Рукопожатие крепкое. Но не такое, когда человек намеренно желает показать, насколько он силён, а естественное. Рукопожатие человека, державшего штурвал корабля, умеющего вязать морские узлы и заниматься такелажными работами.
Бодрый ветеран
Скоро, 24 ноября, ветеран советского и российского флота Константин Павлович Державин отметит 94-летие. Он в отличной форме: следит за собой, занимается йогой. Позади – интересная и трудная жизнь моряка. Но Константин Павлович живёт не только воспоминаниями. Боец по природе своей, он активно участвует в общественной жизни Санкт-Петербурга – города, ставшего для него родным, преподаёт в Нахимовском училище, возглавляет петербургский Боцманский клуб.
Константин Павлович – «первонахимовец»: первый набор – первый выпуск. Нахимовское училище было создано в июне 1944 года «для устройства, обучения и воспитания сыновей воинов Военно-Морского Флота, Красной Армии и партизан Великой Отечественной войны». Недавно прошли торжественные мероприятия по случаю его 80-летнего юбилея. Константин Павлович участвовал в них. А как иначе, если его имя выгравировано одним из первых на бронзовых перилах Нахимовского училища?
Отец Константина Павловича – офицер ВМФ, участник Великой Отечественной войны, герой Советского Союза – Павел Иванович Державин. В ноябре 1943 года, будучи командиром бригады бронекатеров Азовской военной флотилии, он геройски проявил себя при высадке нашего десанта под Керчью и при обеспечении переправы через Керченский пролив. Под огнём гитлеровцев моряки под командой капитана 3-го ранга Павла Державина построили причалы для катеров, доставлявших с Таманского полуострова боеприпасы для нашего десанта. За «форсирование Керченского пролива, высадку десантных войск и переброску техники на Керченский полуостров и проявленные при этом отвагу и геройство» Павел Иванович и был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» за номером 2900.
С Константином Павловичем Державиным мы беседуем в небольшой кухне его квартиры на Лиговском проспекте. На кухонных полках – чайные кружки с портретами Иосифа Сталина и Владимира Путина. Константин Павлович убеждён, что Сталин – «великий вождь советского народа». О Путине мы не разговаривали. Но недавно Державин послал главе государства письмо, в котором попросил его разобраться, почему на площади Труда установили памятник Фёдору Ушакову в виде «истинного арийца», а не русского адмирала, причисленного к лику святых Русской православной церковью.
Одесса – мама, Питер – папа
– А где вас застал указ об образовании Нахимовского училища?
– В Одессе. Её уже освободили от немецкой оккупации. А ещё кто там был?
Видимо, Константин Павлович по преподавательской привычке проверяет меня на знание истории.
– Румыны.
– Румыны. Правильно, знаешь… И значит мы жили в Одессе на улице Гоголя – такая прекрасная улица, одна из самых красивых улиц Одессы. Узнав об указе об образовании Нахимовского училища, мама сразу побежала к командиру нашей военно-морской базы… Папа же на фронте, а Одесса вновь стала базой нашего флота. И командир базы дал направление: сын героя Советского Союза Павла Державина отправляется в ленинградское нахимовское училище.
Родился же Константин Павлович Державин во Владивостоке. Его отец служил на сторожевом корабле «Воровский»: «Немаленький корабль, но и небольшой». С 12 июня по 20 ноября 1924 года «Воровский» совершил первый в советское время дальний переход из Архангельска до Владивостока, а в 1931-м на этом сторожевом корабле вдоль побережья Приморья проплыл нарком по военным и морским делам Климент Ворошилов, вскоре произведённый в первые маршалы Советского Союза.
Мама Константина Павловича работала во Владивостоке в библиотеке, которая располагалась рядом с причалом, где швартовался «Воровский». В 1929-м родители нахимовца познакомились, поженились, а на следующий год родился он.
