Русофобские настроения на территории бывших республик Советского Союза всё больше усугубляются. В некоторых странах — в частности, в Прибалтике — они принимают самые безобразные формы. Но проблемы такого рода фиксируются и на территории Средней Азии, хотя расположенные здесь страны активно участвуют в межгосударственных коалициях с Россией. Эксперты рекомендуют не обобщать ситуацию в Прибалтике и в Средней Азии, но призывают не упускать из вида факторы, которые могут вызвать рост русофобии в регионе.
Казахстан, имеющий протяжённую границу с Россией, пытается «усидеть на двух стульях». С одной стороны, власти отказываются голосовать за приостановку членства России в Совете по правам человека в ООН и не поддерживают официально антироссийские санкции. С другой, выражают согласие торговать только неподсанкционными товарами, не желают признавать «ни ситуацию с Крымом, ни ситуацию с Донбассом», а за нанесённую на машины символику российской спецоперации казахским водителям грозят штрафами. Ещё один серьёзный шаг Казахстана в отрыве от России — подписание Тбилиси, Баку, Анкарой и Нур-Султаном декларации «О Транскаспийском коридоре Восток — Запад», который предусматривает создание транспортного коридора в обход России. Есть и другие примеры того, что «дружба» Казахстана с Российской Федерацией не безусловная.
Параллельно набирают обороты русофобские настроения в обществе. Именно в Казахстане в начале марта прошли массовые митинги против российской военной операции на Украине, участие в которых приняли несколько тысяч человек. В соцсетях появились многочисленные обращения к «релоцирующимся» русским, видеоролики и посты в духе «Здесь вам не рады». Сообщается о выпуске памятки для въезжающих на территорию Казахстана русских. Там среди прочего указано, что казахский язык имеет в стране более приоритетный статус, чем русский, упомянута «вина советского руководства» в голодоморе и потере трети казахского населения в 30-х годах прошлого века. Также прямо указано — не называть переименованные казахские города старыми советскими названиями. При этом вершит «инструкцию» заявление, что в Казахстане «нет и не может быть русофобии».
В Алма-Ате неизвестные разрушили мемориал 28 панфиловцам, были вырваны чугунные таблички с памятников и буквы с гранитного триптиха, установленного к 30-летней годовщине Победы. Уголовное дело почему-то возбудили по статье «Кража», а не «Вандализм». Возродились недавно так называемые «языковые патрули», когда националисты устраивают рейды по магазинам, кафе, разным другим местам и требуют от людей использовать только казахский язык, что незаконно. Были случаи, когда от граждан Казахстана требовали на камеру извинений за использование русского языка на рабочем месте и в повседневной жизни.
Стоит ещё раз напомнить, что русский язык имеет в Казахстане статус официального, языка межнационального общения, а казахский на хорошем уровне едва ли знает половина населения. Хотя вот нюанс: в преддверии январских протестов президентом Токаевым был подписан указ, который оставляет только казахский язык в качестве обязательного для вывесок, ценников, меню.
Но тенденция на разобщение — дело не последних месяцев. Можно вспомнить притеснение русских на рынке труда, перевод казахского на латиницу, ограничение на использование русского языка. Звучат предложения отказаться от празднования 9 мая, военный парад по случаю Дня Победы в этом году, к слову, уже отменён. Многие бывшие русскоязычные граждане Казахстана, покинувшие страну, свидетельствуют, что ещё с 90-х годов русских постепенно выдавливали из страны. Схожим образом дело обстоит в других республиках Средней Азии. «Езжай своя Россия» слышали с тех же 90-х и русские в Туркмении. Справедливости ради надо сказать, что от многих русскоязычных жителей того же Казахстана можно услышать о том, что они лично с проявлениями русофобии не сталкивались и оценивают жизнь в стране как вполне приемлемую.
