Война в философской оптике Ф.М. Достоевского

Dostoevski_guerra

Сегодня, в наивысшей точке кризиса новейшей истории России, требующей от народа сосредоточения и напряженного думания, нам, быть может, как никогда раньше, необходимо обратиться к мыслям нашего национального гения – Фёдора Михайловича Достоевского, чтобы рассмотреть события, происходящие на Украине, в оптике его философии войны.

Фёдор Михайлович изначально получил военное образование. Однако его жизнь, наполненная страстями, кредитами, лишениями, припадками эпилепсии… внешне была далека от военного дела. Но внутренне Достоевский был чуток к войне

Фёдор Михайлович Достоевский – фигура, безусловно, философская. Причём важно различить, что Достоевский – не философствующий литератор, как, например, Иван Тургенев, но именно философ с инструментарием литератора. В контексте русской философской мысли это принципиально важное различение. Константин Исупов утверждает: «По большому счёту, весь многоголосый хор русской религиозной философии вышел из романов Достоевского». К слову, и на Западе отношение к Достоевскому выстраивалось, прежде всего, как к философу: вспомнить хотя бы Фридриха Ницше, Эрнста Юнгера, Мартина Хайдеггера, Зигмунда Фрейда, Альбера Камю, Жан-Поль Сартра.

Фёдор Михайлович изначально получает военное образование. Однако его жизнь, наполненная страстями, кредитами, лишениями, припадками эпилепсии… внешне была далека от военного дела. Но внутренне Достоевский был чуток к войне, и это видно по тому, как он реагирует на войны, которым он был современник. Например, за Крымской войной (1853-1856) Достоевский внимательно наблюдает из Сибири, находясь там в ссылке. К тому же в этой войне участвовали многие люди, которых писатель знал лично. В это время Достоевский пишет несколько стихотворений о Крымской войне, стихотворение на коронацию государя-императора Александра и заключение мира. Конечно, можно разглядеть в этих жестах некоторую расчётливость и желание показать свою благонадёжность Императору. Но упрекнуть писателя в напускном патриотизме и измене себе – нельзя. Напротив, именно в сибирской ссылке, пройдя каторгу, и наблюдая за Крымской войной, Достоевский окончательно рвёт с либеральным прошлым и оформляется как имперец, государственник и, если угодно, консерватор.

Но углублять проблематику войны Фёдор Михайлович будет в связи с Восточным вопросом. Вспыхнувшая Русско-турецкая война (1877-1878), и предшествующий этой войне Балканский кризис 1875 года – это те события, которые явились отправной точкой в философии войны Достоевского. Для справки стоит напомнить, что Балканский кризис был вызван обострением отношений между турками и угнетёнными ими православными славянами, жившими на территории в Османской империи. Как следствие: боснийско-герцеговинское восстание в 1875 году и позже, в 76-ом году, объявление войны со стороны Сербии и Черногории. Как итог: вступление в войну России и победа русского оружия.

Когда всё ещё было на стадии восстания, Достоевский в «Дневнике писателя» высказывает мысль, что, скорее всего, «бесконечное герцеговинское дело», будет улажено дипломатическим путём. Но чем пристальнее Фёдор Михайлович всматривается в Восточный вопрос, тем очевиднее становится то, что вопрос этот будет решаться войной. Война случится, потому что есть идея, которая сталкивается с другой идеей. А идеи, Достоевский здесь следует Михаилу Лермонтову, – это создания органичные, они обладают тягой к воплощению, к реализации. Все войны начинаются с идеи, лишь потом сталкиваются армии, пушки, ружья.

О какой идее говорит Достоевский? Это идея славянофильская, даже панславистская идея, это идея объединения славян. Достоевский говорит, что на эту войну у всего славянского мира много надежд: «Всеединение славян – это не захват, не насилие, всеединение славян нужно ради служения человечеству». И эти надежды должны оправдаться, если, конечно, не вмешается Европа.

В том же «Дневнике писателя», рядом с размышлениями о Восточном вопросе, соседствует замечательный очерк под названием «Парадоксалист». Это, своего рода, развитие тезиса Гераклита о том, что война есть отец всех вещей. Достоевский говорит, что война есть дело замечательное и необходимое: «Без великодушных идей человечество жить не может, и я даже подозреваю, что человечество именно потому и любит войну, чтоб участвовать в великодушной идее. Тут потребность».

Писатель утверждает, что война инициирует процесс искусства, науки, культуры: «Если бы войны не было, искусство бы окончательно заглохло, потому что не было ничего, чтобы его возмущало, возбуждало. Мир буржуазный, капиталистический, который мы имеем сейчас, – хуже войны, потому что нечего ценить, нечего сохранять, совестно и пошло сохранять богатство, грубость наслаждений, всё это порождает лень, а лень порождает рабов. Достоевский пишет, что война развивает братолюбие, что она «великая соединительница народов». И еще: «Война равняет всех во время боя и мирит господина и раба в самом высшем проявлении человеческого достоинства – в жертве жизнию за общее дело, за всех, за отечество».

В 1877-ом году на страницах «Дневника» появится не менее парадоксальный тезис о том, что теперешний мир между цивилизованными нациями хуже всякой войны. Однако в своих размышлениях о войне как таковой Достоевский всегда подчеркивает: «Полезной оказывается лишь та война, которая предпринята для идеи, для высшего и великодушного принципа, а не для материального интереса, не для жадного захвата».

