И перед многими из них стоял мучительный выбор: какая из них ближе к сердцу
85 лет назад, 23 июня 1937 года, в Ленинград прибыл теплоход «Сантай», на борту которого находились примерно 1500 детей, а также сопровождающие их люди из северных провинций охваченных гражданской войной Испании. Большинство этих ребятишек до отъезда проживали в Астурии и Стране басков.
«Над всей Испанией безоблачное небо»
Напомним, что 18 июля 1936 года одна из испанских радиостанций передала условную фразу-сигнал к началу фашистского мятежа против республиканской власти – «Над всей Испанией безоблачное небо». В стране вспыхнула гражданская война, которая продолжалась более двух с половиной лет. Мы не будем сейчас вдаваться в подробности тех событий. Скажем лишь, что, по имеющейся информации, в ходе той войны погибли 450 тысяч человек, из которых 320 тысяч – сторонники республики.
У значительной части прибывших в июне 1937 года в Ленинград детей родители (или кто-то из близких родственников) к этому времени либо были убиты, сражаясь в рядах Испанской республиканской армии, либо сидели в тюрьмах на той части территории Испании, которую контролировали националисты.
«Вывоз маленьких испанцев в СССР начался в марте 1937 года. Самый первый теплоход прибыл в Феодосию, – рассказывает управляющий делами ТАСС Северо-Запад Станислав Вязьменский, который на протяжении уже многих лет изучает судьбы испанских детей войны. – Эвакуация испанских детей была крупнейшей гуманитарной акцией того времени. Ожидалось, что ребята побудут в Советском Союзе не больше года, а затем, после победы в гражданской войне республиканцев, вернутся на родину. Жизнь распорядилась по-другому. В войне победили националисты. И кто-то из испанских детей вернулся в Испанию спустя много лет, а кто-то – навсегда остался в нашей стране».
К этому надо добавить, что в СССР приняли детей не только коммунистов, но и социалистов, республиканцев и даже анархистов. Из охваченной гражданской войной страны ребят эвакуировали не только в СССР. Руку помощи протянули ещё шесть стран. Больше всех приняла Франция – приблизительно двадцать тысяч человек.
Школой стала война
Теплоход «Сантай» вышел из испанского города Португалете, сделал остановку во французском Пейоне, а затем взял курс на Ленинград. В номере газеты «Ленинградская правда» от 24 июня 1937 года был опубликован материал, где говорится, что те дети, которые, к счастью, не стали сиротами, перед посадкой на теплоход со слезами на глазах прощались со своими мамами. А уже в плавании писали трогательные письма на родину: «Мама, родная, будь спокойна за свою Хилиту, ведь мы едем к нашим друзьям, к самым лучшим советским товарищам. Мне бы очень хотелось, чтобы и ты так жила, как мы живём здесь на пароходе, а у советских пионеров нам, наверное, будет ещё лучше…».
В нашем городе испанских ребятишек встретили очень тепло. На Морском вокзале их приветствовали ленинградские сверстники. А на другой день состоялся праздник в недавно открытом Дворце пионеров (ныне Санкт-Петербургский городской дворец творчества юных, до революции – Дворец Разумовского). Газета «Смена» опубликовала любопытную фотографию: в будущем знаменитый гроссмейстер и известный пианист Марк Тайманов жестами общается с баскскими мальчишками. (Незадолго до этого юный Марк участвовал в церемонии поднятия флага Дворца пионеров).
Как было принято в те времена, праздник открывал митинг, а затем начался концерт: выступали воспитанники Дворца – певцы, скрипачи, балетные труппы. Не зная русского языка, гости тем не менее быстро знакомились, начинали дружить с ленинградскими школьниками. На празднике присутствовали и журналисты. Отвечая на вопрос, училась ли она в школе, тринадцатилетняя испанская девочка прокричала: «Наша школа – война!».
Читатель, у вас не возникают ассоциации с нынешними временами? Наверное, возникают. Ведь те же слова могут сегодня сказать дети Донбасса, нашедшие приют в разных регионах России, включая Петербург.
Юноши рвались на фронт
Из тех ребятишек, которые прибыли на теплоходе «Сантай», в Ленинграде практически никто не остался. Их распределяли по шестнадцати детским домам, которые находились в разных регионах РСФСР и Украинской ССР.
Здесь надо сказать вот о чём. Руководство Коммунистической партии Испании, часть активистов которой после свержения республики и установления в стране диктатуры Франко находилась в подполье, а часть – в эмиграции, выступала против того, чтобы ребят отдавали в советские семьи. Поскольку это неизбежно привело бы к ассимиляции: они забыли бы родной язык, фактически перестали быть испанцами. Между тем эти дети рассматривались как будущий золотой фонд испанского рабочего класса: считалось, что после падения режима Франко они активно включатся в строительство в Испании социализма.
