Ещё одна опера появилась в репертуаре Мариинского театра — «Орлеанская дева». Мощный спектакль. Настоящая grand opera.
В хронологическом списке опер Петра Ильича Чайковского «Орлеанская дева» идёт вслед за «Евгением Онегиным». Если «Евгений Онегин» — это сцены частной помещичьей жизни, мелодрама, то «Орлеанская дева» — огромное историческое полотно, которое возвращает нас во времена Столетней войны.
Возлюбленная маршала Франции
В «Орлеанской деве» тоже есть мелодраматический мотив. Иоанна (Жанна д’ Арк) влюбляется в пленённого ею бургундского рыцаря Лионеля. Перевоспитывает его, превращая во французского патриота. Но ей не удаётся побороть в себе влечение к мужчине, и из-за этого она лишается небесного покровительства. Ведь она дала завет — на всю жизнь остаться девой и всю себя посвятить освобождению Отчизны. В итоге бичи Божьи в лице бургундских рыцарей, как бы наказывая за нарушение клятвы, пленят её, продают англичанам, а те обвиняют её в ереси и идолопоклонстве, и сжигают в Руане на инквизиционном костре. Получается, что Жанна пострадала из-за любви к мужчине, а не за любовь к Франции. На самом деле Шиллер, романтизируя личность Жанны, низводя её до девушки с обычными чувствами и желаниями, делая её «одной из нас», совершает подлог, ударяя по сакральным представлениям католиков.
Опера Петра Чайковского, точнее либретто, написанное им по мотивам романтической драмы Фридриха Шиллера «Орлеанская дева», пересказывает историю Девственницы Франции весьма и весьма вольно. Так, отца Жанны звали вовсе не Тибо, а Жак. Рыцаря Лионеля рядом с Жанной никогда не было. И быть не могло. Зато рядом был, как телохранитель и ментор, Жиль де Ре, произведённый в маршалы Франции после вступления войска Жанны в Реймс. Он испытывал к Жанне чувства, но это были чувства особого рода, ибо Жиль де Ре имел не совсем традиционные предпочтения.
Юная Жанна, судя по описаниям современников, обладала худой мальчишеской фигурой (что не скажешь о солистках), её волосы были подстрижены «под горшок», чтобы удобней было носить шлем. Такие внешние данные, как пишет французский историк Робер Амбелен, «в те времена не возбуждали мужского внимания у воинов, привыкших к забавам с пышноволосыми и пышнотелыми партнёршами». Сама же Жанна строго блюла мораль. Чтобы влюбиться в какого-то Лионеля, ей надо было бы отказаться от всего, во что она верила. Когда её воины накануне сражения решили повеселиться с гулящими девками, она вскочила на коня и, скача по лагерю, так колотила мечом по спинам девиц, что сломала его.
«Так что никто из мужчин не позволял себе даже игривых мыслей, когда Жанна спала на соломенной подстилке среди своих соратников или, когда, умываясь по утрам, она обнажала свой торс, — продолжает Амбелен. — Только одному из них могли прийти в голову иные побуждения: то был, конечно, Жиль де Ре. В его глазах Жанна — это паж, один из тех мальчиков, подростковую двуполость он обожал». Жиль, всячески скрывая свои переживания, сохранил преданность Жанне до конца. Дабы вызволить из плена своего кумира, он собрал войско из наёмников и двинулся во главе его на Руан. Но опоздал — пепел Жанны уже развеяли над Сеной. Затем Жиль израсходовал гигантские деньги на прославление Жанны. Он заказал «Мистерию об осаде Орлеана» и 10 лет оплачивал её постановку в театре, из-за чего едва не разорился.
Может быть, когда-нибудь безответная любовь Жиля де Рэ к Жанне д’ Арк будет рассказана на языке искусства, может быть, даже оперного. Почему нет? Но пока вернёмся к «Орлеанской деве» Чайковского.
Зеркальное отражение народовольцев
Я не театральный критик и не знаток оперы. Рассуждая о спектакле, я не оцениваю мастерство артиста. У меня нет на это полномочий. Это пусть критики отвечают на вопрос «как»: кто как спел, сыграл или станцевал. Мне интересней ответить на вопросы «зачем» и «почему». Почему появилась опера «Орлеанская дева»? Зачем Чайковский обратился к истории Девственницы Франции в вольной редакции романтика Фридриха Шиллера?
Советские критики превращали Чайковского едва ли не в тайного революционера. Якобы произведением Фридриха Шиллера в переводе Василия Жуковского зачитывалась русская «прогрессивная общественность», актриса Мария Ермолова читала монологи из «Орлеанской девы» на студенческих вечерах и «образ девушки-героини, беззаветно проникнутой идеей освобождения Родины, воспламенял сердца демократической аудитории». И Чайковский попал под очарование «народно-патриотического содержания трагедии»…
Странная для советской критики интерпретация, учитывая, что «девушка-героиня» из народа, восстановила династию и отдала жизнь за короля. (Споры о личности Жанны д’Арк ведутся в исторической науке несколько десятилетий — со времён появления школы историков-ревизионистов, которые доказывают, что Жанна была единоутробной сестрой Карла VII, внебрачной дочкой его матери — Изабеллы Боварской — от Людовика Орлеанского, брата Карла VI, отданной затем на воспитание Домреми, а некоторые историки доказывают, что и сам Карл VII родился от Людовика Орлеанского, так как Карла VI страдал тяжёлым психическим заболеванием.)
