от того, что происходит в моей стране, поэтому я принял вашу просьбу повторить “Vа pensiero” не только из-за патриотического содержания в этом хоре, а потому что сегодня, когда я исполнял эти слова “О, моя родина, прекрасная и утраченная”, я думал, что, если мы будем продолжать таким образом, мы искореним культуру, основанную на истории Италии, и наша страна станет на самом деле “прекрасная и утраченная”. Мы здесь, в итальянской атмосфере… Я, Мутти, был нем много лет (игра слов: по-итальянски немой – muto). Теперь я хочу придать смысл этой песне. Мы находимся у себя дома, римский театр и хор, который пел прекрасно, и оркестр, который сопровождал совершенно замечательно. Я предлагаю вам присоединиться, и мы будем петь все вместе».
Насколько допустимо превращать исполнение оперы в политический митинг – вопрос отдельный. Но, так или иначе, в сентиментальной Италии опера «Набукко» до сих пор, как и в 40-е годы XIX века, имеет политическое звучание. Но как она воспринимается в современной России?
Суровый критик, студент театроведческого факультета Российского государственного института сценических искусств Яков Корсаков в рецензии, выложенной им в своём личном блоге на сайте Петербургского театрального журнала обрушивается на Мариинский театр: «новый спектакль уже сильно отдает затхлостью и нафталином», «выглядит как неуклюжее восстановление косного советского спектакля с его надутым психологизмом и декоративным натурализмом» (в советские годы спектакль этот не ставили – прим.Д.Ж.), «покорно ступает глухими шагами тоскливого традиционализма, генетически передаваемого вечно дремлющим в подвалах Мариинки призраком Оперы Ивановны, а попросту говоря, душнит». Студент Корсаков очень категоричен. «Спектакль как будто постарел столетие назад и уже не просто тяжело дышит, а готов испустить последний вздох в попытке найти себе место на подмостках современной оперной сцены. Он уже не гонится за театральными концепциями и актуализацией, не оборачивается на сегодняшний день, не предлагает новых идей», – негодует он.
Слава тебе, Господи, что режиссёр Анна Шишкина не пошла по скользкой дорожке Дмитрия Чернякова, мастера «режоперы», специализирующегося на «актуализации классики», а точнее, на издевательстве над классикой, и не превратила спектакль в балаган, не нарядила, например, рабов-иудеев в свитера с оленями, а ассирийцев, подданых Навуходоносора, не выставила бандитами из 90-х. По словам Шишкиной, создатели постановки решили напомнить о «простых, но главных вещах»: «Каким богам мы поклоняемся, насколько мы смиренны, насколько мы непокорны».
Может быть, и хорошо, что «Набукко» в России не вызывает тех чувств и ассоциаций, что порождает в Италии. Ибо «национально-освободительные» смыслы этого произведения Верди заслоняют другие смыслы, а смыслы эти интернациональны, ибо они коренятся в метафизике. Шишкина предлагает задуматься над тем, «каким богам мы поклоняемся». А действительно – каким?
Язычники вавилоняне (ассирийские и халдейские племена) пленили приверженцев единобожия – иудеев. Язычники поклоняются идолам. Если их сообщество достигает государственного величия, то в идола они превращают и своего лидера, обожествляя его. Когда Набукко (Навуходоносор) провозглашает себя богом, его поражает молния. Он теряет рассудок и силы, вдобавок приёмная дочь Абигайль бросает его в застенки. Болезнь и унижения послужили для него катарсисом. В итоге он не только возвращает себе власть, но и обретает веру в единого Бога. Яков Стрижак, один из исполнителей партии первосвященника Закарии, верно заметил, что «данная опера является обращением к Богу-отцу; это сокровенная опера».
Опера называется «Набукко», а значит, главный герой он – вавилонский правитель, а не евреи, пленённые, а затем освобождённые им. Это история об обретении веры в истинного Бога. В принципе похожий путь, что и оперный Навуходоносор, проделал креститель Руси князь Владимир. А разве сегодня нет правителей с претензией на то, что они – демиурги? Даст Бог, их тоже поразит небесная молния, после чего они прозреют. Тем более некоторым из них нужно будет всего лишь вернуться к вере предков.
Есть в опере и другие смыслы, более приземлённые, что ли. Так, Солера и Верди на примере Абигайль показывают, до чего доводит властолюбие, помноженное на ревность. Этот смысл уловил даже недовольный постановкой студент Корсаков. Душа Абигайль, пишет он, «испытывается на прочность под давлением широкой гаммы сплавленных чувств: от искренней любви и волнующей страсти, затем – любви, смешанной с ревностью и вовсе вытесненной ненавистью и местью, до мучительной жажды власти, гнева и смятения». В финале, умирая, девушка просит прощения и обращается…
Так что в опере много смыслов и за вычетом национально-освободительного. Режиссёр Шишкина их раскрыла, просто сделала она это ненавязчиво, не шершавым языком плаката.
Но даже если воспринимать спектакль просто как историю вавилонского пленения евреев, то всё равно имело смысл его поставить. В конце концов опера не только и столько драматическое искусство, сколько музыкальное. Кстати, в одном из интервью руководитель и главный дирижёр Мариинского театра Валерий Гергиев признался, что для него не так важно, что происходит на сцене, для него главное – музыка. Придя на «Набукко», можно просто наслаждаться прекрасной музыкой и любоваться красивым действом на сцене. А охотникам за смыслами лучше подналечь на философию.
Прекрасно, что вердиевская коллекция Мариинского театра пополнилась спектаклем «Набукко», тем более в версии, наиболее приближенной к оригинальной. Великие театры – это не только творческие лаборатории, где идёт поиск нового, но и музеи, которые бережно хранят достояние прошлого. Что плохого в этой преемственности? Музеи сохраняют историю, а понимание того, что есть история, отличает человека от животного. Вот, собственно, и всё.
Составить своё представление о новой постановке «Набукко» можно 21 апреля. Спектакль идёт на второй (новой) сцене Мариинского театра. Начало в 19 часов. В партии Абигайль – Татьяна Сержан, а партию Набукко исполнит монгольский певец Ариунбаатар Ганбаатар.
Дмитрий Жвания