В середине 30-х боцман Амурской флотилии Павел Иванович Державин поступил в Ленинградское военно-морское училище имени М.В. Фрунзе и семья переехала на берега Невы. «Мы жили в Ленинграде, у нас была квартира на Барочной улице (Петроградская сторона – прим. Д.Ж.), однокомнатная махонькая такая, но там жили я, бабушка, папа и мама», – вспоминает Константин Павлович.
По окончанию училища Павла Державина назначили командиром дивизиона сторожевых катеров 26-го Одесского погранотряда. Так семья моряка оказалась в Одессе. Учитывая, что Константин Павлович родился во Владивостоке, а в раннем детстве успел пожить в Ленинграде и Одессе, я не мог не спросить его, какой город он считает родным.
– Нууу…Одесса – мой город родной, как поётся в песне (песня Исаака Дунаевского из фильма-спектакля режиссёра Георгия Натансона «Белая акация», снятого в 1957-м – прим. Д.Ж.). Одесса… Ну и, конечно, Ленинград. Я же мальчишкой жил в Ленинграде, и Нахимовское училище – в Ленинграде, и училище Фрунзе, которое я затем закончил, – в Ленинграде. И в XXI веке уже больше 20 лет непрерывно живу в Ленинграде… Ленинград – это родной город для меня и, пожалуй, самый главный город в моей жизни. Я его люблю.
– Вы не улавливаете, что между Одессой и Ленинградом есть какое-то родство?
– Не какое-то! Одессу всегда называли маленьким Ленинградом. Очень много общего. В Одессе прекрасный оперный театр и вообще там архитектура замечательная.
– На ваш взгляд, Одесса – русский город или чуточку еврейский? – спрашиваю я не без намёка на то, как отозвался о «жемчужине у моря» глава нашего государства.
– Неет… Он не немножечко еврейский. В Одессе в основном жили три нации: русские, евреи и украинцы. И они любили друг друга. Нашими любимыми анекдотами были еврейские… Никогда не было ненависти, отчуждения между национальностями. В нашей речи было много слов украинских и еврейских. Мы все их употребляли, я уже их подзабыл, но это было очень хорошо.
Когда началась война, Костю Державина с мамой эвакуировали из Одессы в Сибирь.
Константин Павлович рассказывает: «Там у мамы родная сестра жила, сразу, как началась война, мы эвакуировались из Одессы на пароходе. Столько народу было на том пароходе, торговом судне! Все каюты забиты, люди сидели и на верхней палубе. На нас налетели немецкие самолёты и начали бомбить, а папа командовал пограничным морским отрядом, который патрулировал эвакуационные суда. Немцы налетают, бомбят, а он артиллерией отбивает их (с 1940 года Павел Иванович Державин командовал 1-м дивизионом 1-го Черноморского отряда пограничных судов Украинского погранокруга – прим. Д.Ж.). Немецкие бомбы падали справа и слева, но в пароход не попали. И мы благополучно прибыли в Новороссийск, а оттуда в Сибирь. В Одессу мы вернулись сразу после её освобождения».
Питоны в тельняшках
– И вот Вы приехали из Одессы в Ленинград в конце лета 1944-го, прошло чуть больше полугода после полного освобождения города от блокады. Каким был наш город? Ваши впечатления? Что запечатлелось в Вашей памяти?
– В Ленинграде, конечно, были развалины. Вот в том месте, где сейчас фонтан у Нахимовского училища (прекрасный фонтан, кстати, сделали, красивый, замечательный), стоял полуразрушенный дом. В него бомба немецкая попала. А когда мы учились, немецкие военнопленные разбирали обломки этого дома, аккуратно собирали мелкий кирпичный бой, а потом уже с помощью крана крупные обломки убирали. А мы злорадствовали, что немцы не поднимают крупное. Но на самом деле они очень аккуратно работали, немцы вообще в этом отношении молодцы… Мы приехали, меня приняли…
– Без экзаменов?
– Экзамены мы сдавали: и письменные (сочинения писали), и устно нас гоняли. Ну, наверное, поблажки нам делали, всё же война шла.