Премьера оперы «Орлеанская дева» состоялась в Мариинском театре 13 (25) февраля 1881 года. А через две недели народовольцы взорвали царя-освободителя Александра II. На это совпадение нельзя не обратить внимание. Акт «героев-народовольцев» — зеркальное отражение подвига Жанны, Жанны в традиционной, а не в ревизионистской версии.
Скорее всего «Орлеанская дева» привлекла Чайковского как материал для монументального эпического произведения. Вряд ли он вкладывал в своё произведения какие-то «народно-патриотические» смыслы. К тому времени он был большим признанным мастером, и хотел, чтобы палитра его творчества была максимально широкой. «От того дня, как впервые в Москве была сыграна Четвёртая симфония, до января 1881 года, когда были поставлены “Онегин” и “Дева”, его имя обросло славой, той самой славой, о которой когда-то он самолюбиво мечтал, которую одно время устал ждать, о которой ревниво думал всю жизнь, — пишет Нина Берберова в биографии композитора. — С премьеры “Онегина” из Москвы он метнулся в Петербург, к премьере “Орлеанской девы”. Были подношения, крики восторга, все то необходимое, утомительное и, конечно, приятное, что бывало и до того, — ему показалось, однако, что он ошибался, когда думал, что опера эта не сценична; может быть, всё-таки, думалось ему теперь, она выдержит не один десяток представлений? С волнением слушал он и петербургскую премьеру, он помнил, что сочинял “Деву” с большим расчётом, с меньшим самозабвением. Но и тут зал дрожал, и его выносили на руках, и топали в проходах люди».
Пётр Ильич, часто бывая во Франции, в Париже, хотел поработать с французским материалом. Вот и поработал. Но при его жизни «Орлеанская дева» не часто попадала в репертуар Мариинки. Что-то мешало. Что? Может быть, после взрывов бомб на Екатерининском канале общественная атмосфера в столице была такой, что публика «народный монархизм» «Орлеанской девы» всерьёз не принимала. Может быть… Так или иначе, опера, с восторгом принятая публикой, продержалась в репертуаре всего два сезона.
Что-то в воздухе
В репертуаре Кировского театра «Орлеанская дева» появилась сразу после Великой Отечественной войны — в конце 1945 года. Зачем было ставить спектакль, чтобы так безбожно резать его текст? «Обойти стократно упоминаемого Господа было невозможно, но реплики об ангелах и дьяволе отовсюду изъяты. Тибо д’ Арк на кафедральной площади Реймса упрекает дочь не в связи с адом, а в неком “земном грехе”. В финале первого акта куплет Иоанны с молением “Пусть горькая минует чаша” купирован: дева сразу поёт “Вперёд, вперёд, мы победим”, а её обращение к “сонмам ангелов небесных” заменено нелепым пассажем “О, девы тайные мечтанья! Мои друзья-односельчане, о том, что слышу я от вас, с небес мне был суровый глас”… Все упоминания британцев, то есть союзников, тоже вырезаны и рыцарь Лионель является абстрактным “пришельцем”», — читаем мы о весьма информативной программке Мариинского театра, выпущенной для зрителей спектакля. Наверное, ставя спектакль после войны, хотели сделать аллюзии на антигитлеровские партизанские движения, и да взяли не самый подходящий для этого материал. Ситуация на международной арене вскоре изменилась, и опера из репертуара выпала опять.
И вот третье пришествие «Орлеанской девы». Почему сейчас? Режиссёр постановки Алексей Степанюк говорит о переменчивости настроений толпы: «Народ, только что прославлявший свою спасительницу, с готовностью обрекает её на погибель — а потом, после смерти, объявит святой! Как часто такое бывало в истории, и судьбы Иоанны д’Арк — первая в ряду подобных». Мы тоже сейчас наблюдаем эрозию веры в кумиров. Заметим попутно, что некоторые суровые критики обвиняют Степанюка, да и Мариинский театр в целом, в подыгрывании толпе, в желании «угодить стремительно архаизирующимся вкусам непросвещенной части оперной публики» и одновременно — в сознательном подлаживании «под искусственно задаваемые властью установки на архаизацию и ставить конъюнктурные спектакли». Видимо, я, принадлежа как раз к непросвещённой части оперной публики, не заметил того, что авторы постановки «Орлеанской девы» выполняли некий заказ власти.
«Пожар, полыхающий в финале оперы, — нечто большее, чем костёр инквизиции, на котором гибнет Иоанна. Мы ведь ставим не историческую оперу “про рыцарей”, а романтическую, даже метафизическую. Огонь — это лейтмотив всего спектакля, символ всеобъемлющего пламени, в котором сгорает всё — весь наш мир с его безумием войн и ненависти, безумием псевдонравственных ценностей», — рассуждает дальше Степанюк. И вспоминая, что происходило семь лет назад в Донбассе, а до этого в Боснии, Грузии, Ливии, Сирии и так далее, с трактовкой режиссёра можно согласиться.
Так или иначе, то, что произведение, где девушка из народа спасает государство и его верховного правителя, появилось в репертуаре ведущего театра России именно сейчас — это знак. Всем знакомо ощущение тревожной атмосферы, французский кинорежиссёр Оливье Ассаяс обозначил его просто — «что-то в воздухе». И все мы дышим этим «что-то»: режиссёры, дирижёры, журналисты, продавцы, программисты, рабочие… Тревога за будущее страны нарастает. И эта тревога выливается в разные формы, в том числе оперные.
Дмитрий Жвания