Редакция «Родины на Неве» получила письмо от пострадавших в результате террористического акта, устроенного в Петербурге Дарьей Треповой по заданию украинских кураторов 2 апреля 2023 года. Напомним, что террористка пришла на встречу с военным корреспондентом Владленом Татарским и подарила ему статуэтку шахтёра с вмонтированной в неё бомбой – статуэтка взорвалась. Военкор погиб, а те, кто его слушал, получили ранения разной степени тяжести. Трагедия разыгралась в кафе на Васильевском острове, принадлежащем предпринимателю и главе ЧВК «Вагнер» Евгению Пригожину, потерявшему на тот момент общий язык с нынешними властями Петербурга. Вскоре погиб и он. Главный вопрос, которым задаются авторы письма, – не является ли равнодушие к их судьбам со стороны городских властей своеобразной местью им за участие в проекте Пригожина? Ведь не секрет, что творческая встреча с Татарским проходила не просто в кафе Пригожина, но и под эгидой общественного объединения «Киберфронт», курируемого его структурами. Редакция «Родины на Неве», не вникая в причины конфликта Пригожина и Смольного, надеется, что публикация этого письма поможет его авторам получить всё им необходимое для восстановления и поддержания здоровья.
Итак:
13 мая в Смольном торжественно наградили всех, кто принял участие в спасении пассажиров тонущего в Мойке автобуса. Оперативно. В справедливости этого шага вряд ли кто-нибудь сомневается. Однако больше чем за год Смольный не наградил ни одного потерпевшего, кто 2 апреля 2023 года спасал других потерпевших от террористического акта в «Киберфронте», в результате которого погиб военкор Владлен Татарский.
Весна 2024
Большая трагедия тонущего в Мойке автобуса, произошедшая 10 мая 2024 года в центре Петербурга, обратила на себя внимание потерпевших в теракте 2 апреля 2023 года. Бесконечные соболезнования всем причастным — главное чувство потерпевших в любой большой беде. Но внимание властей к первой и второй трагедии не просто удивляет. Хочется спросить: а мы не люди для вас?
В новостях пишут: «Градоначальник вручил 15 участникам спасательной операции наградные часы и награду от Градоначальника Санкт-Петербурга “За доблесть в спасении”. Это петербургская региональная награда, учреждённая в 2020 году. … Приглашённые чувствовали себя неловко в зале Смольного с десятком телекамер и одетыми в костюмы чиновниками. … Всех троих дагестанцев, участвовавших в спасательной операции, денежно отметил президент Международной ассоциации бокса (IBA) Умар Кремлёв. Об этом сообщил сам Кремлёв в своём телеграм-канале. Сумма там не указывалась, но в анонимных каналах утверждалось, что речь идет о трёх миллионах рублей для каждого. Материально поощрённые подтвердили эту цифру … “Сегодня Россия ведь не воюет с украинцами, американцами, англичанами, французами — нет. Сегодня Россия воюет с мировым злом”», — отметил Беглов, рассуждая о героизме».
Весна 2023
2 апреля 2023 года в Street Food Bar №1 на Университетской набережной в результате террористического акта — взрыва СВУ — Максим Фомин погиб на месте происшествия, угрозе гибели были подвергнуты 85 участников мероприятия, пострадали и получили тяжкий вред здоровью шесть человек, вред здоровью средней тяжести — 13 человек, лёгкий вред здоровью — 18 человек, получили телесные повреждения, не причинившие вреда здоровью 15 человек, опасности гибели были подвергнуты 33 участника данного мероприятия, не получившие телесных повреждений.
Среди посетителей в тот вечер были волонтёры, которые помогают фронту с начала спецоперации и те, кто помогал Донбассу с начала Русской весны, на тот момент – девять лет. Был офицер советской армии, которого пытали СБУ, и спас от смерти под пытками международный «Красный крест». Был руководитель акции «Бессмертный полк» в Таллине. Профессиональные военные и даже случайные посетители. Напомню, волонтёры — это те люди, которые на свои зарплаты помогают фронту, в свободное время закупают гуманитарку.
После прозвучавшего в 18:11 взрыва на тротуар вылетели окна террасы, несколько окон разлетелись вдребезги, внутри кафе тяжёлая мебель разлетелась в разные стороны. Посетители стали выбегать и выходить, кто-то кричал: «Может быть ещё один взрыв».
Стали спасать друг друга – раненых, выводить из кафе, принимать меры внутри кафе, чтобы люди не захлебнулись собственной кровью. Спасали друг друга военные и гражданские, мужчины и женщины. Скорые стали прибывать спустя 10 минут. Фактически всех вывели сами потерпевшие, находившиеся в состоянии контузии.
Здравоохранение и соцслужбы
Часть людей увезли на скорых в разные больницы, те, у кого не было внешних повреждений, остались около кафе и постепенно расходились по домам. Плана действий никто не дал. Контуженные люди спустя несколько дней стали ходить в поликлиники, медики были не в курсе произошедшего, поэтому даже не писали причину обращения «последствия теракта».
