Алексей Геннадьевич Курочкин (кстати, отец восьмерых детей), будучи реставратором высшей категории, возглавляет мастерскую «Архитрав» – одну из лучших реставрационных мастерских Петербурга. Алексей Курочкин и его коллеги поделился с нами секретами спасения вещей, а в конечном счёте сохранения культурного наследия России.
Каждый реставратор – Шерлок Холмс
Я приехал в мастерскую Алексея Курочкина одновременно с огромной дверью из Михайловского театра, доставленной на реставрацию. А чуть раньше сюда привезли мебель из московского музея-квартиры Михаила Булгакова. Вскрыли обивку дивана, обнаружили записку, засунутую внутрь кем-то из посетителей: «Уважаемый Воланд, помогите мне стать богатым и верните мою жену!»
Когда Курочкин и его коллеги реставрировали деревянный Успенский собор в Кеми (второй по значимости после Кижей), его потребовалось разобрать по бревнышку. И под стенами собора были найдены 128 захоронений. Прибывшие на место археологи обнаружили следы пожара – так подтвердилось предание о том, что раньше, до постройки собора, рядом был другой храм, который сожгли шведы.
Жизнь любого настоящего реставратора – исторический детектив. Все они – Шерлоки Холмсы. Без дедукции в этой профессии не обойтись. Очень часто целое приходится воссоздавать, оттолкнувшись от частного – от какого-то одного фрагмента.
Так от четырёх иконостасов Успенского собора в Кеми осталось лишь 15 процентов деталей. Где только реставраторы их не находили: в самом храме, на подворье, в сараях. Сохранился документальный фильм, снятый в 1960-е годы, в котором интерьеры храма промелькнули за нескольких секунд. Сделали раскадровку, каждый кадр изучали под лупой, и опознали одну из найденных в соборе досок – по характерной отметине – выломанной щепке. Установили, что раньше доска была внутри проёма дьяконских врат Никольского иконостаса. По ней определили ширину этих врат. А когда к пазлу добавились ещё несколько элементов – стал вырисовываться облик иконостаса. В процессе работы продолжались изыскания, и они были щедро вознаграждены: в храме Петра и Павла в посёлке Вирма Беломорского района был обнаружен иконостас, полностью схожий с местным рядом Успенского иконостаса, фотографии которого были предоставлены архивом музея Кижи. Видимо, иконостасы в обоих храмах делала одна и та же артель резчиков.
Чтобы восстановить какую-то вещь, найти правильное реставрационное решение, часто бывает важно понять почерк её создателя и даже его характер. Например, кто-то из мастеров педантично заделывал шпоном и покрывал лаком даже заднюю внутреннюю часть предмета мебели, а кто-то оставлял после себя на этой невидимой стороне следы от топора…
Наша справка:
Послужной список реставраторов мастерской впечатляет. Мебель и двери Собственной половины Большого Кремлёвского дворца, купол крыши Главного штаба на Дворцовой площади, иконостас Преображенского собора в Кижах, реставрация с полной переборкой деревянного Успенского собора в городе Кемь…
Среди заказчиков мастерской – Екатерининский, Гатчинский, Петергофский, Елагиноостровский, Шереметевский и другие дворцы, Военно-морской музей, Большой театр, музей «Ясная поляна».
Алексей Курочкин и его коллеги восстанавливают мебель, картины, люстры, костюмы, музыкальные инструменты, глобусы из коллекции Крузенштерна, носовые фигуры старинных парусников, старинные предметы быта.
Жизнь после жизни
Алексей Курочкин в молодости, после окончания реставрационного училища, несколько лет работал реставратором в Эрмитаже, где застал старых мастеров, от которых многому научился. Глубинным смыслом своей профессии он считает продление жизни старинным предметам, их сохранение для последующих поколений людей.
А его коллега, известный питерский реставратор живописи Леонид Караваев, высказывается об этом немного другими словами: «Мы за вещи переживаем».
Работники мастерской «Архитрав» сравнивают себя с докторами. Только лечат они не людей. Бывает, им приносят груду предметов, из которых нужно снова собрать кресло, диван или стол и вдохнуть в него новую жизнь.
— Один доктор, увидев мои руки, сказал, что у меня пальцы хирурга, – улыбается Алексей Курочкин.
На вопрос, скольких «пациентов» они вылечили за свою профессиональную жизнь, реставраторы смеются. Всех спасённых сосчитать невозможно. Впрочем, один из них, Андрей Маркин, всё-таки привёл цифру, которая может дать примерное понятие о масштабе работ. Директор музея подсчитал, что за 11 лет, с 1994-го по 2005-й, Андрей с коллегой сделали для Петергофа 1500 предметов.
Во время реставрации появляются странные особенности вещей: некоторые, вроде самые простые, почему-то требуют огромных усилий, а работа над другими, довольно сложными, наоборот, идёт как по маслу. Это говорит о том, что у каждого предмета – своя жизненная история. И в момент реставрации она проявляет себя.
