Разрушение индустрии — это не просто ликвидация промышленности, которая оборачивается потерей национального суверенитета. Это — гигантский цивилизационный сдвиг, чреватый деформацией человеческой природы. Европейский человек всегда находился в рабочем состоянии. Современный западный капитализм проводит демобилизацию, ибо он больше не нуждается в индустрии. Ведь что такое индустрия? В переводе с латыни «индустрия» — усердие.
Кузница мужчины
Усердие — красивое и ёмкое русское слово. Означает оно рвение в исполнении задачи. Это — бескорыстное, искреннее действие; действие, которые ты совершаешь по велению сердца (от сердца). В христианстве усердие считается добродетелью. А в исламе эта добродетель называется джихадом. Одновременно industria переводится с латыни как «деятельность». Исходя из этого, деиндустриализацию следует понимать как прекращение деятельности и отказ от бескорыстия. Не надо забывать, что труд создал человека. Неважно, из кого — из обезьяны или потомка Адама. Главное, что, добывая хлеб свой насущный в поте лица своего, человек постигал материю этого мира и мечтал о мире нематериальном.
Говоря об индустрии, мы подразумеваем промышленность. Сейчас, правда, индустрией называют всё подряд: «индустрия моды», «индустрия красоты», «индустрия кино». Но даже эти определения подчёркивают массовость производства — его промышленные масштабы. И это верно. Именно с появлением фабрик начался индустриальный век, появились индустриальные страны. Однако промышленная революция произошла не вдруг. Она стала итогом всей человеческой индустрии: людской деятельности и усердия. Кузница — первый завод человечества, а кузнец — первый пролетарий. Фигура кузнеца — архетип рабочего класса. Недаром его орудие — молот — служит элементом коммунистического символа. А в символе национал-большевизма скрещены орудие и изделие кузнеца: молот и меч. В русском эпосе именно кузнец схватил Змея Горыныча за длинный язык и пригвоздил его, а потом умерщвил змея, лишённого свободы движения.
Промышленная революция произошла не вдруг. Она стала итогом всей человеческой индустрии: людской деятельности и усердия. Кузница — первый завод человечества, а кузнец — первый пролетарий. Фигура кузнеца — архетип рабочего класса.
Народ видел, что кузнец занимается необычным ремеслом. Одно дело порты сшить, а другое — выковать плуг, серп, меч. Кузнец, работая со стихиями огня и воды, активно воздействовал на материю, которая, казалось бы, воздействию не поддаётся. Кузнец показывал: материальный мир можно изменить — перековать. Было бы желание и умение. Как гностики держат в тайне информацию о сущности Бога, так и кузнецы тщательно берегли секреты своего ремесла. Кузнецкое дело требовало (и продолжает требовать) недюжинной физической силы и выносливости. Понятно, что кузнецом мог быть лишь мужчина. Как отмечают историки и этнографы, кузница играла роль «мужского клуба», где собирались мужчины рода, племени, а затем сельской общины, чтобы не только наточить плуг или подковать коня, но и обсудить местные новости и злободневные вопросы. Так что изначально индустрия была мужской территорией.
Рабочая тотальность
Средневековые цеха тоже были мужскими объединениями. Ситуация начала меняться в преддверии промышленной революции, когда появились ткацкие мануфактуры, где использовался женский и детский труд. А после промышленной революции, в конце XIX века, женщины стали даже в забой спускаться. «С тех пор, как женщина, превращённая в работницу, захвачена была колёсами крупной промышленности; с тех пор, как ребёнок последовал за ней в этой роли более дешёвого орудия — или прислуги при орудии, — что остаётся от рабочего домашнего очага? — задавался вопросом французский революционный коллективист Жюль Гед и сам же отвечал на него. — Ничего, или, ещё хуже, тревоги и лишения. Самое материнство было по мере возможности запрещено матери, — пролетарской, — трудовую силу которой “филантропически” призваны были освободить ясли и приюты, к величайшей выгоде для капиталистического производства. Не говоря уже о том, что к дневному труду, опустошающему колыбель, прибавился ночной, опустошающий брачное ложе, так что от семьи остаются одни обязательства: квартира, платье, стол и пр.»
