Книги музыканта и философа Владимира Ивановича Мартынова «Письма из Нефели» и «Письма из Петраково» насыщены интуициями и умозрениями, которые помогают осмыслить реальность нашего времени. Мартынов описывает четыре мировые парадигмы, которые, последовательно сменяя одна другую по мере деградации и выстывания человеческого бытия, приводят человечество к культурно-цивилизационной драме.
Речь идёт о Pax Coptica, Pax Byzantia, Pax Europaea и Pax Americana. Каждый из этих четырёх миров образует историческую эпоху, реализуя в ней определённый принцип. В каждом из этих миров есть центральная, смыслообразующая фигура. В качестве антропологического обобщения Мартынов проводит аналогию и сопоставляет эти четыре парадигмы с традиционными индийскими варнами: брахманами, кшатриями, вайшьями, шудрами (хотя аналоги индийских варн обнаруживают себя в любом традиционном обществе, не только в индийском).
Под Pax Coptica подразумевается раннехристианский период до образования и возвышения Византии. Смыслообразующей фигурой данного периода является аскет-отшельник и мученик за веру. Главный принцип, реализуемый в данное время – теозис, обожение. Иными словами, в этот исторический период, когда память о Христе была слишком живой и близкой, а христиане гонимы, человек исповедовал тотальную смерть для мира и созерцание Истины. Тогда он мог это делать буквально и непосредственно. Проводя аналогию с индийскими варнами, время Pax Coptica соответствует высшей варне брахманов, всецело обращённых к реальности духа.
Pax Byzantia в первую очередь вносит коррективы в отношения с миром. Во многом это связано с признанием христианства и, как следствие, расцветом Церкви. И если раньше человек строго следовал апостольской формуле «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей», то теперь он обретает возможность созерцать мир как икону. И не только созерцать, но и преображать. В этот период активно развивается богословие, иконопись, богослужебное пение (появляется Осмогласие и Григорианский хорал), храмовое строительство. Даже само государство в этот период стремится стать образом Царства Божьего на земле. Смыслообразующей фигурой для Pax Byzantia является богослов в широком смысле слова – то есть человек, превращающий мир в икону, в Церковь. Таким образом, определяющим принципом в данном периоде является принцип иконического синтеза, а соответствующей варной – кшатрии, царско-воинское сословие, призванное к утверждению, защите и распространению духовных сокровищ, добываемых брахманами.
Исторические рамки Pax Europaea можно определить так: от Джотто до Генри Форда. Смыслообразующей фигурой здесь является художник, реализующий принцип поэзиса. Если в Pax Byzantia человек видел мир и вещи как отражение Вечности, как окна в трансцендентное; то теперь мир и вещи в нём представляют ценность сами по себе. В принципе понятие «ценностей» – культурных, религиозных, гуманистических, в конце концов материальных – появляется именно внутри Pax Europaea. Художник призван описать, исследовать этот мир и выразить красоту вещей. Наука в данной парадигме, сначала постепенно, а потом окончательно, отрывается от философии и богословия (энциклопедия как наиболее яркое олицетворение «оторвавшейся» науки Нового времени). Варна, соответствующая данному периоду – вайшьи, то есть люди, создающие вещи и выявляющие, обеспечивающие их ценность. По большому счёту именно здесь начинает формироваться тот самый «Западный мир» (средневековая Европа, хоть и с некоторыми оговорками, но всё же находилась под сильным культурным влиянием Второго Рима во времена Pax Byzantia)
Завершающей фазой в процессе выстывания мира является парадигма Pax Americana. Рамки соответствующей исторической эпохи: от Генри Форда до ковид-революции. Реализуемый принцип: поставляющее производство. Иными словами, если в Pax Byzantia вещь была символом, а в Pax Europaea вещь (её выразительность, неповторимость, поэзис) стала ценностью, то в Pax Americana вещь размывается в потоке производства и потребления, превращаясь в симулякр. Мир в таком случае становится большой фабрикой, где человек выполняет роль персонала, обслуживающего механизмы производства. И если в Pax Europaea смыслообразующая фигура – это художник, созидающий вещи, то в Pax Americana такой фигурой становится куратор – человек, обеспечивающий процесс производства. Проводя аналогию с индийскими варнами, Pax Americana – это мир шудр, касты прислуг.