– Когда вы почувствовали, что вошли в морское братство?
– У нас четыре роты было. Койки двухэтажные. Топили плохо, и нам велели спать в тельняшках. И когда я увидал, что мы все в тельняшках сидим на койках, у меня возникло такое чувство счастья и гордости, какое я больше никогда не испытывал: мы все в тельняшках сидим! Это моё самое счастливое воспоминание о нахимовском училище.
И вот после этого счастливого момента мы уже стали военными людьми. Нас учили старшины. Подъём – и надо хорошо заправить коечки. Если на одеяле морщина, старшина срывает одеяло, отшвыривает – перестелить! Если в строю кто шевельнулся или что-то вякнул, тут же старшина: «Выйти из строя!» Вышел. «Два наряда вне очереди!». Нас приучали к дисциплине, чтобы бы мы были военными людьми.
Первая зима была голодной. Страшная зима. Мороз, а у нас отопление не работает. Так мы на уроках сидели в валенках и в полушубках. Спали, как я сказал, в тельняшках, а потом нам выдали ночные рубашки, такие – ниже колен. Когда объявили, что закончилась война, а это произошло ночью, мы все вылетели в коридор и стали бегать, крича «Ура!». Такой был восторг… И эти рубашки рвали на груди.
– А старшинами были кто? Моряки, которых по ранению списали?
– Такие, конечно, были. Например, наш командир роты на войне потерял глаз, и мы его по своей глупости, не скажу – подлости, звали циклопом. Но самый знаменитый, самый уважаемый старшина, Сидоренко, высокого роста такой, худощавый, на фронте не был.
«С раннего детства романтик моря, чистейшей души человек. В нашей мальчишеской среде был непререкаемым авторитетом. Отличался обострённым чувством справедливости, честностью всегда и во всём, трепетным отношением ко всему, что касалось морского дела – вождению шлюпки, флажному семафору, вязанию морских узлов, знанию парусной оснастки и пр.» – так охарактеризовал Константина Павловича Державина его сокурсник Николай Павлович Соколов в статье, опубликованной на рубеже веков.
Меня всегда озадачивало то, что курсантов Нахимовского училища называют питонами. Какое отношение к морю имеет огромный африканский змей?
– Мы были не курсантами, а воспитанниками, – поправляет меня Константин Павлович. – И на нашем курсе, в первом наборе в Нахимовское училище, был паренёк Валька Воспитанный. Фамилия такая – Воспитанный. Командир роты командует: «Воспитанник Воспитанный, выйти из строя!». И все хи-хи-хи. Мы Валю сначала звали Воспитон, а потом сократили до Питона. А затем и вовсе решили, что мы все питоны: все же воспитанники!
– Как вам прививали морской патриотизм, гордость за принадлежность к русскому флоту?
– С нами работали великолепные преподаватели военно-морского дела. Но даже те учителя, которые преподавали не военно-морское дело, а литературу или историю, обязательно учили нас и тому, как возник русский флот, как он действовал, какие бои вёл – всё! Обязательно! Нас водили в Эрмитаж, в Домик Петра. Нас делали образованными людьми, поэтому в нахимовское училище направили лучших преподавателей Ленинграда.
Летом 1944-го и весной 1945-го авиация и флот гитлеровской Германии активно минировали Финский залив и Балтийское море. После войны воспитанников Нахимовского училища включали в состав экипажей тральщиков, которые разминировали акваторию Балтийского моря. Участвовал в этом и Константин Державин, причём и после того, как закончил Нахимовское.
– В связи с этим у меня есть документ участника Великой отечественной войны и участника боевых действий. Немецкие мины были якорные и магнитные, которые на дне лежат. Так вот на якорных минах подрывались наши корабли, так как она плавает на небольшой глубине.