Несмотря на то, что женщинам пришлось испытывать на производстве неимоверные трудности, вовлечение их в индустрию положительно отразилось на человечестве. Мир работы стал тотальным. «Темп работы — это удар кулака, биение мыслей и сердца, работа — это жизнь днём и ночью, наука, любовь, искусство, вера, культ, война; работа — это колебания атома и сила, которая движет звёздами и солнечными системами», — поэтизировал Эрнст Юнгер свой взгляд на своё время. Юнгер поясняет, что «пространство работы не ограничено» — «рабочий день охватывает двадцать четыре часа». И противоположностью работы не является покой или отдых.
Мораль вырабатывается — выковывается. Она — результат индустрии: человеческого усердия и деятельности. Люди индустриального века выработали мораль производителя. Индустрия порождала человека деятельного и усердного — созидателя.
Юнгер, видя, как его современники организовывают свой досуг, пришёл к заключению, что не осталось ни одного состояния, «которое не постигалось бы как работа»: «Либо, как в случае спорта, он совсем неприкрыто носит характер работы, либо, как в случае развлечений, технических празднеств, поездок на природу, представляет собой окрашенный в игровые тона противовес внутри работы, но никак не противоположность ей. В связи с этим всё более утрачивают смысл выходные и праздничные дни старого стиля — того календаря, который всё менее отвечает изменённому ритму жизни». Однако вовлечение женщин в мир работы не повлекло за собой смешение ролей на производстве. Труд органично делился на мужской и женский.
Мораль на нас не падает с неба. Её не приносят людям пророки с длинными бородами. Не является она и продуктом массового мистического озарения. Мораль вырабатывается — выковывается. Она — результат индустрии: человеческого усердия и деятельности. Люди индустриального века выработали мораль производителя. Индустрия порождала человека деятельного и усердного — созидателя. Мир работы — это мир созидания. Это особенно отчётливо видно на примере рабочего государства — Советского Союза.
В СССР мир работы победил в кратчайшие сроки благодаря тотальной мобилизации, осуществлённой большевистским режимом. «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», — заявил Иосиф Сталин в речи на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 года. Советские люди с радостью откликнулись на призыв совершить большой скачок.
Мир работы — это мир созидания. Это особенно отчётливо видно на примере рабочего государства — Советского Союза.
Либералы неоднократно пытались высмеять мнение советской молодёжи 30-х годов: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Но благодаря усердию советского народа сказка стала-таки реальностью. Это легко доказать с помощью цифр. Советский Союз обгонял время. Миллионы людей работали самоотверженно, голыми руками строя сотни заводов, электростанций, прокладывая железные дороги и прорывая линии метро. Часто им приходилось работать в три смены. В 1930-м было развёрнуто строительство около 1500 объектов, из которых 50 поглощали около половины всех капиталовложений. Был воздвигнут ряд гигантских промышленных сооружений: ДнепроГЭС, металлургические заводы в Магнитогорске, Липецке и Челябинске, Новокузнецке, Норильске, а также Уралмаш, тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Уралвагонзавод, ГАЗ, ЗИС (переименованный затем в ЗИЛ) и др. В 1935-м открылась первая очередь Московского метрополитена общей протяжённостью 11,2 километра. Индустриализация распространялась и на сельское хозяйство. Благодаря появлению отечественного тракторостроения, с 1932 года СССР перестал ввозить тракторы из-за границы, а с 1934 года ленинградский Кировский завод наладил выпуск пропашного трактора «Универсал», который стал первым отечественным трактором, экспортируемым за рубеж. За десять предвоенных лет в СССР было выпущено около 700 тысяч тракторов, что составило 40% от их мирового производства.