То, что стало происходить с миром в эпоху ковид-революции, образует парадигму Pax Posthuman. Хотя говорить о постчеловеческом мире как о парадигме не вполне корректно, так как всякая парадигма подразумевает присутствие человека. Но главное, что сделала ковид-революция – окончательно изгнала человека из реальности. В Pax Americana нечто человеческое ещё рябило на тёмных водах производства-потребления (хотя сам человек стал практически неотличим от робота-помощника). Но достаточно вспомнить безлюдные мегаполисы, опустевшие торговые центры, кафе, спортивные стадионы, аэропорты, офисы и концертные залы, чтобы наглядно убедиться: человеку отныне нет места в реальности. Всё человеческое исторгается из реального в виртуальное. Если проводить аналогию с кастовой системой, то Pax Posthuman – это действительность чандал, потерявших право быть включёнными в традиционную вертикаль, и вообще изгнанных за пределы кастовой жизни в необитаемость. Если угодно, субъектом истории в эпоху ковид-революции становится вирус – что-то изначально неживое, паразитирующее на живом.
Не стоит утешаться тем, что со временем постчеловеческая реальность стала ослабевать и жизнь начала возвращаться в привычное русло. Главное, что человечество сделало шаг в ту область, где уже нет человеческого – ящик Пандоры открыт. Эпоха ковида стала свежим воздухом для глобальных проектов и экспериментов, связанных с посткапиталистическим мироустройством, цифровизацией, искусственным интеллектом и трансгуманизмом. Всё это отражено в «катехизисе» постчеловека – книжке почётного профессора, основателя и бессменного президента Всемирного экономического форума в Давосе Клауса Шваба «Covid-19: Великая перезагрузка». В данном «пособии» уточняются те идеи, которые были озвучены ещё в 2017-ом году, в другой книге профессора – «Четвёртая промышленная революция».
В «Великой перезагрузке» практически открытым текстом говорится, что отныне человек – это техногенный придаток или же минимально необходимая биомасса, и это очень хорошо, так как позволяет преодолеть многие проблемы – от экономических до культурных. Иными словами, образ «мира без человека» был сформулирован, озвучен и поставлен на рельсы активного обсуждения международными сообществами. Само собой есть и критика, но это не имеет веса на фоне того, что разговор о «постчеловеческом» в принципе вышел за рамки узкоспециализированного, трансгуманистического или же околоконспирологического дискурса.
РФ, как и абсолютное большинство государств в эпоху ковид-революции, действовало согласно предписаниям ВОЗ, примеряя на себя постчеловеческую реальность. Сейчас то уж ни у кого не должно оставаться сомнений, что эта «всемирная» (читай глобалистская) организация совсем не про здравоохранение.
Но вот начинается СВО. И это событие выглядит как противоречие всему тому, что происходило в контексте предшествующих двух лет – причём и внутри логики Запада, и внутри логики РФ. Как известно, недавно фрау Меркель, а вслед за ней и месье Олланд признались в том, что война с Россией (руками украинцев) для Запада была лишь вопросом времени и подготовки. И, как мы видим, за восемь лет «безальтернативных минских» они успели сделать многое. Но возникает вопрос: зачем Западу идти на такие радикальные и рискованные меры, если за последние два года РФ и так показала готовность наступать на горло своей суверенности в угоду глобалистским проектам?
С другой стороны, если мы исходим из логики РФ, начавшей СВО с целью сохранения суверенности и безопасности, то возникает зеркальный вопрос. К слову, за время проведения СВО из ВОЗ мы так и не вышли, а на повестке дня активно обсуждается новый законопроект о сборе биометрических данных. Конечно, можно говорить про «инстинкт самосохранения», с одной стороны, и про «политическую наивность» – с другой. Но это в конечном счёте не поможет нам преодолеть назревшие противоречия. Нужно пристальнее всматриваться в событийность, пытаясь разглядеть то, что, может быть, неведомо самим политическим акторам.
Теперь самое время обратиться к ещё одной парадигме, которую Владимир Мартынов именует Pax Rossica. В ситуации «идеологической невесомости» это может послужить тем фундаментом, на котором мы сможем строить по-настоящему новую реальность, альтернативную реальности постчеловеческой.
Продолжение следует…
Никита Рогозин
