Андрей КОНСТАНТИНОВ: «КПСС играла роль султана»

В советской системе никто не мог думать и чувствовать самостоятельно. Все думы и чувства предписывались Партией

Есть что-то таинственное в быстром падении власти в Российской Империи в 1917 году. Коммунисты пытались этим фактом подтвердить слабость царской власти и силу своей, пока в 1991 году сами не потеряли власть в течении трех дней. Дабы понять причину быстрого обрушения власти, обратимся к труду Никколо Макиавелли «Государь», верней к той его части, где описывается два вида устройства единовластного правления.

В советской системе никто не мог думать и чувствовать самостоятельно. Все думы и чувства предписывались Партией

«Все единовластно управляемые государства разделяются на те, где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности и помогают ему управлять государством, и те, где государь правит в окружении баронов, властвующих не милостью государя, но в силу древности рода».

«Бароны эти имеют наследные государства и подданных, каковые признают над собой их власть и питают к ним естественную привязанность. Там, где государь правит посредством слуг, он обладает большей властью, так как по всей стране подданные знают лишь одного властелина; если же повинуются его слугам, то лишь как чиновникам и должностным лицам, не питая к ним никакой особой привязанности».

Вместо единовластия султана в Советском Союзе было единовластие коммунистической партии, объявлявшейся высшей инстанцией, «честью и совестью нашей эпохи», всего общества.

«Примеры разного образа правления являют в наше время турецкий султан и французский король. Турецкая монархия повинуется одному властелину; все прочие в государстве — его слуги; страна поделена на округи — санджаки, куда султан назначает наместников, которых меняет и переставляет, как ему вздумается. Король Франции, напротив, окружен многочисленной родовой знатью, привязанной и любимой своими подданными и, сверх того, наделенной привилегиями, на которые король не может безнаказанно посягнуть».

«Если мы сравним эти государства, то увидим, что монархию султана трудно завоевать, но по завоевании легко удержать; и, напротив, такое государство, как Франция, в известном смысле проще завоевать, но зато удержать куда сложнее. Державой султана нелегко овладеть потому, что завоеватель не может рассчитывать на то, что его призовет какой-либо местный властитель, или на то, что мятеж среди приближенных султана облегчит ему захват власти. Как сказано выше, приближенные султана — его рабы, и так как они всем обязаны его милостям, то подкупить их труднее, но и от подкупленных от них было бы мало толку, ибо по указанной причине они не могут увлечь за собой народ. Следовательно, тот, кто нападет на султана, должен быть готов к тому, что встретит единодушный отпор, и рассчитывать более на свои силы, чем на чужие раздоры.

Но если победа над султаном одержана, и войско его наголову разбито в открытом бою, завоевателю некого более опасаться, кроме разве кровной родни султана. Если же и эта истреблена, то можно никого не бояться, так как никто другой не может увлечь за собой подданных; и как до победы не следовало надеяться на поддержку народа, так после победы не следует его опасаться».

В описании образа правления Турции легко увидеть аналогию и в устройстве власти в СССР. Вместо единовластия султана в Советском Союзе было единовластие коммунистической партии, объявлявшейся высшей инстанцией, «честью и совестью нашей эпохи», всего общества. В советской системе никто не мог думать и чувствовать самостоятельно. Все думы и чувства предписывались Партией.

В такой безальтернативной партийной системе люди буквально являлись рабами, полностью зависимыми от партии людьми. Советские люди, также как рабы султана, проявляли удивительное единодушие и неподкупность. Также как подданные султана, граждане СССР были деморализованы в результате запрета деятельности КПСС и легко увлеклись новой демократической властью.

«Иначе обстоит дело в государствах, подобных Франции: туда нетрудно проникнуть, вступив в сговор с кем-нибудь из баронов, среди которых всегда найдутся недовольные и охотники до перемен. По указанным причинам они могут открыть завоевателю доступ в страну и облегчить победу. Но удержать такую страну трудно, ибо опасность угрожает, как со стороны тех, кто тебе помог, так и со стороны тех, кого ты покорил силой. И тут уж недостаточно искоренить род государя, ибо всегда останутся бароны, готовые возглавить новую смуту; а так как ни удовлетворить их притязания, ни истребить их самих ты не сможешь, то они при первой же возможности лишат тебя власти».

А в этом отрывке легко усмотреть ситуацию разрушения Российской Империи в 1917 году, когда высшая знать, «бароны», буквально пригласила революционеров в страну и сама свергла законную царскую власть. Чтобы обезопасить февральские завоевания революции, в октябре баронов помножили на ноль. Во Франции революция, кстати, сделала тоже самое, но на сто с лишним лет раньше.

Зафиксируем ситуацию: после падения власти КПСС российское общество представляло собой довольно однородную, хотя и бурлящую массу людей. Если неоднородные иерархически устроенные общества могут управляться через сословные и классовые институты, которые также дают власти обратную связь с обществом, то обратная связь от однородной массы советских людей осуществлялась через структуры КГБ. Эти же структуры служили достижению однородности через репрессии против тех, кто мешал установлению всеобщего равенства.

С падением единовластия КПСС резко изменилась и роль спецслужб. В начале даже казалось, что произойдет их ликвидация, но они выжили и даже могут вернуться к своей прежней роли в случае реализации проекта «СССР-2».

Вам будет интересно