В 1942 году Гитлер открыто заявил, что в его задачи входит расчленение СССР и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Тогда мы отстояли своё континентальное государство. Но так получилось, что спустя несколько десятилетий, без всякой войны сбылись прогнозы, которые давал Гитлер. Планы нацистского лидера были реализованы победителями в той войне собственноручно – государство разложилось изнутри и самораспустилось, а народ-победитель пассивно взирал на это, не оказав никакого сопротивления.
Как же так получилось, что, победив в самой страшной войне в истории человечества, отстояв своё государство под натиском всей Европы в середине XX столетия, мы без боя сдались в конце того же века, сдав всё, за что было заплачено миллионами жизней? Ответ прост и драматичен: мы потеряли Идею существования государства. А без этой идеи потерялся смысл мобилизации, консолидации усилий, устремлений в будущее, свершений, присутствия в истории, отстаивания своих интересов.
Без Идеи государства незачем мобилизоваться, модно разлагаться; не к чему прикладывать общие усилия – можно не париться. Апатия, бесцельность, бессмысленность, безыдейность — это всё, что мы пережили за последние 25 лет и продолжаем переживать – следствие безыдейности, и никакие суррогаты модернизации без мобилизации не смогут этого компенсировать. Распад и падение обломков нашей государственности стало следствием отсутствия идеи, отвечающей на вопрос: «А государство зачем?»
Летим, но падаем
Идея государства не исчезла вдруг. Она выродилась. Сначала в головах советских элит, которые деградировали и интеллектуально обессилили, а вслед за элитами остывающая советская Идея перестала восхищать, фасцинировать, а потом и вообще как-то трогать, массы – народы этого большого государства, созданного Сталиным. Без идеи оно рассыпалось, как карточный домик, потому что только Идея является главной движущей силой, источником мотивации, сплочения и мобилизации народов в единый государственный организм. Силу её воздействия и последствия её отсутствия мы смогли испытать на собственном опыте, воочию созерцая последствия её отсутствия — распад, стагнация, упадок.
Но самое страшное, что всё это продолжается и сегодня. Всё, что с нами происходит — это продолжение безыдейного остывания всей 1000-летней государственности и её ослабление, которое неумолимо ведёт нас к дезинтеграции. Мы, конечно, выскочили из неуправляемого штопора 1990-х годов, восстановили управляемость, но всё ещё продолжаем падать. Сейчас мы наконец признали ценность государства, в отличие от ельцинского периода, когда открытым текстом заявлялось, что государство – это не ценность.
Апатия, бесцельность, бессмысленность, безыдейность — это всё, что мы пережили за последние 25 лет и продолжаем переживать – следствие безыдейности, и никакие суррогаты модернизации без мобилизации не смогут этого компенсировать.
Заявлялось это либералами – носителями другой идеи, во всём полностью чужеродной нам и противоположной нашему историческому опыту и внутренней ментальности.
Нынешняя ситуация чуть изменилась: мы признаём ценность государства, но не можем понять – а зачем оно? К какой цели устремлена та единая консолидация народов, в которой государство проявлено? Какова наша историческая миссия и каков, в конце концов, эсхатологический финал существования нашей цивилизации, которую мы отстаивали в течение 1000 лет, и нерв, который мы перестали ощущать 25 лет назад? Предлагаемые, так называемые «нацпроекты» и «майскиеуказы» — это, при всей их важности, не тот масштаб. Они не в состоянии мобилизовать даже чиновников на освоение бюджетных средств, не говоря уже о народах евразийского континентального пространства.
Какова наша историческая миссия и каков, в конце концов, эсхатологический финал существования нашей цивилизации, которую мы отстаивали в течение 1000 лет, и нерв, который мы перестали ощущать 25 лет назад? Предлагаемые, так называемые «нацпроекты» и «майскиеуказы» — это, при всей их важности, не тот масштаб.
Без возвращения идеи существования государства нынешний распад продолжится, он не остановится, и будет продолжаться дальше, а Россия будет терять и дальше фрагмент за фрагментом, так же, как распадались многие другие империи или цивилизации, государства, лишившись идеи своего существования.
Когда был запущен процесс утраты Идеи
Процесс распада, разложения и остывания идеи начался после смерти Сталина, с Хрущёва, который подверг жесточайшей ревизии ту идеологическую модель, которая Сталиным была создана. И тезис о возвращении к ленинским принципам и стал моментом сворачивания нашей государственности, потому что государственность Сталина была создана не на ленинских принципах. На это указывали многие ещё советские исследователи, анализируя т.н. «политическое завещание Ленина», то есть, цикл статей, посвящённых государственному устройству с одной стороны, и того, на основании каких мировоззренческих ценностей Сталин создал своё государство – с другой.
По сути, Сталин полностью дезавуировал «завещание Ленина», и возвращение к ленинским принципам Хрущёвым очень сильно расшатало сталинскую государственность. Чуть позже Брежнев её «подморозил», а именно, просто не стал ничего трогать, менять и даже осуществил некий сталинистский ренессанс. Но Горбачёв вновь вернулся к ленинским принципам и тем самым окончательно доразрушил сталинское государство, которое ленинским было лишь номинально. На самом же деле Сталин создал национал-большевистское государство, а не марксистское, на чём настаивали Ленин, а позже Троцкий.
Правая политика, левая экономика
Несмотря на то, что «построение социализма в отдельно взятой стране» – это ещё ленинский тезис, и именно он и лёг в основу сталинского государства, всё остальное, о чём писал Ленин в своём «завещании», было перетолковано вплоть до полной противоположности. Главное же отличие сталинского государства от, условно, ленинского в том, что оно было не марксистским, на чём настаивал Ленин, а национал-большевистским, то есть, политически правым.
Ленин предлагал исключительно левую модель. Сталин скорректировал её в национал-большевистском ключе, легализовав правые политические ценности, такие, как консерватизм, традиция, существование органических общностей (народов), и даже религию.
Ленинская идеология была строго левой: левой экономически, то есть в её основе лежала идея социализма, но и левой политически, что подразумевает социальную модернизацию, раскрепощение личности, атомизацию и отбрасывание всех традиционных ценностей – создание искусственной общности (политический класс) на месте традиционной, органической общности (народ). Ленин предлагал исключительно левую модель. Сталин скорректировал её в национал-большевистском ключе, легализовав правые политические ценности, такие, как консерватизм, традиция, существование органических общностей (народов), и даже религию, которая с 1943 года была признана данностью. Всё это он вернул и на основании этого одержал победу в войне, создав мощную консолидированную государственную конструкцию.
Государство Сталина было политически правым, а экономически оставалось левым, то есть идея социальной справедливости была сохранена на фоне восстановления консерватизма, патриотизма, державности. И именно в этом заключался секрет и успех сталинской государственности. Она не была строго левой — в отличие от призывов Ленина и Троцкого. Этот секрет он реализовал в форме нашего, советского государства, но не сообщил о нём своим преемникам, потому что он их, к сожалению, не подготовил.
Хрущёв продолжал реализовывать то, что изучали и исповедывали теоретики марксизма-ленинизма. Но это была инструкция от другого, несуществующего государства, не от того, которое мы имеем по факту.
Стихийная передача власти после смерти Сталина, по сути, её падение и захват совершенно случайными людьми под предводительством слабоумного выскочки Хрущёва — и стала моментом начала сворачивания всего советского проекта. Потому что Хрущёв продолжал реализовывать то, что изучали и исповедывали теоретики марксизма-ленинизма. Но это была инструкция от другого, несуществующего государства, не от того, которое мы имеем по факту. Весь марксизм-ленинизм — это была инструкция от другого прибора. И когда Хрущёв по этой инструкции начал эксплуатировать доставшуюся ему государственность, она пришла в состояние разноса, потому что это была не та государственность.
И этого секрета – того, что наше государство не марксистское, а национал-большевистское — Хрущёв и его приспешники просто не знали, не понимали, не ощущали. А Сталин не сообщил, потому что это было сделано вопреки воле Ленина, и если бы он открыто это признал, он бы лишился легитимности – признания со стороны советских пост-ленинских элит. И, по сути, тем самым он бы бросил вызов и революции, и всей ленинской теории, и марксизму – вообще всему. Что в итоге подорвало бы общую веру в непогрешимость Ленина и линию партии, что было недопустимо. Мало того, Сталин и сам мог бы попасть в жернова репрессий 1930-х годов, когда за малейшие отклонения от курса партии и ленинской идеологической модели люди лишались жизни.
Национал-большевизм Сталина и Берии
Именно поэтому Сталин официально признавал Ленина своим учителем, открыто называл себя его последователем, но в реальности делал всё вопреки ленинскому политическому завещанию и не признался в этом никому до самого конца. И именно это несоответствие теории и практики стало причиной сначала ослабления, а потом окончательного сворачивания всей величайшей имперской национал-большевистской, учитывающей традицию русского большинства, государственности.
Если бы вместо Хрущёва к власти пришёл кто-нибудь поумнее, например, Берия, а именно он по всем раскладам должен был стать преемником Сталина (Берия был настоящим сталинистом, в отличие от того «Берии», образ которого был создан Хрущёвым, которого мы все боимся и презираем, ненавидим как палача и маньяка – этот «Берия» виртуальный), то он бы продолжил курс Сталина без всяких издержек для государства, более мягко и либерально, но концептуально выверено.