Наиболее пострадавшие с тяжёлыми травмами оказались под наблюдением врачей раньше всех. Диагнозы — как на фронте. На следующий день к ним приехали телевизионщики в понятной очередности: сначала отчёт о блистательной деятельности городских властей, потом федералы. Попросили «красиво лечь под одеялом и рассказать, как прекрасно их лечат». Один возражающий против съёмок спрятался в туалете. После приезда четвёртой телекамеры контуженный человек сбежал из больницы.
Часть пострадавших, тех, кто стоял на своих ногах, отвезли в соседнее отделение полиции, чтобы помочь следствию. Стоит отметить не только то, что все были контужены, но и эффект адреналина: боли и недомогания по первости многие не чувствовали. После дачи показаний, когда адреналин ушёл, люди попросили отвезти их в больницу.
Дежурной в ту ночь была Елизаветинская. Следователи отвезли в больницу и оставили в приёмном покое медикам. Потерпевших никто не ждал с хлебом-солью: приём в порядке очереди. После нескольких часов в отделении полиции и ещё нескольких часов в больнице пришлось идти на крайние меры: требовать осмотр. Хотя было не скучно, привезли забулдыгу, усадили в кресло-каталку, он буянил — его ловили всем приёмным покоем. Так и пережили ночь.
Те, кто поехали домой, спустя несколько дней услышали звонки от Следственного комитета и ни одного звонка от медиков или соцслужб. Предполагалось, что сами с усами, найдут информацию.
После первого шока и выброса адреналина начали появляться разные симптомы. У всех звенело в ушах — почти общий диагноз «баротравма, контузия». Это когда звенит круглосуточно. Пошли в поликлиники. Там врачи недоумевали, ничего не слышали про теракт, писали отписки и никуда не направляли дальше.
Кто-то пошёл в платные клиники, там проявляли больше внимания. Только их справки, как оказалось позже, не подошли для выплат пострадавшим от города. И для федеральных выплат тоже не подошли. Выплаты были порядка 250 тысяч рублей. Пострадавшим в тяжёлой степени давали до 500 тысяч рублей. Выплаты от города начались осенью, до этого многим жить было бы просто не на что.
Через два дня после теракта из Бахмута приехал Пригожин и пообещал всем выплаты, у всех зазвонили телефоны: «Приезжайте за выплатами!». Минимальные выплаты для всех, кто находился в кафе, были больше городских — и сразу. Максимальные тоже были: два миллиона рублей при тяжёлой степени. Документов просили минимум и без бюрократии.
Осень, СКР, помощники судьи
Подошла осень, выписанным из больниц понадобилось амбулаторное лечение. Стали созваниваться, просить контакты, подсказать куда идти — зазвучало советское слово «блат». Медики или соцслужбы не ведут потерпевших в теракте.
Общение с сотрудниками СКР длилось семь с половиной месяцев, сотрудники вежливо звонили, приглашали приехать в удобное время для дачи показаний. Потом потерпевшие перешли в ведомство помощников судьи. Те вежливо звонили и звонят до сих пор — 20 мая 2024 года апелляционный военный суд отклонил жалобу террористки Дарьи Треповой. Апелляция признала вынесенный ей приговор законным.
Приглашали на суд, оповещали о необходимости подписать документы и т.д. и т.п. Сотрудники СКР и суда показались такую вежливость, предупредительность и даже заботу, что для потерпевших теперь всегда есть отличный образец общения с госслужбами.
История потерпевшей №1.
Есть случаи, о которых писать сложно. Потерпевшая Майя Джикаева потеряла глаз, прошла несколько операций, но молодой женщине требовались косметические операции. После нескольких месяцев в больнице Майе пришлось переехать из Петербурга к родителям в Ставрополь, одна она не могла справиться с обычной жизнью и бытом. Потерпевшие друг другу помогали, чем могли, по личным связям нашли выход на женщин-депутатов Госдумы, которые теперь помогают за государственный счёт закончить лечение Майе в Москве (!). Скажите, чем помогли власти Санкт-Петербурга? Ничем. Как это объяснить?
История потерпевшей №2.
Спустя год после теракта у меня сохранилось недоумение почему никто нас, пострадавших, не проинструктировал, куда можно обратиться, кроме 112, что необходимо проверить по здоровью после попадания во взрывную волну, где искать психологическую помощь. Иными словами, есть ли какая-то служба, которая бы подхватила растерянных от ужаса людей и оказала бы первичную помощь, хотя бы информационную.
Понятно, что тех, кто получил увечья, сразу развезли скорые по больницам, и видя эти жуткие травмы у людей (несколько человек даже стали инвалидами), у меня сложилось впечатление, что остальные, в том числе и я, вообще не пострадали.
Поделюсь своей историей. Первые дни у меня была уверенность, что я не могу есть, спать и в голове разрывающая боль от перенесённого стресса вот-вот пройдëт. Таблетки от головной боли не помогали. В итоге на шестой день мне стало так плохо, что я вызвала Скорую. Оказалось, случился гипертонический криз, медики купировали его, посоветовали впоследствии обратиться в поликлинику для подбора медикаментов от давления и даже обещали, что передадут вызов, и участковый придёт ко мне домой, но у них что-то не срослось. Несмотря на мои подробные объяснения, что конкретно явилось причиной этого криза, никаких инструкций больше я не получила. Это теперь я знаю, что после попадания во взрывную волну следует обратиться в травмпункт, потому что это взрывная травма, и что даже лëгкая контузия может привести к тяжёлым последствиям, если её не лечить! Мне же предстояли долгие приключения.