Для справки:
За время казахстанской независимости численность русского населения республики сократилась практически вдвое. Если по данным переписи 1989 года в Казахстане жило 6,2 миллиона русских, то сейчас меньше 3,5 миллиона человек. В процентном отношении доля русских уменьшилась с 38% в 1989-м, до 24% в 2009-м и 19% в 2020-м.
Директор Института современного государственного развития, политолог Дмитрий Солонников в общении с «Родиной на Неве» поделился своей оценкой происходящего в среднеазиатских республиках:
«Ситуация в Средней Азии, безусловно, сложная, но ни в коем случае не такая, как в Прибалтике. В Центральной Азии имеет место пресечение нескольких векторов. С одной стороны, государства пытаются проектировать национальную идентичность, пытаются строить свою государственную мифологию. В Казахстане это может быть особенно наглядно: не было у них ни городской культуры, не было своей письменной истории достаточно долго, казахский язык был создан советскими учёными (алфавит, основы культуры) для объединения народа на данной территории. И сейчас, некое образование, Казахстан, начал формировать национальную идентичность. А национальная идентичность формируется в противовес чему-то: мы не такие как другие. В данной ситуации — не такие, как русские. Именно отделение от Российской Империи, Советского Союза, Российской Федерации и есть процесс формирования национальной идентичности.
Поэтому, с одной стороны, был тренд, который идёт с вершины системы управления, где все руководящие должности занимают этнические казахи. Русские не могут руководить, могут занимать лишь третьи-четвёртые позиции, хотя по факту именно эти люди могут руководить предприятиями. Такая система строилась ещё при Назарбаеве, хотя выраженного национализма при Назарбаеве не было.
А дальше нестабильность на территории всей Центральной Азии вылилась в рост бытового национализма. Когда жизнь становится сложнее, ищут, кто в этом виноват. Виноваты всегда «другие», и это может выливаться в проявления бытового неприятия русских. Сами казахи говорят, что бытового неприятия у них не больше, чем неприятия приезжих в России. Но то, что в Казахстане отказывают иногда во врачебной помощи людям, говорящим по-русски, это правда. В магазинах могут не обслужить, если ты говоришь по-русски. Особенно это касается небольших населённых пунктов. То, что на бытовом уровне отторжение есть, это так. То, что за годы независимости Казахстана русскоговорящее население в несколько раз уменьшилось, это тоже правда, и это означает, что для людей условия проживания некомфортные. Попытка перевода казахского перевода на латиницу тоже позитивных настроений не добавляет.
Однако говорить о том, что русофобская политика — это часть государственной политики, нельзя. Это не так. Хотя напряжение в обществе действительно есть. Сказать, что оно сильно изменилось после январских событий или после спецоперации в феврале, сложно. Мы видим, что общество достаточно сильно расколото: есть силы, кланы, центры, играющие на восстановление позиций клана Назарбаева, есть играющие против них. И в этом отношении использование фактора России идёт и с одной, и с другой стороны. Выступая против нынешней политики, против Токаева, могут использовать и антироссийскую карту, насаждать антироссийские настроения. Любые митинги, любые протесты в обществе — под любым флагом — сейчас клану, противоположному Токаеву, будут выгодны. Их будут пытаться проводить.
Сейчас обострение национального вопроса — это не столько проблема России, сколько проблема внутриказахского передела общества, где российская карта просто используется, как одно из возможных средств. И митинги проводятся, и публикации соответствующие выходят в СМИ. Но это не централизованная государственная политика как в Прибалтике».
Что касается других республик Средней Азии, то там положение иное, говорит Солонников:
«У Узбекистана совсем другая ситуация. Ему никогда не нужно было доказывать свою историческую самостоятельность. У Узбекистана великая культура — культура городов, культура цивилизации. Узбекам совершенно не нужно подпрыгивать и пытаться доказать, что они были в истории. Этой проблемы у них нет. У них начался переход на латиницу при Каримове, потом его чуть-чуть притормозили. Он идёт медленно. Узбекистан сразу был самостоятельным: он то входил В ОДКБ, то выходил. Сейчас вошёл наблюдателем в ЕАЭС, но тоже аккуратно. Там нет необходимости разыгрывать национальные карты. В Ташкенте очень много русскоговорящих, в университетах, среди молодёжи. На периферии — в меньшей степени.