По деяниям Берии мы видим, что он был именно наследником сталинского национал-большевизма. Но именно поэтому он и был устранён, ликвидирован.
Настоящий Берия был действительно сталинистом, национал-большевиком и продолжил бы тот курс, который не разрушил бы государство, но реформировал и укрепил. Из истории его деяний мы видим, что он был именно таковым наследником сталинского национал-большевизма. Но именно поэтому он и был устранён, ликвидирован, убит во дворе своего дома, потом демонизирован, оклеветан, оплёван, а слабоумный выскочка из «украинствующих» всё дело и загубил. С его приходом, по сути, всё и закончилось, но инерция и запас прочности сталинского государства позволило ему просуществовать ещё несколько десятилетий без каких-либо серьёзных изменений.
Брежнев: подморожение
Брежнев, свергший Хрущёва в результате внутриэлитного «бланкистского заговора» — что было сделано совершенно правильно, хотя и довольно поздно — тоже был не семи пядей во лбу. Но ему хотя бы хватило ума не браться за перестройку государства, какого-то его реформирования. Брежнев ничего не понимал ни в ленинских принципах, не рассуждал о национал-большевизме, он просто понял, что государство распадается, и заморозил реформы, которые начал Хрущёв, перестал что-либо в этой области предпринимать, и тем самым сохранил государство с огромным внутренним потенциалом и запасом прочности ещё на 18 лет. Так оно и просуществовало.
Брежнев ничего не понимал ни в ленинских принципах, не рассуждал о национал-большевизме, он просто понял, что государство распадается, и заморозил реформы, которые начал Хрущёв.
Дальше Андропов только открыл рот, но был застрелен. «Черненко хотел заплакать, но умер», а сменивший его Горбачёв, вновь вернувшись к ленинским принципам (а, собственно, перестройка и была программой реализации политического завещания Ленина: кооперация, взаимодействие коллективов, хозрасчёты, самофинансирование – всё, что Лениным как раз было описано в цикле его статей), всё окончательно и угробил.
В непонимании сути Идеи советской государственности последователями Сталина и крылась её ликвидация. Но сегодня, отказавшись от той национал-большевистской идеи – левой экономики социальной справедливости и правой политики сохранения консервативных традиционных ценностей, мы ничего другого не обрели.
Либерал-демократия Ельцина и запрос на сталинизм
Конечно, в какой-то момент нам был навязан революционным образом, через расстрел Верховного Совета из танковых пушек либерализм, а точнее либерал-демократия — западный, принятый некритично, неосмысленно идеологический проект. Либерал-демократия – это полный идеологический антипод национал-большевизму, а именно: левая политика и правая экономика. В том виде, в каком она была инсталлирована на нашу почву, она, конечно, угробила бы российскую государственность в считанные годы, что мы и наблюдали – её стремительную гибель. И только опять-таки запас прочности, заложенный Сталиным, не позволил окончательно разрушить российскую государственность за период ельцинского правления.
Либерал-демократия – это полный идеологический антипод национал-большевизму, а именно: левая политика и правая экономика.
Заслуга Путина заключается в том, что он эту ликвидацию государства остановил, но никакой другой Идеи так и не предложил. Её нет. По сути, он, как и Брежнев, просто остановил распад, заморозив статус-кво. Однако разрушение государственности всё-таки продолжается, только очень медленно. Раньше оно было заметно, каждый день на наших глазах обваливался кусок единой государственной конструкции. Сейчас она обсыпается и расшатывается очень медленно, незаметно. Но этот процесс продолжается.
Понимая всё это, обычные люди, граждане, народ, едва, но всё же ощущают проседание нашей государственности, которое на отрезке 20 лет уже становится весьма заметным. Отсюда такой истовый, экзальтированный сталинизм, который мы сегодня наблюдаем. Призывы к Сталину, обретшему форму виртуального полубога, взывание к нему, требование возвращения Сталина, сталинизма, в котором люди видят источник укрепления и развития государственности, что так и есть, и в отсутствии которого видят крушение и ослабление государственности, что, опять-таки, так и есть.
Путин, по сути, он, как и Брежнев, просто остановил распад, заморозив статус-кво.
Сталинизм – это не репрессии, не ГУЛАГ и даже не какие-то конкретные, политические формы правления. Сталинизм — это идея существования мощного единого, цельного Российского государства, социально справедливого и консервативно-державного. И этой идеи действительно хотят народы, жаждут и требуют её возвращения. Потому что другой не знают. А её противоположность или отсутствие – это неминуемая, быстрая или медленная, но неминуемая смерть. Идея государства – это залог его выживания, и для нас эта идея не может быть иной, нежели синтез державности и социальной справедливости в Традиции и евразийском масштабе.