На третий день после вызова Скорой мне снова стало очень плохо. К тому моменту я, не дождавшись врача, добралась до поликлиники самостоятельно, и оттуда меня уже госпитализировали в больницу, где выявили закрытую черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и начало гипертонической болезни. В больнице меня наблюдали неделю, делали капельницы и выписали с диагнозом «сотрясение мозга», не указав даже, что получена взрывная травма. Поскольку при поступлении у меня были жалобы на снижение слуха, меня осмотрел только лор, а невролога и кардиолога мне посоветовали (в выписном эпикризе) посетить в поликлинике.
К кардиологу у нас в поликлинике очередь больше месяца, на УЗИ сердца — 11 недель уже после посещения кардиолога. Первичное обследование растягивается на месяцы. Мне повезло, кто-то отказался от номерка, так что на УЗИ сердца я попала через шесть недель после кардиолога (в середине июня). Уже спустя 2,5 месяца после теракта. Ускоренного алгоритма ведения пациента после теракта нет: в больнице не захотели этим заниматься, перекинули на поликлинику, а у них нет возможностей.
В нашей поликлинике невролога нет, а запись к нему в другое учреждение за пять недель, поэтому я попала к нему через полтора месяца после теракта. Невролог сделал общие назначения (витамины группы B, бад и препарат от головокружения), которые я честно принимала, строго соблюдая инструкции. Желаемого эффекта не принесло, сильнейшие головокружения и астения мучили меня несколько месяцев, из которых первые три месяца я ходила, буквально держась за стену и уставала по пути из комнаты в кухню. Стоит ли говорить, что о работе не могло быть и речи!
В итоге помог мне только военный невролог, к которому я обратилась в частном порядке. И я до сих пор ещё лечусь.
Случайно обнаруженные у окулиста последствия для зрения от взрывной волны наводят на мысль, что окулиста тоже необходимо было посетить после такой травмы. Психологов, насколько мне известно, потерпевшие искали тоже в частном порядке «по сарафанному радио».
Подытоживая сказанное, по моему опыту, медики не местах не имеют инструкций, что делать с такими пациентами, не умеют с ними работать и не хотят расширять свой профессиональный кругозор. В самом деле, мы же не в Донецке и не в Белгороде!
А пострадавшие, не получившие осколочных ранений, не знают, что им делать и к кому обращаться за эффективной помощью. И последнее, что хотелось бы отметить: по суду мы все являемся потерпевшими, но по медэкспертизе такие, как я, пострадавшими не являются, поэтому нам не положены никакие выплаты и компенсации от городской власти, а лечение (даже не эффективное), психологическая реабилитация и временная потеря трудоспособности и работы требует затрат.
История потерпевших №3 и №4
Мне на всех моих врачей грех жаловаться. У меня всё проходило «на ура». С преотличнейшим ко мне отношением. И это было как в городской Мариинской больнице, так и в областной. Мне даже дали личный телефон главы отдела здравоохранения Ленинградской области для личного общения в случае проблем.
Мой товарищ, пострадавший, получивший тяжкий вред здоровью и инвалидность, лечится по квотам. У лучших врачей города — правда, не без блата.
Вопросы
По прошествии года после теракта у потерпевших, претерпевших столько всего, чувство человечности только обострилось. Внимание вопрос: организован ли центр по экстремальным ситуациям?
Проведена ли работа с соцслужбами и медиками?
Появился ли хоть один городской центр патриотических встреч, какие проводились в кафе на Университетской набережной?
Как было и в «ЧВК Вагнер Центре»? И если предыдущие два заведения имели отношение к Пригожину, то есть одна независимая точка регулярных патриотических встреч — книжный магазин «Листва». Тоже не имеющая отношения к властям.
Сколько чиновников после работы ходят плести сети или помогают фронту из личной зарплаты, кому-то известно?
Вчера (20 мая) суд признал законным 27-летний приговор Дарьи Треповой. А потерпевшим за что такое игнорирование властей? Мы не люди?
Постскриптум
Президент РФ Владимир Путин посмертно наградил орденом Мужества военкора Владлена Татарского (настоящее имя — Максим Фомин) за мужество и отвагу, проявленные при исполнении профессионального долга.
Спасавшие товарищей не награждены никем из властей. Если бы вдруг по какой-то причине сейчас кто-то вспомнил о тех, кто спасал друг друга 2 апреля 2023 года, то в Смольный за наградами, например, за медалями «За доблесть в спасении», никто из нас не пошел бы. Не за награды спасали и гордость имеем. А за державу и за Санкт-Петербург обидно.
Мы не указываем свои фамилии, потому что не хотели бы осложнений в нашей и без того непростой после теракта жизни.
*Признана террористкой в РФ.