Для Узбекистана более важен вопрос трудовой миграции. Там всё спокойнее и говорить о каких-то принципиальных антироссийских настроениях не приходится. На бытовом уровне неприятие к иностранцам есть к любым, к русским в том числе. Но вопрос необходимости дистанцирования от России там не стоит.
Что происходит в Туркмении, трудно сказать. Это закрытая страна. Вроде как там налаживаются отношения между Петербургом и Ашхабадом, но не сказать, что в Туркмении есть ярко выраженный вектор национальной политики. Нужно будет смотреть, что будет делать новый президент.
В Таджикистане свои особенности: там нельзя женщинам выходить замуж за русских, нельзя иметь русские фамилии, нужно менять на таджикскую. Но это бытовые моменты. Таджикистан находится в сложной ситуации на границе с Афганистаном, и все понимают — его безопасность во многом определена наличием российских вооружённых сил. Серьёзную антироссийскую политику там проводить крайне опасно — страны может не оказаться.
А если говорить про Киргизию, то она максимально нацелена на взаимоотношения с Россией, с одной стороны, из-за политической и экономической нестабильности, но эта же экономическая нестабильность заставляет лидеров Киргизии искать помощи везде, где угодно. Кто больше даст, с теми и будут договариваться. В этом отношении Киргизия — не самое стабильное государство, и не самый стабильный партнёр. Там есть центы, ориентированные на Россию, а есть центры, жёстко ориентированные на Соединённые Штаты (помним о тех деньгах, которые США туда вливали и вливают), на Турцию, на Евросоюз. Это расслоение жёсткое, и если в Казахстане взаимодействие с партнёрами не вызывает жёсткой от них зависимости, то Киргизия как более бедная страна, зависима гораздо больше».
Председатель профсоюза «Трудовая Евразия», редактор сайта «Родина на Неве» Дмитрий Жвания считает, что Россия теряет влияние на страны ближнего зарубежья из-за того, что не умеет пользоваться «мягкой силой».
«Сейчас Россия прибегла к использованию грубой, военной, силы на Украине во многом потому, что до этого не прибегала к “мягкой силе”, полагая, наверное, что Украина от нас и так никуда не денется. О чём говорить, если послами нашего государства на Украине работали политический пенсионер Виктор Черномырдин и бездарный чиновник Михаил Зурабов. За 25 лет после развала СССР Россия сняла лишь один фильм об общей судьбе русских и украинцев — приторно-пафосное произведение Владимира Бортко «Тарас Бульба». За это же время в украинский прокат вышло несколько лент, где бойцы Украинской повстанческой армии (запрещённая организация в РФ) представлены героями Украины. Достаточно вспомнить фильмы Олеся Янчука «Непокорённый» (о командире УПА Романе Шухевиче) и «Железная сотня».
Наши власти исходят из сугубо экономической логики: дали стране кредит, и она будет лояльной. Эта логика вытекает из остаточного марксистского и либерального мировоззрения большей части нашей элиты, в котором материальное преобладает над идеальным. А часто бывает как раз наоборот: идеология правит экономикой. Смотрите, что происходит сейчас: Запад, вводя против России всё новые санкции, действует, исходя из политической и идеологической логики, а не экономической. Да и не купить народы кредитами. Их нужно завоёвывать, но не силой оружия (война – это крайняя мера), а силой слова и примера.
Французский философ-традиционалист Ален де Бенуа, раскрывая своё видение специальной военной операции России на Украине, отметил, что это не только и не столько «война между двумя странами», «не столкновение между украинским национализмом и русским национализмом», а «война между логикой империи и логикой национального государства». Все государства, кроме России, которые возникли после развала Советского Союза, действуют по логике национального государства. Отсюда в том числе и это их упорное стремление навязать язык “титульной нации” как единственный государственный, а то и вовсе лишить гражданства треть население страны, как в Прибалтике. Но Прибалтика – особый случай.
