В авторской передаче «Голос Родины» член президиума федерального политсовета всероссийской политической партии «Родина», ведущий программы Валерий Шинкаренко и футуролог, историк, философ, автор тринадцати книг о будущем Сергей Переслегин обсудили стратегию освоения космоса в условиях растущей конфронтации России с Западом.
Противостояние России и так называемого коллективного Запада усиливается. Рвутся политические, экономические, культурные связи. Под большим вопросом теперь и совместное освоение космического пространства. В день космонавтики в авторской программе политика Валерия Шинкаренко «Голос Родины» при участии историка и футуролога Сергея Переслегина эксперты обсудили, каким будет международное взаимодействие в космической сфере, стоит ли его вообще сохранять или пришло время для кардинальной смены стратегии. Участники дискуссии попытались найти ответ, как выиграть мир в войне цивилизаций.
ВШ: Глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин на днях заявил: если западные страны не отменят санкции в отношении нашей космической отрасли, то Россия готова свернуть с ними космическое сотрудничество. Нужно ли идти на этот шаг или стоит продолжать совместную деятельность?
СП: Запад не прекратит санкции. Эскалация конфликта идёт очень быстро, и он перешёл уже тот уровень, когда стороны соотносят действия со своими интересами и принимают решения пусть своекорыстно, но в какой-то бизнес-логике. Сейчас идёт столкновение картин мира, идёт борьба за ценности, а в конечном итоге за образ будущего. С этой точки зрения санкции будут продолжены, и точно так же Россия продолжит делать то, что делает независимо от этих санкций.
Мы наблюдаем в последние годы, что в мире существуют, по сути, три свои космические программы. Это программа по исследованию среднего и дальнего космоса при помощи беспилотных аппаратов американцев в рамках NASA. Есть китайская программа: Китай создаёт свой космос, быстро двигается вперёд и доходит до уровня создания нормальной космической станции, обсуждает пилотируемые полёты на Луну. И есть программа международного сотрудничества, которая сводится к эксплуатированию МКС. Станции много лет. Она давно находится на орбите.
ВШ: К слову, Запад предлагает продлить эксплуатацию МКС до 2030 года, а Россия размышляет, стоит ли. Не лучше ли запустить свою собственную станцию?
СП: МКС слишком давно находится на орбите и вот-вот вступит в зону износа. Работа на ней сведётся к постоянным её ремонтам, отчего будут возникать ненужные риски. Вне ситуации политического кризиса считаю, что проект надо заканчивать ещё до 2024 года. Второе: России совершенно необходима своя станция в космосе, решающая другие задачи, нежели МКС. России нужен исследовательский центр в космосе, но гораздо большую важность имеет космический док. Он является базой для космических исследований и космической экспансии, того самого освоения космоса. То есть России нужна и станция, и космический док, и корабли, которые будут в этом доке строится.
Следующее: когда Россия и США находятся в конфронтации, особенно онтологической, содержательной, особо важное значение приобретает космос — это зримое поле конкуренции, причём поле конкуренции без ядерных грибов, допускающее нормальное существование человеческой цивилизации. Когда кризис в отношениях ослабевает, начинается что-то вроде договорного матча — не то конкуренция, не то кооперация, при этом одна из сторон явно выигрывает, а другая проигрывает. МКС, хотя её основные модули сделаны Россией, воспринимается в мире как американская станция. С этой точки зрения, возврат от политики беззубой кооперации, которая дошла до космического туризма, к созданию жесткой конкуренции, собственной проектности в космосе, чрезвычайно важен.
Не мы сказали первыми фразу, что развитие определяется конкуренцией. Это некая основа позиции Запада в отношении бизнеса, космоса, искусства и так далее. Всё не так просто. Если у вас есть конкуренция, у вас есть необходимость движения. Если конкуренции нет, слишком велик соблазн не очень сильно в это вкладываться, не рисковать, не создавать новые аппараты, не создавать новую технику. Причём, заметьте, кроме программы кооперации Америка ведёт свою программу. Это программа дальнего космоса, это программа, которую они сейчас делают относительно Луны (Artemis), и эта программа вовсе не кооперативная. Она конфронтационная.
ВШ: То есть, нам надо, не оглядываясь ни на кого, уверенно выполнять свою программу: ядерный буксир, тяжёлые ракеты, лунная программа.
СП: Мы когда-то действительно поверили в кооперацию, и в эту кооперацию очень много вложили. Труд России обеспечивает более 50 процентов возможностей этой станции, но при этом МКС не считается вкладом России в космонавтику. И как раз в ходе этого кризиса мы услышали от американцев, что они думают о нашей роли.
Любая стратегия — это всегда выбор, это направление главного удара. И нужно чётко понять, какую задачу ставит перед собой российская космическая программа.
ВШ: Куда стоит направить все ресурсы, как вы считаете?
СП: Базовая задача, которую стоит ставить России, это дальний космос вместо среднего. Ближний космос — это всё до орбиты Луны включительно, средний космос — это Луна, пояс астероидов, Марс. Дальний космос — это то, что начинается с систем планет-гигантов, спутники Юпитера, Сатурна и так далее. Для того, чтобы работать с дальним космосом, нужен ядерный буксир. Для меня очень важно, что в одном из заявлений Рогозина относительно первого полёта буксира указывался манёвр именно к Юпитеру, а не к Марсу.
ВШ: Сегодня и верховный главнокомандующий заявил о работе с ядерной энергетикой в космосе как об одном из приоритетов.
СП: Да, и здесь есть момент, который меня удивляет, что очень необычно для консервативной России. Похоже, что Россия сейчас создаёт космическую программу, исходя из необходимости иметь следующую космическую платформу: это ядерный буксир, это ионный двигатель высокой мощности, это подготовка многоразового использования аппаратов типа буксира для дальнейшего освоения космоса. Что любопытно, американцы в рамках своей программы, по сути, на новом техническом уровне повторяют то, что делалось в 60-70 годы: их программа пилотируемых полётов выглядит гораздо более традиционно, чем у нас. Они делают великолепные корабли предыдущего поколения. А Россия сейчас пытается сделать, возможно, гораздо менее совершенный и красивый аппарат, но уже следующего поколения. Это нестандартно для нас, но это попытка перехватить инициативу в гонке.
ВШ: Мы отстаём сегодня в орбитальной группировке, нам надо её резко увеличивать, потому что наши соперники, их можно называть врагами, буквально засоряют космос спутниками, которые сейчас работают против нас. В том числе на поле боя и приносят нам конкретный вред. Вы же говорите о вещах, стратегически более далёких, с горизонтом в 10 лет, космический буксир объявили до 2030 года…
СП: Выиграть войну необходимо, раз уж в эту войну ввязались. Но есть два базовых момента: есть выигрыш войны и есть выигрыш мира. У России есть приличный опыт выигрыша войны. Но нам почти никогда не удавалось выиграть послевоенный мир, то есть получить по итогам войны мир, который нас бы полностью устраивал, был бы не просто лучше довоенного, но был бы источников новых достижений. И когда я говорил о буксире, я говорил не о выигрыше войны. Я говорил о том, как далее выигрывать мир.
Когда вы делаете крупный технологический прорыв на таком направлении как космос, у вас всегда возникает целый ливень зависимых технологий, которые можно использовать и в других местах.
ВШ: Раз мы затронули военную тему, давайте поговорим о специальной военной операции, которая проходит на Украине.
СП: В этой войне нет конфликта России и Украины. Украина не является субъектом военных действий, я не уверен, что ее можно рассматривать корректно и как объект. Она скорее поле, я говорю это чисто как аналитик. Это очень страшно для Украины, это очень сложно для меня, потому что я советский человек по рождению — для меня Украина такая же Родина как и Россия.
