Для большинства обычных граждан, жителей современных российских городов, мигранты – это некий чёрный ящик. Они живут как будто в параллельной реальности, своей жизнью, хотя и находятся постоянно рядом.
Демографический аргумент как прикрытие
Когда-то это были совершенно забитые, бесправные люди, которые шарахались от каждого милиционера. Теперь они начинаются группироваться, временами нападать на тех, кого считают своими обидчиками, и даже отстреливаться. И чем дальше на них будет нарастать давление – власти, полиции, коррумпированных чиновников, тем больше они будут консолидироваться, давая отпор. Отыгрываясь, вымещая свои обиды не на чиновников, которые недосягаемы, а на тех, кто окажется рядом. В итоге мы получим достаточно большую, консолидированную, агрессивную массу тех, кого искусственно загнали в рамки бесправия и эксплуатации.
Оставляя проблему неконтролируемой миграции неразрешённой, закрывая глаза на непрекращающийся поток тех, кто в большинстве своём оказывается за рамками легального социального и правового пространства, озлобляя складывающиеся этнические группы бесчинствами со стороны контролирующих органов и беспринципных чиновников, мы сейчас сами сжимаем эту пружину.
Всякие же разговоры о том, что иммиграция, дескать, призвана компенсировать демографический провал, является лишь информационным прикрытием мотива наживы.
Пока очевидно одно – проблема будет нарастать, принимая всё более запущенные формы, именно по той причине, что никто пока так всерьёз и не взялся системно упорядочить этот вопрос. По крайней мере, за рамками наживы, которая и является по сей день движущей силой легальной и нелегальной иммиграции. Всякие же разговоры о том, что иммиграция, дескать, призвана компенсировать демографический провал, является лишь информационным прикрытием. Хотя бы по той причине, что значительная её часть находится за рамками легальности. Да и вряд ли кто-то всерьёз хочет заместить недостающее население России представителями иных, не традиционных для нас культур, или же носителями иной ментальности. Ибо к чему такое замещение приводит, наглядно видно по тому, что происходит в нынешней Европе, которую буквально захлестнула волна желающих заместить редеющее ряды коренных европейцев.
Не удивительно и встречное появление неких гражданских инициатив, направленных против неконтролируемого наплыва мигрантов. Негативная реакция принимающего общества возникает вследствие того, что ситуация критическая, а власть, особенно местная, продолжает закрывать на неё глаза. Можно даже сказать, что ситуация уже зашла в тупик, ибо общество не желает мириться с возрастающим потоком приезжих; мигранты всё менее готовы мириться с бесправным положением притесняемых всеми объектов эксплуатации; нечистые на руку чиновники и предприниматели не готовы отказываться от сверхдоходов и сверхприбылей. Казалось бы, причём здесь демография?
Если исходить из социологических законов, то базовое общество может интегрировать не более 10% приезжих в поколение, то есть в 25 лет. Полноценно ассимилировать – в три раза меньше, так как более-менее сносная ассимиляция возможна лишь к третьему поколению, особенно, если речь идёт о представителях иных культур и религиозных сред. Если же количество приезжих превышает 10% в 25 лет, а это не более 0,4% в год, то они не ассимилируются, а начинают создавать анклавы.
Базовое общество может интегрировать не более 10% приезжих в поколение, то есть в 25 лет. Полноценно ассимилировать – в три раза меньше.
Живя в анклаве, среди своих – носителей своего языка, своей культуры, того же вероисповедания, человек не видит необходимости менять идентичность в пользу той, которую предлагает принимающее общество. Мало того, он чувствует себя в своей среде более уверенно и естественным образом стремится эту среду расширить. Таким образом анклавы разрастаются. Со временем, если это становится нормой, этнические сообщества начинают требовать для себя всё больше и больше прав и возможностей, в том числе политических. В какой-то момент принимающее общество сталкивается с возникновением внутри себя политических групп, создаваемых на основе этнических сообществ: свои адвокаты, свои финансы, СМИ, а далее – политическая представленность, как следствие шантажа власти беспорядками или социальной дестабилизацией.
В итоге действительно складывается довольно угрожающая ситуация, и для общества, и для государства, которое, в случае наплыва достаточно большого количество мигрантов, теряет контроль над пространствами нахождения анклавов, размывает политическую монополию базового общества, и, что самое опасное, оказывается в зависимости от внешних сил – государств, управляемых своими большими диаспорами извне.
С другой стороны, начинает нарастать внутреннее давление на власть со стороны собственных, гражданских, общественных, а, в конце концов, и политических сил, возникающих на базе противостояния тем процессам, которые связаны с наплывом большого количества мигрантов. Возникают экзальтированные формы национализма, складываются неформальные политические группы, которые, если проблема не решается, а недовольство растёт, всё более радикализируются. В конце концов и они начинают шантажировать власть дестабилизацией, требуя легализовать политические формы представленности таких сил в органах власти, в целом, в политической системе страны.
Этнические сообщества начинают требовать для себя всё больше и больше прав и возможностей, в том числе политических. В какой-то момент принимающее общество сталкивается с возникновением внутри себя политических групп, создаваемых на основе этнических сообществ.
Власть, таким образом, оказывается между молотом политической активности этнических анклавов и наковальней внутренних радикальных сил, им противостоящих. И те, и другие взаимно индуцируют напряжённость в отношении друг друга, усугубляя ситуацию, но, тем не менее, именно таким обострённым образом обращают внимание на наличие проблемы, на которую никто до этого не обращал внимания на протяжении многих лет.
Пока же до этого не дошло, все делают вид, что ничего особенного и не происходит, что никакой проблемы нет, потому что есть частный интерес, который загоняет в страну мигрантов для снижения издержек на оплату труда; есть процедура откатов, распилов бюджета, взяток для чиновников. Поэтому последние и делают вид, что проблемы не существует.
Реакция на обострение
На проблему неконтролируемой миграции обращают внимание всякий раз, когда проблема обостряется, когда происходит очередная стычка, появляются травмированные, когда происходит стрельба и появляются погибшие. Вот тогда начинается спорадическая активность назначенных крайними чиновников, силовиков, профильных экспертов, происходят точечные, стихийные, как правило не впопад осуществляемые меры по затыканию очередной дыры. Когда уже в очередной раз проблему невозможно замолчать, не обратить внимания, делая вид, что всё в порядке и мигрантов у нас немного, они тихие. Нет, они не тихие! Их много, и будет больше, потому что таков доминирующий тренд, движимый жаждой наживы. А, значит, больше стрельбы, больше резни, крови. Вот тогда, наверное, власти, чиновники на местах, отдельные предприниматели опомнятся.
Есть частный интерес, который загоняет в страну мигрантов для снижения издержек на оплату труда; есть процедура откатов, распилов бюджета, взяток для чиновников.
Можно, конечно, в очередной раз всплеснуть руками, закатить глаза, и призвать «не нагнетать» обстановку, не преувеличивать, и подождать ещё немножко. Пока сплотившиеся и окрепшие в «боях» с «общественниками», с конкурентами, с недобросовестными работодателями мигрантские группы не начнут сами выходить со своими требованиями, уже не дожидаясь очередного повода. Пока они сами не начнут отлавливать представителей гражданских групп, которые когда-то их выводили строиться, и сводить с ними счёты. Пока они не начнут мстить, нападая сами. Везде так было, почему у нас должно быть иначе. Именно так события развивались в Косово: сначала они съезжались, потом требовали больших прав, потом требовали создания своих СМИ, признания своего языка, вхождения в парламент. А дальше они вытеснили оттуда сербов и создали суверенное государство. И пускай в России, в Москве, Питере это будет не создание независимых государств, а просто этнические анклавы, как, например, в Париже или Берлине, вряд ли от этого станет кому-то легче.
Решение проблемы: возможно ли оно?
Всякий раз, после очередного инцидента, резонно возникает вопрос – как решить проблему и возможно ли вообще решение? Ибо очевидно, что никто и никогда без экстраординарных мер и вмешательства государства не откажется от «лишних» доходов добровольно. Никто из работодателей не откажется от работника за 20 тысяч рублей в месяц в пользу работника за 40 тысяч рублей, если у первого можно забрать паспорт и выделить койку в перенаселённом подвале, вагончике, квартире дома под снос, а второму нужно обеспечить все положенные законом условия. А если взять масштабы таких мегаполисов, как Москва и Питер, и взглянуть на них глазами местных властей, глав округов, чиновников префектуры? Один мигрант – даёшь 20, списываешь 40. А если таких мигрантов тысяча? 20 миллионов рублей падают в чьи-то ненасытные карманы ни за что. Просто так. Кто ж от этого откажется?
Конечно, нам много приходится слышать о том, какие меры следовало бы предпринять: контролировать миграционные потоки, вводить квоты, выдворять тех, кто находится здесь нелегально. Да, это очевидные меры, о которых вспоминают только в тот момент, когда что-то произошло. Но ни до, ни после на это никто не обращает внимания.
Если мигрант легальный, нажива уменьшается, а соответственно, чтобы её увеличить, мигрант должен быть нелегальным.
Годами ведутся споры о том, что значит контролировать, кто должен устанавливать ограничения? Квоты вроде и были установлены ФМС, который обязан контролировать эти процессы, но кто их соблюдает? А кто контролирует соблюдение, и делает ли это в строгих рамках собственного же закона, или движим здесь интересами тех, в чьи карманы падают миллионы? Просто так. Конечно, должны быть санкции к каким-то чиновникам, какие-то дополнительные меры для их контроля, но в нынешней Системе, где всё построено на деньгах, кроме них никто ни о чём не думает. Ведь теми, кто приглашают сюда мигрантов, движет нажива. Если мигрант легальный, нажива уменьшается, а соответственно, чтобы её увеличить, мигрант должен быть нелегальным. Проблемы же с законом компенсируются взятками, в незначительном, учитывая масштабы, объёме издержек. А сотрудники районной полиции ходят с потерянным видом, бормоча, что, мол, это не моя территория, и вообще я не знаю, кто здесь живёт, откуда, и как сюда попали…
Правовой нигилизм нелегальной миграции
Раз уж мы оказались, вопреки всякой логике и здравому смыслу, в экономикоцентричном обществе, то вполне логично использовать хотя бы экономические меры регулирования контроля за миграцией. Например, ввести фиксированную ставку за приглашение иностранного специалиста, скажем, в 20 тысяч рублей в месяц. За приглашения высококвалифицированного специалиста с зарплатой от 80 тысяч и выше работодатель заплатит, ибо он ему действительно нужен. Платить же 20 тысяч к 20, что получает дворник, грузчик или не квалифицированный рабочий – нет смысла, ибо в «экономии» этой «двадцатки» в собственный карман и заключается вся суть нелегальной иммиграции.
Если от последствий использования незаконной миграции можно откупиться – значит, откупиться можно от всего. Тогда деньги, а не закон, с его избирательной практикой применения, становятся главным критерием.
Резонный вопрос – что нужно делать, чтобы работали законы? Сила государства, его суть в способности настоять на точном исполнении своих законов. Всякий, кто нарушает закон – размывает его, подрывая доверие к государству. Ведь массовое, повальное, а порой и демонстративное нарушение законов приводит общество в состояние правового нигилизма: если закон можно нарушить без последствий – грош цена такому закону. Если нарушить можно одному – значит, можно всем. Если можно нарушить один закон – значит, можно нарушить все. Если от последствий использования незаконной миграции можно откупиться – значит, откупиться можно от всего. Тогда деньги, а не закон, с его избирательной практикой применения, становятся главным критерием. Так мыслит общество, видя бесконечные потоки бесправных мигрантов, нескончаемой вереницей тянущихся на стройки капитализма ради – нет, не интересов государства и общества, – а личной наживы отдельных индивидуумов, ставящих себя и свою наживу выше закона.
Если государство устраняется от решения какой-то проблемы, там появляется другая сила: например, гражданские активисты, националисты, радикалы с обеих стороны, которые начинают замещать государство в решении острых проблем. Тогда государство теряет легитимность – доверие со стороны населения. Тогда правовой нигилизм подрывает доверие к закону, к служителям закона, представителям власти, к власти вообще. И здесь государство должно либо вернуться, восстановив равную законность для всех, монопольно применяя насилие против тех, кто закон нарушает; либо легализовать, узаконить тех, кто берётся за сложные вопросы, позволив им решать проблемы вместо государства, самостоятельно. Тогда возникают отряды самообороны, так называемая народная милиция, общественники, казаки, другие силы, которые самостоятельно, без государства, но в рамках закона, легально решают проблемы силовым образом там, до чего руки государства не доходят. И это нормальная практика.
Анклавы, как мы видим в Европе, начинают засасывать в себя тех, кто слаб в плане идентичности, забыл ответ на вопрос – кто я? «Кто мы?» – вслед за Освальдом Шпенглером задаётся вопросом. западное общество.
И всё же строгость и обязательность исполнения законов, контроль за этим процессом – это исключительная прерогатива государства.
Если же выйти за рамки экономикоцентризма, то наплыв мигрантов из иных культурных сред размывает и так уже достаточно побитую за период модернистских экспериментов нашу идентичность. Быть русским – что это значит? – вопрос по нынешним временам довольно не праздный. Как и быть татарином, быть якутом. Не политическое самоопределение, разрушительное для нашего общего государства, но идентичность. Ведь анклавы, как мы видим в Европе, начинают засасывать в себя тех, кто слаб в плане идентичности, забыл ответ на вопрос – кто я? «Кто мы?» – вслед за Освальдом Шпенглером задаётся вопросом западное общество. А мы кто? Русские? Или уже безродные, абстрактные, очищенные от органической идентичности «россияне»? Анклавы начинают обратную ассимиляцию, потому что они сильны в своей идентичности. А мы?