Спасибо мерзавцу
После Нахимовского училища Константин Державин продолжил образование в высшем Военно-морском училище имени М.В. Фрунзе, в том, в котором в 30-е учился его героический отец. Успешно окончил его. Но на военном флоте прослужил недолго. В звании капитана-лейтенанта он вынужден был уволиться из ВМФ. Вынужден! То есть – не по своей воле. Политработник в личном деле Державина написал, что он ставит личные интересы выше государственных. Тогда всем офицерам предлагали купить облигации государственного займа, а Державин отказался. Не потому что не хотел, а потому что не мог.
– Я в то время учился на курсах повышения квалификации минёров-торпедистов в Севастополе. С женой и двумя детьми жил в съёмной квартире, оплачивая проживание из своего кармана. У меня просто не было требуемой суммы. Я готов был приобрести облигацию за меньшие деньги. Я попытался это объяснить заместителю командира по политической части. А он ни в какую. Но я не ставил личные интересы выше служебных, а тем более государственных. Это неверно. Это клевета.
– Что Вы почувствовали, когда осознали, что Вы уже больше не военный моряк?
Константин Павлович ответил не сразу. Какое-то время он смотрел в окно, будто в прошлое. Такое впечатление, что он всё ещё испытывает боль от того оговора хрущёвской поры.
– А я уже ничего не чувствовал, – наконец произнёс он. – Меня сократили с корабля, который я любил, как живого человека.
Константин Павлович служил на эскадренном миноносце Черноморского флота «Пламенный».
– Я так любил, так гордился им. Начальник политотдела собрал всех офицеров на корабле и попросил меня что-нибудь сказать на прощание. «Я всю жизнь буду гордиться тем, что служил на этом корабле!» – сказал я. Командир корабля встал, поднялся к себе в каюту и принёс мне в подарок книгу «Командование кораблём», подписал её.
«Державин попал в волну первых сокращений на флоте. В звании капитан-лейтенанта он сошёл с борта эскадренного миноносца Черноморского флота “Пламенный”, чтобы тут же подняться на палубу пассажирского парохода “Пётр Великий” – ну не мог он без моря! На различных судах гражданского флота Константин Павлович проплавал тридцать лет, последние восемь из них – капитаном. Не все наши ребята, офицерская служба которых не была прервана преждевременно, могут похвастать такой обширной географией своих дальних морских походов, которую подарила судьба Державину», – сообщает Николай Соколов.
– Иногда я думаю, что должен сказать «спасибо» тому мерзавцу, который меня оговорил, – уверенно заявил Константин Павлович. – Я отплавал 38 календарных лет. Это же очень много. Отбрасываю отпуска и ремонты – получается чистых 35 лет я прожил в море. Атлантический океан пересёк шесть раз, Индийский – два раза по параллели и один раз по диагонали (из Австралии в Красное море), Тихий океан пересёк один раз.
Понимая, что мой вопрос может показаться бестактным, я всё же задаю его. В конце концов Константин Павлович – морской волк, человек, который не нуждается в излишней деликатности.
– Кто-нибудь ещё, кроме Вас, жив из первого выпуска Нахимовского училища?
Я почти уверен, что Константин Павлович ответит – никого нет, все умерли.
– Да, – неожиданно для меня отвечает он. – Мишка Орлов. Но он совершенно ничего не слышит – оглох.
– Живёт где?
– В Ленинграде (за всё время Константин Павлович не разу не назвал наш город Петербургом). Я у него недавно был. Он прекрасный поэт. У него столько хороших стихов! Но он их не издал… Я ему говорю: «Миша, давай!». А он их спрятал по углам. Живёт с дочерью.
На кухне, где мы сидим, фотографии женщины.
– Жена? – спрашиваю я.
– Да, Верочка. Я пять раз был женат. Но настоящей женой считаю только её. Мы прожили двадцать два года. Она умерла четыре года назад. Она в Америке жила с матерью. Я ей написал, она сразу приехала… Верочка меня любила, когда я ещё был нахимовцем, а я любил море.
Дмитрий Жвания
В оформлении материала использованы фотографии с форума Находкинской мореходной школы