Война идёт не между Россией и Украиной, война — настоящая, а не спецоперация — идёт между Россией и Западом. Это пока метапроксивойна, которая в любой момент может превратиться в открытую. Подобная война не может пройти быстрее чем за два с половиной года, а скорее всего, она будет продолжаться более семи лет. Это долгое противостояние, у которого будут приливы и отливы, и было бы хорошо перевести его до состояния нормальной холодной войны. Это надолго. У этой войны большие ритмы, и она только-только начинается. Что касается кампании на полях Украины, это всего лишь элемент данной войны, одна из стратегических операций.
Эта война дошла до онтологического противостояния. Это война на уничтожение. Но не на физическое уничтожение противника, а на уничтожение его образа мира, образа настоящего и будущего.
Интересно, что впервые Запад, организуя блокадную политику, вместо того чтобы действовать рационально, начинает использовать взаимно неприемлемое оружие. Почему они это делают? Скорее всего, дело в том, что мы действительно подошли к определённому кризису развития цивилизации. В истории такие случаи бывали. Заканчивалось это цивилизационным и технологическим откатом, после которого создавались другие организованности, которые начинали другой этап развития.
Сейчас перед нами стоит очень сложная задача. В этой ситуации победы в войне недостаточно. Важно сейчас не только выиграть войну, важно выиграть мир. Россия должна выиграть послевоенный мир.
ВШ: Есть впечатление, что Запад ввёл сгоряча все возможные санкции. Уже идёт пятый пакет санкции, а мы пока не торопимся.
СП: Мы действительно не торопимся, и это сильная реакция. Хотя мы ощутим на себе последствия санкций. Но тут есть тонкость.
Санкции настолько всеобъемлющие, что они выбрасывают Россию из мирового экономического пространства, а дополнительно сказанные в адрес президента слова усиливают действие. Президент понимает, что у него нет другого выхода, как из этого пространства уйти и строить своё собственное. <…> У России есть шанс быть первой по созданию автаркной экономики, а создавать такую потом будут все. Точнее, второй — Китай такую экономику уже имеет. Это переход к хозяйствованию и это хорошие возможности. Да, кризис у нас будет, но он далеко не в первую очередь будет связан с санкциями. Он будет связан с тем, что одна экономика уже перестанет работать, а вторая ещё не начнёт работать.
ВШ: Предлагаю вернуться к космосу. Вопрос посвящён нашей лунной программе: в августе полетит «Луна-25», и президент об этом говорил, и Дмитрий Рогозин. Давайте представим, что лунная станция работает, как это в нашей войне может помочь?
СП: В войне никак. А в мире — очень может. То, что происходит сейчас, это разрушение. Причём рушим мир не мы. Рушит свой собственный мир Запад, и, похоже, делает это осознанно. Из этого разрушения придётся выходить. В истории до сих все выходы из такого типа кризисов были через расширение пространства, которое контролирует цивилизация. Вы выходите дальше через тот кусок мира, который раньше не был освоен. На земле сейчас такого пространства практически нет. Отсюда естественное желание, чтобы начать новый этап развития, выйти за пределы Земли. А поскольку в ближайшие столетия земноподобных планет мы не обнаружим, необходимо начать осваивать планеты с нечеловеческими условиями. Да, это жизнь в других условиях. Но люди, уплывая за океан в XIV веке, тоже не имели гарантий, что там, куда они плывут, можно будет жить. Но как-то они находили землю и выживали. Луна — может быть, и не первоочередная цель. С точки зрения выигрыша войны, это бессмысленно. А с точки зрения выигрыша мира, это, может быть, не самый лучший из возможных ходов, но один из нужных. Нам нужен успех. Если мы эту миссию проваливаем, это очень сильный удар по реноме Рогозина, по реноме президента и по стране в целом. Если же миссия реализуется, то она даёт уверенность отрасли, что та может двигаться дальше, вернувшись на ту позицию, с которой откатывалась. С военной точки зрения, это операция, обречённая на успех — для поднятия духа воинов. Это интересно и важно.