…В начале октября того же 1937 года в Ленинград вновь прибыл теплоход с испанскими детьми на борту – «Феликс Дзержинский». Согласно решению советских властей, его юные пассажиры уже оставались в Северной столице. Для них были открыты четыре детских дома: два для более старших ребят – на Тверской улице, 11 и на Невском проспекте, 169, а также два в Пушкине – для совсем маленьких (впоследствии их объединили в один).
«Когда началась Великая Отечественная война, малышей из детского дома в Пушкине быстро эвакуировали в Кировскую область, – говорит Станислав Вязьменский. – А вот шестнадцати-восемнадцатилетние юноши, к тому времени уже неплохо знавшие русский язык, рвались на фронт: многие ещё до войны говорили, что хотят стать лётчиками или танкистами. Они горели желанием отомстить поддерживавшим Франко немецким фашистам за страдания своих близких. Но в Красную Армию их не брали: берегли как, повторим, золотой фонд испанского пролетариата. Ребята искали обходные пути: записывались в дивизии народного ополчения, становились партизанами».
По словам Станислава Вязьменского, заявления на фронт написали более 200 ленинградских испанцев. 132 человека приняли непосредственное участие в боях с фашистами на подступах к Ленинграду.
К этому следует добавить, что под Ленинградом сражались и эмигрировавшие из Испании взрослые республиканцы, многие из которых имели боевой опыт. 32 человека входили в интернациональный партизанский отряд имени Климента Ворошилова под командованием испанского антифашиста Франциско Гульона, шестеро испанских лётчиков защищали ленинградскон небо. Всего в боях за Ленинград погибли 54 испанца.
В гости к дяде Эстебану
Когда завершилась Великая Отечественная война, некоторые из уже ставших взрослыми детей испанской войны потянулись на родину. При жизни Иосифа Сталина разрешения на отъезд выдавались в редких случаях, для этого требовались очень веские основания. После смерти «отца народов» процесс несколько ускорился, хотя между СССР и Испанией ещё долго не было дипломатических отношений. Темпы репатриации ещё более возросли, когда в 1975 году ушёл из жизни другой генералиссимус – Франсиско Франко, последовала нормализация отношений между нашими странами. «Испанцы уезжали на родину вплоть до первого десятилетия XXI века. Сегодня в Петербурге проживают лишь два потомка детей испанской войны», – поясняет Станислав Вязьменский.
«Наша большая семья уже давно разделилась, – говорит дежурный техник-энергетик одного из петербургских предприятий Григорий Куракин. – В 1937 году моя мама Луиса вместе с двумя её младшими братьями – Эстебаном и Антонио – были доставлены на теплоходе в Одессу. В 1953 году Эстебан вернулся в Испанию, а мать до конца своих дней жила в России».
Как рассказывал автору Григорий Владимирович, после войны его мама окончила Московский текстильный институт, вышла замуж за русского однокурсника. Её жизнь складывалась достаточно успешно.
«В конце шестидесятых годов мама захотела съездить на родину, обнять своих родителей, которых не видела более тридцати лет, – вспоминает Куракин. – И началось хождение по мукам. При оформлении документов ей постоянно приходилось сталкиваться с различными бюрократическими препятствиями. Но она всё же добралась до Басконии. А в 1972 году, мне тогда было тринадцать лет, мы поехали вместе. Я тогда впервые увидел своих испанских бабушку и дедушку, дядю Эстебана, который, кстати, не забыл русский язык, любил читать произведения Шолохова и Симонова. А также других родственников».
Григорий бывал в Испании пятнадцать раз. Но самое сильное впечатление произвела на него первая поездка. При Франко по уровню жизни Испания уступала большинству западноевропейских стран, но и там полки магазинов были заполнены товарами, отсутствовали очереди. Разительный контраст с Советским Союзом!
«Мы жили тогда в Сызрани в небольшой отдельной квартире, что считалось в СССР большой удачей. А у дяди Эстебана был состоящий из нескольких комнат двухэтажный дом. Меня это очень удивляло. После той поездки я взялся за изучение испанского языка», – вспоминает Григорий Владимирович.
По его словам, мама задумывалась о том, чтобы вернуться в Испанию, но возражал отец, который опасался, что в уже немолодом возрасте не сможет выучить испанский язык, да и вообще он, русский человек, не представлял свою жизнь в далёкой стране. «Когда папа умер, я уже жил в Петербурге и забрал тяжело больную маму к себе, – говорит Григорий. – Мать об этом не говорила, но мне казалось, она все же была рада тому, что её последние дни проходили на второй родине, в России, где прожила фактически всю свою жизнь…».
«Родина бывает только одна», – гласит французская пословица. Думается, дети испанской войны, да и их потомки вряд ли уверены в её справедливости.
Давид Генкин