Небезынтересным здесь будет рассмотреть полемику Достоевского со своим коллегой по писательскому цеху – Львом Николаевичем Толстым. Толстой как раз во время Русско-турецкой войны публикует свой великий роман «Анна Каренина». Достоевский несколько выпусков «Дневника писателя» посвящает разбору романа. Фёдор Михайлович громит позицию Толстого, громит его главного персонажа – Левина, у которого, по словам Достоевского, вообще нет никакого сочувствия к угнетаемым славянам. Особенно Достоевского возмущает тезис Левина о том, что частные люди не могут принимать участие в войне без разрешения правительства: «Да моя теория та: война, с одной стороны, есть такое животное, жестокое, ужасное дело (удивительный контраст со словами Достоевского), что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке, и по здравому смыслу (Толстой, в отличие от Достоевского любил на него ссылаться), в государственных делах, в особенности в деле войны, граждане отрекаются от своей личной воли».

У Достоевского другой подход. Юридическое право на войну его вообще не беспокоит – его интересует право нравственное. Достоевский говорит, что человек как личность имеет право начать войну (для себя лично, в глубинном смысле), если он считает своё дальнейшее нравственное существование невозможным без того, чтобы внести свой посильный вклад в общую справедливую войну, и в этом случае участие в войне будет легитимировано не высшим правом, которым заведует государство, но совестью. К слову, ещё до официального вступления России в войну в Сербию отправилось большое количество русских добровольцев во главе с генералом Михаилом Черняевым, о котором нужно сказать отдельно.

Это была выразительная личность, его называли Ташкентский лев, Ермак XIX века. Он пользовался довольно большим авторитетом в военной среде, но знаменем всего русского движения Черняев становится после того, как отправляется добровольцем в Сербию, и за ним просто хлынул целый поток русских добровольцев. Черняев мгновенно становится лидером среди сербов, и вскоре Милан Обренович IV, сербский король, назначает его командующим сербской армии. Его рыцарские подвиги вызвали такое одушевление в России, что Александр II был вынужден объявить войну туркам, в результате которой, славянские народы были, наконец, освобождены от ига Оттоманской империи.

Вот что пишет Достоевский в «Дневнике писателя» за 1876-й год: «Обозначилась и ещё одна русская личность, обозначилась строго, спокойно и даже величаво, – это генерал Черняев. – Отправляясь в Сербию, он рисковал всей своей военной славой, уже приобретённой в России, а стало быть, и своим будущим. Тем не менее, это лицо уже обозначилось твёрдо и ясно: военный талант его бесспорен, а характером своим и высоким порывом души он, без сомнений, стоит на высоте русских стремлений и целей. Замечательно, что с отъезда своего в Сербию он в России приобрёл чрезвычайную популярность, его имя стало народным. И немудрено: Россия понимает, что он начал и повёл дело, совпадающее с самыми лучшими и сердечными её желаниями, – и поступком своим заявил её желания Европе. Что бы ни вышло потом, он может уже гордиться своим делом, а Россия не забудет его и будет любить его».

Генерал Черняев был пылким славянофилом. После войны он часто гостил у Достоевского. Вот как вспоминает то время дочь Фёдора Михайловича: «Когда бы я не зашла в комнату отца, я встречала там генерала, всегда сидевшего на привычном своём месте на диване и пылко обсуждавшего будущее объединение всех славянских народов. Мой отец чрезвычайно интересовался этим вопросом».

Возвращаясь к идее панславизма, которая так волновала Достоевского, и которую он считал главным двигателем Русско-турецкой войны, нельзя обойти стороной его очерк «Одно особое словцо о славянах». Вот цитата: «Не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, – у них характер в этом смысле как у всех, – а именно потому, что такиевещина свете иначе и происходить не могут. Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперёд».

Достоевский верит, что Россия освободит славянство, но после этого славяне не преисполнятся благодарностью к освободителям, а напротив, обратят свои взоры к Европе, и именно у Европы будут просить защиты от России, которая якобы освободила их в корыстных целях. Эти слова, действительно пророческие. В 2014 году их часто цитировали по отношению к истории, которая развернулась на Украине и в Донбассе.

Как видно, философия войны Достоевского – это не случайные, ситуативные высказывания. Это выстраданная, продуманная позиция. Достоевский в течение нескольких лет её вырабатывает, формулирует и проговаривает. Война интересует Достоевского в том ключе, в котором она будет интересовать его наследников: Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Ивана Ильина, во многом Владимира Соловьёва. Если сравнивать западные, давно популярные, концепции «справедливой войны» с видениями войны Достоевским, Бердяевым, Булгаковым, Ильиным, то, конечно, это просто детский лепет, игра в философию, но не философия.

Достоевского, действительно, война интересует в нравственном измерении, экзистенциальном, в историософском, глобальном масштабе; война как завершение серьезнейших онтологических вопросов, война как катаклизм, который должен завершить важнейшие процессы в истории человечества; а с другой стороны, война волнует его как пространство риска, как пограничная ситуация; война, которая отражается в сердце человека. В размышлениях о войне сходятся Достоевский-философ-имперец, заинтересованный в судьбе Отечества и Достоевский-философ-экзистенциалист, которого интересует конкретно частный человек.

Наш лагерь патриотов делает акцент на Достоевском-консерваторе, который говорит про историю, про войны, а наш либеральный лагерь, когда заговорит о Достоевском, хотя это всё реже и реже случается, убеждает, что Достоевский – апологет человека. В действительности противоречий в этом нет. Как раз в вопросе о войне это лучше всего просматривается. Достоевский-имперец говорит о том же, что и Достоевский-экзистенциалист.

Материал является расшифровкой лекции курса «Философия войны и смерти» Андрея Коробова-Латынцева, адаптированной в текст публицистом Никитой Рогозиным

Идёт сбор слушателей на бесплатный курс «Русская военная философия» Андрея Коробова-Латынцева. Регистрация здесь https://solsevera.ru/russmillphilosophy

Вам будет интересно