«Энтузиазм и самоотверженность миллионов людей в годы первой пятилетки — не выдумка сталинской пропаганды, а несомненная реальность того времени», — утверждает историк-троцкист Вадим Роговин в книге «Была ли альтернатива?» Это признают и добросовестные западные исследователи. Лев Троцкий, который не упускал случая сурово раскритиковать линию Сталина и его самого, восторгался трудовым героизмом и подвижничеством советского рабочего класса. «Русский рабочий восприимчив, находчив и даровит, — писал он в книге «Преданная революция». — Любая сотня советских рабочих, переброшенная в условия, скажем, американской промышленности, не отставала бы, вероятно, от американских рабочих соответственных категорий». Троцкий подчёркивал великодушие, отзывчивость и восприимчивость советской молодёжи, в которой «живут разнородные, далеко не сложившиеся тенденции на подоплёке героизма». «Этими настроениями питается, в частности, новейший советский патриотизм. Он, несомненно, очень глубок, искренен и динамичен», — признавал опальный создатель Красной армии.
Сталин оказался прав: если бы Советский Союз не совершил рывок в мир индустрии, его бы смяли. Усердие советского рабочего класса позволило построить социализм в «одной, отдельно взятой, стране», который и победил в Великой войне.
Всеобщая демобилизация
Рабочий человек, который занимается превращением материи в полезные вещи, требует к себе уважения. После Второй мировой войны европейское рабочее движение одержало немало побед. Европейская буржуазия сдавала позицию за позицией. Проигрывая в позиционной войне, она решилась на беспрецедентный шаг — перенесла производственные мощности в страны с дешёвой и бесправной рабочей силой. С одной стороны, в результате этого переноса пролетариат появился в странах, где его почти не было — и это хорошо. С другой стороны, в Европе разрушается мир работы — и это катастрофа. Человека деятельного, созидающего, усердного, имеющего чёткие ориентиры, вытесняет нечто — бесформенное и дезориентированное, чья социальная значимость определяется суммой кредитов и размером ипотеки.
Европейская буржуазия сдавала позицию за позицией. Проигрывая в позиционной войне, она решилась на беспрецедентный шаг — перенесла производственные мощности в страны с дешёвой и бесправной рабочей силой.
В Европе почти не остаётся пространства мужской работы и пространства работы женской. Кузница сломана. Ткацкий станок — тоже. А в офисе всё перемешано. Чтобы щёлкать компьютерной «мышкой», не нужно обладать мускульной силой и мужским характером. Это отражается и на взаимоотношении полов. Тот, кто заявляет, что европейские женщины всё ещё погружены в «патриархальный ад» — либо безграмотный идиот, либо небескорыстный хитрец. В нынешней Европе для патриархата просто нет экономической базы. Европейский мужчина давно перестал быть добытчиком и воином. Вырождение мужчин — вот от чего страдают женщины Старого континента. Недаром парадоксальный итальянский кинорежиссёр Марко Феррери ещё в 1978-м снял фильм «Прощай, самец» (“Ciao, maschio”) с Жераром Депардье в главной роли. Вырождение мужчин оборачивается деградацией женского начала. В итоге на Западе образовывается общество убогих андрогинов. Мир без работы — это асексуальный мир. Заводские трубы, устремлённые ввысь, возвещали о желании человечества покорить небо и символизировали мужской порыв. Заводские трубы повалены. Мужчины больше не бьют молотом о наковальню, закаляя сталь. Они шуршат накладными.
В нашей стране все те же процессы, что и на Западе, были запущены реставрацией капитализма — болезненным процессом, обращённым вспять (причины которого мы здесь не разбираем). Советская экономика стала жертвой грабежа, вандализма и жадности предательской «новой буржуазии». Заводы, построенные как в дореволюционный период, так и советскими рабочими в 30-е годы, в буквальном смысле распилены на металлолом. Здания заводоуправлений и цеха переделаны под офисы. Или снесены. Часто на месте заводов вырастают кварталы «элитного жилья», где теперь гнездится «новая буржуазия» и её обслуга.
Об угрозе, которая нависла над суверенитетом России после её деиндустриализации, написано немало. Но главная угроза — это вырождение нашего населения. «Ладно, я старый уже… Сейчас на даче, в посёлке Новгородской области, — пишет на форуме, участники которого обсуждали легализацию гомосексуальных браков, Вячеслав Иванов, заместитель директора курорта «Старая Руса». — Каждый день вижу десятки спившихся и опустившихся молодых мужчин, валяющихся в буквальном смысле на дорогах. А рядом лесопилка, там работают узбеки. Их много. Они не пьют. Так вот девчонки вечером несутся туда с музыкой, хохотом… У многих женщин среднего возраста узбеки живут дома, на лето, на сезон… К чему это я? А ни к чему!!! Просто не в геях дело. Они были, есть и будут, а вот то, что мужики вымирают, как мужики думать надо. Страшно становится». Лесопилка — это, конечно, здорово. Но при советском строе на селе были колхозы, машинно-тракторные станции, животноводческие фермы и т. д. Людей — как мужчин, так и женщин — было чем занять.
Кузница сломана. Ткацкий станок — тоже. А в офисе всё перемешано. Чтобы щёлкать компьютерной «мышкой», не нужно обладать мускульной силой и мужским характером. Это отражается и на взаимоотношении полов.
Слабость российской экономики выпукло проявилась после того, как западные страны объявили России санкции, а цены на нефть рухнули. Всё время после развала СССР промышленный потенциал России разрушался. В начале 2014 года снесли даже завод, на котором в своё время работал отец президента Путина — петербургский «Вагонмаш» (в прошлом — Ленинградский вагоностроительный завода имени Ивана Егорова).
На примере судьбы «Вагонмаша» видна вся «рациональность» рыночной экономики. «Вагонмаш» вовсе не был «морально устаревшим производством», как заявляют те, кто оправдывают его снос. На заводе выпускали современные трамваи и вагоны метро. Именно инженеры «Вагонмаша» спроектировали и разработали новые вагоны метрополитена четвёртого поколения и развернули строительство нового высокотехнологичного производства инновационного типа для сборки поездов метро. Этот их проект получил название «НеВа», его признали лучшим инновационным проектом Санкт-Петербурга для нужд городского хозяйства. И тем не менее завод обанкротился и его в итоге снесли.
Наиболее сильный удар либерально-олигархический вектор развития экономики нанёс по отечественной машиностроительной промышленности. «На долю отечественных комплектующих элементов полного цикла в конструкции отечественных самолётов приходится 15–20%, а в некоторых образцах — 10–15% производимых в России; остальные детали приобретаем за рубежом. Доля наукоёмкой продукции отечественного машиностроения составляет всего 2–3% от общего объёма производства. Положение близко к наблюдавшемуся в период, предшествующий советской индустриализации», — отмечают эксперты Российского экономического университета имени Георгия Плеханова.
Бизнес идёт в те отрасли, которые приносят прибыль за короткое время. Предпринимателю выгодней купить месторождение, чем завод.
«К сожалению, “свой путь” у нас образовался, это путь пагубный и всем известный. Это продажа нефти и прочих природных ресурсов, продаём мало обрабатывая, с расчётом на высокие цены, — сетует кандидат экономических наук, доцент и преподаватель экономического факультета СПбГУ Вадим Капусткин. — С развала СССР прошла четверть века — это очень большой срок, а ситуация только усугубляется: доля нефти, газа и прочего сырья в нашем экспорте только растёт. При этом доля машиностроения — катастрофически маленькая. По структуре экспорта мы похожи на недалёкую развивающуюся страну. Это тот путь, по которому никто не хотел бы идти. И это не миф, а, к сожалению, реальность.
Президент Путин время от времени делал заявления о необходимости реиндустриализации России. Так, на Петербургском международном экономическом форуме 23 мая 2014 года он отметил, что «… будет разработан целый пакет мер по поддержке отечественных предприятий, способных производить конкурентную продукцию, в том числе будет создан специальный фонд развития отечественной промышленности». Однако эти его пожелания не воплощены. В итоге он признал, что Россия так и не слезла с «нефтяной иглы». Он объяснил это тем, что бизнес идёт в те отрасли, которые приносят прибыль за короткое время. Предпринимателю выгодней купить месторождение, чем завод, сказал президент.
Дальше потрафлять аппетитам сырьевых бизнес-корпораций нельзя. «В свете последних санкционных мер со стороны стран Запада речь идёт не просто о реформировании промышленного потенциала государства, но об обеспечении национальной безопасности», — отмечают эксперты РЭУ. И политикам давно пора прислушаться к мнению экспертов.