Если говорить о государствах Средней Азии, то мы должны убедить их население в предпочтительности имперской логики перед логикой национального государства. Как? Языком культуры. Надо доказать им, что имперский размах, имперский масштаб даёт людям гораздо больше шансов для реализации, нежели замыкание в национальной квартире, как правило, в коммунальной. Мы наконец должны научиться разговаривать на гуманитарном языке, чтобы потом не приходилось открывать гуманитарные коридоры. За бездарность чиновников не должны расплачиваться героизмом и кровью наши солдаты.
Вспоминаю своего грузинского деда – Георгия Сильвестровича Жвания. Он родился в окрестностях небольшого города Сенаки в Западной Грузии, на деньги, накопленные небогатой семьёй, получил образование, учился в Школе морских прапорщиков в городе Поти, стал штурманом, работал на судах дальнего плавания торгового флота. Когда началась Первая мировая война, его призвали на военный, Балтийский, флот, переквалификацию он проходил в Школе прапорщиков флота при царской ставке в Ораниенбауме, служил на яхте “Штандарт”, незадолго до Октябрьской революции был произведён в чин подпоручика. В годы Гражданской войны, весной 1918 года, дед участвовал в знаменитом Ледовом походе из Гельсингфорса в Кронштадт под командой капитана Алексей Щастного, сражался на стороне красных, в блокадные годы служил в Кронштадте, получил известность как выдающийся военный гидрограф, умер в звании капитана первого ранга. Кем бы он стал, будь маленькая Грузия независимой страной, а не частью великой империи? В лучшем случае священником, как его дядя, или сельским учителем, как его отец. А в империи перед ним открылся мир. Он жил в Одессе, Гельсингфорсе, Петрограде (Ленинграде), ходил в дальние плавания.
Возьмём Казахстан. При желании можно легко доказать, что у нас общая история: казахский народ появился в том числе из осколков Орды, а мы, Россия, этой Орды приемники. Вообще давно пора взять на вооружение идеи евразийства и внедрять их как в России, так и в Средней Азии для формирования общей евразийской идентичности. Вспомним, что писал идеолог евразийства Николай Сергеевич Трубецкой: “Нужно, чтобы братство народов Евразии стало фактом сознания, и притом существенным фактом. Нужно, чтобы каждый из народов Евразии, сознавая самого себя, сознавал себя именно прежде всего как члена этого братства, занимающего в этом братстве определённое место. Общеевразийский национализм должен явиться как бы расширением национализма каждого из народов Евразии”. Нас действительно гораздо больше объединяет с народами Средней Азии, чем разъединяет. “В евразийском же братстве народы связаны друг с другом не по тому или иному одностороннему ряду признаков, а по общности своих исторических судеб”, – объяснял Трубецкой.
Общая историческая судьба – мощный фактор. Казахи храбро сражались во всех сражениях Великой Отечественной войны. Так, в Сталинградской битве смертью храбрых погибли лётчик-карагандинец Нуркен Абдиров, миномётчик Карсыбай Спатаев и другие казахи. О них мы должны снимать фильмы, иначе другие силы фильмы снимут о коллаборационистах из “Туркестанского легиона”».
Какой бы ни была обстановка в республиках Средней Азии сейчас, она может измениться к худшему, и о такой перспективе предупреждали специалисты задолго до политических потрясений текущего года. Научный сотрудник Центра исследований проблем Центральной Азии и Афганистана Шарбатулло Содиков ещё в начале прошлого года писал, что следует внимательно отнестись к процессам, происходящем в этом регионе. Речь идёт в том числе об активности Турции с её «мягкой силой» и давлением на национальное самолюбие центрально-азиатских народов, а также о западных инвестициях с прицелом инвесторов на будущее.
Юлия Медведева
Читайте также:
