Непросто писать об опере, не будучи музыкальным критиком. Но я упорно пробую себя на поприще оперной критики. Может быть, мне суждено стать родоначальником нового жанра, где оперные спектакли будут разбирать с точек зрения истории, политологии, философии, религии и даже этнографии. Это шутка, конечно. Оперное искусство и так, без меня, давно оценивают как социальное явление, а не только как сугубо музыкальное и вокальное.
Что я мог бы сказать об опере Гаэтано Доницетти «Лючия ди Ламмермур»? Она прекрасна. Музыка великого и несчастного итальянца (несчастного, потому что рано овдовел, а потом сошёл с ума) величественна и мелодична одновременно. Слушая её, будто погружаешься в поток, в котором хочется плыть и плыть.
Вот что о «Лючии ди Ламмермур» писали и пишут музыкальные критики.
«Музыка полна романтического очарования. Мелодика её пленяет задушевностью, теплотой, пластичностью, образы героев ярко контрастны. В музыке господствует вокальное начало, оркестр играет подчиненную роль» – это рецензия советского музыковеда Абрама Гозенпуда.
Но и оркестровая музыка великолепна тоже.
«Наилучший рецепт успеха для оперы – побольше хорошей музыки, так, чтобы каждый номер оказался шедевром. Безусловных шедевров в “Лючии ди Ламмермур” немало. Это каватина из первого действия (Regnava nel silenzio), в которой Лючия рассказывает о явлении призрака. Затем её головокружительный дуэт с Эдгаром, где Доницетти запрятал в партию тенора устрашающе высокий, почти не существующий в природе верхний ми-бемоль», – читаем мы в программке Мариинского театра, где неоднократно ставили «Лючию ди Ламмермур», а сейчас, с декабря 2018 года, она идёт в постановке Андреа де Роза:
Но я бы остановился не на достоинствах творения Доницетти как такового, а на постановке Андреа де Роза, которая идёт в Мариинском театре. Известно, что оперу «Лючия ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти и либреттист Сальваторе Каммарано написали по мотивам романа Вальтера Скотта «Ламмермурская невеста». А роман в свою очередь основан на реальной истории, которая произошла в XVII веке в Шотландии: Жанет Далримпл (Лючия) убила своего нового мужа, Дэвида Данбара (Артуро), за которого она была насильно выдана замуж её отцом, виконтом Стэром (Энрико) вместо того, чтобы быть отданной за любимого ею лорда Резерфорда (Эдгардо). В реальной жизни неудачливый поклонник приходился невесте дядей.
Режиссёр Андреа Де Роза, а заодно художник-постановщик Симоне Манино и художник по костюмам Алессандро Лаи решили не отправлять зрителя в Шотландию XVII века. Мы видим на сцене мужчин в серых военных шинелях и кителях, галифе, сапогах, фуражках с высокой тульей. Эдгар Рейвенсвуд предстаёт перед нами в офицерском мундире. Генри Эштон и лорд Артур Бакло одеты как буржуа первой половины ХХ века. И это брутальное мужское окружение подчёркивает хрупкость, беззащитность Лючии. Мужчины в униформе напоминают фашистов, но в «Лючии ди Ламмермур» Андреа Де Роза не всё так прямолинейно, как в «Тоске» Пола Корана (которая тоже идёт в Мариинском).
В «Лючии ди Ламмермур» униформа символизирует власть мужчин, доминирование мужского начала, общество, в котором юной девушке отведена роль пешки, жертвы. С чувствами Лючии никто не считается. Мир мужчин жесток и безапелляционен. Даже влюблённый в Лючию Эдгар не желает разбираться в причинах произошедшего за время его отсутствия: «Нарушила ты клятву и предала любовь! Будь проклят миг, когда тебя я полюбил!» Женщина всегда виновата.
Да, мужчины в униформе похожи на фашистов, особенно начальник стражи в замке Норман. Наверное, Андреа Де Роза, Симоне Манино и Алессандро Лаи рассчитывали на такие ассоциации. Ведь что такое фашизм, помимо прочего? Это одна из форм патриархата, которая дала о себе знать в ХХ веке. Психолог Вильгельм Райх считал даже, что фашизм – «это самая жёсткая форма патриархата и возрождение отношений времён Платона». «У фашизма – мужское лицо. И не только лицо. Фашизм – это жёсткая, агрессивная идеология с лицом брутального мачо, альфа-самца. Именно такой образ фашисты обычно придают своим вождям и героям», – отмечал писатель Борис Стругацкий.
А ещё Лючия в подаче Андреа Де Роза – жертва общества как такового. Общественное мнение – это всегда нечто усреднённое, серое, обезличенное. И в спектакле Де Роза мы видим все оттенки серого. Мужская униформа, платья дам – серые.
Когда Лючия выходит из спальни, где она на брачном ложе заколола нелюбимого мужа Артура, её белое ночное платье кровью обмазывают люди в масках и монашеских плащах с капюшонами. Кровь на руках общества. А общество это – буржуазное. Отсюда и костюмы Генри и Артура, и тема с брачным договором.
Такая трактовка спектакля Андреа Де Роза и его команды вполне допустима. Юдоль Лючии ещё страшней, чем судьба Енуфы Леоша Яначека – тоже жертвы представлений общества.
В любом случае, хорошо, что итальянские постановщики не нарядили героев в европейские костюмы XVII века. Ибо если бы не их сценические решения, то сегодня «Лючии ди Ламмермур» воспринималась бы как очередная романтическая оперная драма про любовь и кровь.
Дмитрий Жвания
