В 20 годы прошлого века на Западе страшной популярностью пользовалась русская песня «Белой акации грозди душистые». «Белые акации – цветы эмиграции» – так говаривал про себя русский Париж, то же твердил русский Белград, Стамбул, Берлин или Нью-Йорк. Романтизация эмиграции неизбежна, особенно – когда речь идёт о интеллигенции.
Сегодня, когда принято ставить знак равенства между белой эмиграций и эмиграцией пятой волны, то есть всех тих «креаклов», бегущих от мобилизации, на поверхность всплывает ряд несостыковок.
Так уж получается, что невольно приходится встать на сторону белоэмигрантов прошлого века, даже вовсе не будучи сторонником «белого дела». Побеждать интереснее, когда играешь на чужом поле.
Как бы мы не относились к «философскому пароходу», это исторический факт исхода из страны десятков интеллектуальных величин. Тогда уплывали мировые или, по крайней мере, наши светила. Сейчас нас покидают обслуга транснациональных корпораций, дешёвые беллетристы и менеджеры, дизайнеры, татуировщики и прочие. В их арсенале нет самобытного изобретения, мысли и достижения. Они лишили нас только некоторых услуг, нет, даже не нас, а другую часть «креативного класса», оставшуюся дома. Не нас именно потому, что их услуги не имеют отклика ни у простого народа, ни у тех, кто до всяких спецопераций относился скептически к причудам европейской жизни. Нам хватит и того, что есть, а вот их же клиентура будет страдать. Но это по-прежнему не выходит за пределы вопросов рынка и экономики – первое и сущностное различие в том, что тогда уезжали деятели, влиявшие не на политику, а на то, что гораздо долговечнее политики.
Высшие из ныне ушедших – журналисты вроде Альбац и писатели вроде Быкова. Что оставили они нам за 20 лет? Никакого бессмертия: газетные пасквили и шоу, глянец всех видов и сортов.
В тех же газетах и источниках, где публикуется вышеупомянутое, принято всячески пугать читателя сложившимися в России состояниями экономики и политики: «Они уезжают, потому что жить стало невыносимо…. Как при большевиках!».
Но!
Белые эмигранты пережили четыре года жесточайшей мировой войны, многие принимали в ней участие. После революции и приходом голода многие отказались уезжать из России, хотя уже тогда мучились по-настоящему. Тот же знаменитый «философский пароход» – ни что иное, как жест доброй воли Западу, потому что до этого из Америки в Страну Советов на таком же пароходе были отправлены десятки видных коммунистов, поэтому не так корректно преподносить этот пример в качестве доказательства репрессивной политики СССР.
Что пережил нынешний «креативный класс»?
Санкции? Закрытие границ и подорожание авиабилетов? Мобилизацию резервистов, при том, что большую его часть она не касается? В то же время люди из реального сектора экономики – машиностроения и фармацевтики – столкнулись с трудностями. Западные работодатели, свернувшие в одночасье свои активы, оставили простой народ ни с чем. Но с его стороны никакой истерии не наблюдается.
Если в среде белоэмигрантов на самом деле было множество случайных людей, ушедших не по собственной воле, а по воле рока, то сегодня всё наоборот. Уезжают идейные идиоты – явление, которое трудно рассматривать как культурный, трагический феномен. Потому оно в этом отношении бесплодно, оставаясь строго политическим явлением. В русском же зарубежье первой половины ХХ века было множество и тех, кто не был идейным антибольшевиком. Например, автор знаменитого маргинального «Романа с кокаином» не только им не был, но ещё, вернувшись в СССР, преподавал в ереванском университете (речь о Марке Леви, издавшим в Париже в 1934 году своё произведение под псевдонимом М. Агеев – прим. ред.).
Самое главное – это то трагическое наследие, которое оставили нам эмигранты. Литература русского зарубежья – это Ходасевич, Шмелёв, Зайцев, Поплавский, Мережковский, Гиппиус и Иванов. На елисейских полях расцветали русская мысль и литература, это были наследники Серебряного века, последние в своем роде, обречённые на смерть. От того они и писали столь самозабвенно, оставшись без читателя, напрямую к вечности. Они имели школу, историю, эти бастарды и отпрыски России.
Но те, что уехали из страны сегодня, не оказали на страну сильного культурного влияния. Если первые были поколением взрыва, которым казалось, что мы со своей письменностью стоим на пороге открытий, то сейчас уезжают люди, деятельность которых обречена на смерть, продукты их деятельности посредственны. Нет силы и нет таланта.
Тогда Россия утрачивала умы и сердца и плодами этой утраты стали «строки, написанные кровью». А то, что происходит сейчас, похоже на невольное опорожнения больного желудка.
Боль первой эмиграции заключается в том, что, уезжая, многие не осознали то, как богато, как хорошо жили. То есть, какими вершинами и богатствами культур изобиловал наш народ. Сейчас, наоборот, наблюдая за нынешним мракобесием осознаёшь, в какой глуши и нищете прибывает наша современная культура, каких дураков воспитало сытое время.
Тот романтизм, который присвоили себе уехавшие в Грузию миллениалы, создавался под тяжким экзистенциальным грузом утраченного. Из чего же создан романтизм сегодняшний? Из ничего – его природа эклектична и напоминает сеанс постмодернистского экзорцизма. Гипертекст – ссылка с поломанным скриптом, ведущая на пустую страницу.
«Рыцари чести» и «узники совести» – такими они хотят преподнести себя общественности и истории. Но подлинные рыцари чести – базис для новой интеллигенции – остались в России. Ибо стоическое восприятие реальности есть импульс к благородной эмиграции, а не истерика и фарс.
Интеллигенция как класс давно мертва. Интеллигенция – это определённый наряд, вроде тех, в которых ходят малые народы по праздникам. Костюм, у которого нет хозяина, мёртвый язык булгаковских персонажей. Но именно потому так велик соблазн присвоить это наследие себе, ибо никто не спросит с тебя, по какому праву ты это делаешь. Более того – всё играет на руку прогрессивным слоям нашей общественности, эти образы и метафоры подхватывают СМИ, принадлежащие западным меценатам, заграничная пресса. В ход идёт всё: Довлатов, Солженицын, Галич, Шаламов, белоэмигранты и ещё черт знает что. Выскочки, нахватавшиеся по вершкам, жонглирующие диссидентством и политзаключенными, не понимают природы всех этих явлений. Зато красиво, по-цыгански аляписто, эклектично, да и «красота дороже правды». Вопрос, какая это красота, вторичен.
Пускай забирают эти старые тряпки себе, ибо им больше не прикрыться.
Будущее отнюдь не за интеллигентами, плаксивый пафос которых так хотят присвоить себе миллениалы, а за духовной аристократией, за ветеранами и старожилами, прошедшими сквозь огонь и воду. Разная онтологическая природа жертвенности лежит в основе двух этих социальных концептов.
Ибо быть жертвой стало модно сразу после того, как в римской Иудее распяли одного проповедника. Но чтобы быть жертвой, необходимо жертвовать, жертвовать без остатка, а не красоваться. И успех либералов, позирующих в роли мучеников, говорит нам о том, что мы стали забывать, что такое настоящая жертва, стали забывать природу вещей и уже невольно прибегаем к подмене подлинных понятий.
Что ж… Как гласит древняя латинская мудрость – «Мир хочет быть обманутым – пускай же его обманывают». Время расставит всё на свои места.
Дмитрий Каляев