— Когда смотришь на старинные вещи, поражаешься прежде всего терпению их создателей, – признаётся Андрей Маркин. – Например, из Екатерининского дворца привезли стол, на нём рисунки с множеством тонких линий. Мы думали, что это гравировка, а оказалась выпиловка. Даже глазки у фигурок выпилены тонкой пилкой. Я как-то реставрировал для Петергофа два французских шкафа мастера Бербельена. В каждом – больше 300 бронзовых элементов, которые крепились на шпильках.
Современные реставраторы кое в чём, пожалуй, даже превосходят старинных мастеров. Например, универсальностью. Те, как правило, работали артелями. Одна артель занималась корпусом мебели, другая – бонзой, третья выпиливала мозаичный набор и т.д. А современные мастера должны уметь делать всё и на самом высоком уровне. Но некоторые старинные вещи в точности уже не повторить. Не осталось нужных для этого инструментов и приспособлений: приходится что-то придумывать. Чтобы воспроизвести часто встречающийся элемент, например, цветочек, – Андрей Маркин из нескольких стамесок сделал шаблонные вырубки, которыми выбивал в шпоне цветы разных форм.
Материалы теперь тоже не те. Раньше деды заготавливали древесину для своих внуков. Сейчас перед тем, как приступить к работе, так долго её никто не будет хранить. Приходится добывать такой материал, разбирая антикварные шкафы и другую старинную мебель.
Клей из осетров и краска с антресолей
Традиционным российским средством реставрации картин является осетровый клей. Он вываривается из пузырей, хрящей и костей осетра. Это по сути уха, сочетающая жидкость и липкость. Осетровый клей имеет хорошие проникающие свойства – заполняет все трещинки картины, а когда застывает, становится очень прочным.
К счастью, в Петербурге в перестроечные годы чудом сохранились предприятия, выпускающие художественные краски. Они очень выручают в наше трудное время. А ещё художники и реставраторы ходят по комиссионным развалам и покупают старые советские краски со свинцовыми крышечками, которые внуки художников 30-40-х годов находят где-нибудь на антресолях.
Страдания вещей
Вещи, как и люди умирают. Особенно в Петербурге, с его климатом и историей. Столярный клей живет около 50 лет. Но разрушение склееных деталей может произойти как позже, так и раньше. Если в помещении сыро, мебель напитывается влагой. А наш город жил без отопления во время Гражданской войны и в блокаду. Вещи страдали не только от влаги. Например, после революции, пролетарии массово обдирали кожаные диваны буржуйских квартир на модные в ту пору кожанки.
Гибнут многие вещи и сейчас. Нередко их убивают сами владельцы, получившие их по наследству. Например, решив подремонтировать шкаф или кресло, всаживают в него гвоздь, берут не тот клей, и от неправильно выполненной работы, те еще больше разрушаются. В итоге мебель увозят на дачу, и там она от сырости рассыпается.
— Иногда я захожу на «Авито», где люди среди прочего торгуют антиквариатом, – говорит реставратор Алексей Попов. – Некоторые владельцы, желая повысить привлекательность вещи, пишут, что перед продажей её отремонтировали. А я смотрю на фото и вижу, что они вещь не починили, а убили.
Разные подходы к реставрации
У разных музеев разные подходы к реставрации. Одни просят, чтобы реставрационные вставки были заметны на картине или предмете, другие – хотят, чтобы они были невидимы, третьи предпочитают компромиссный вариант: чтобы воссоздаваемый элемент не был виден, но всё же его можно было бы различить при ближайшем рассмотрении.
Это зависит от политики музея. Одни собирают интерьеры, а другие акцентируют внимание на отдельных вещах.
То же касается и предметов. Если в 90-годы заказчики тяготели к новизне, то сейчас большинство хотят сохранить «историю бытования», например, пошарпанности на ломберном столе, оставленные пуговицами и обшлагами игроков в карты.
Реставратор Вадим Костромин показывает дефекты дивана из музея-квартиры Булгакова. Одна ножка была когда-то отломана и её просто приклеили на какой-то герметик, другая шатается, из последних сил держится на металлическом уголке, прикрученном шурупами.
— Руки бы поотрывать таким «реставраторам», – смеется Вадим. Он сейчас восстанавливает кресло конца XVIII века из Екатерининского музея, у которого не было подлокотников и на спинке несколько сломов. На его восстановление у Костромина ушло два месяца. Можно было и гораздо быстрее, но он говорит, что так не может, потому что «серьёзно относится к вещам».
А другой мастер на моих глазах вручную тампоном нагонял лак на крышку стола. И слоёв может быть несколько сотен (!) – в этом случае лак заполняет все поры дерева, и оно прослужит долго. Хотя можно было бы это сделать более современными способами, но тогда были бы нарушены технологии и утрачено обаяние старины. В мастерской Алексея Курочкина сохраняют и применяют методики старинных мастеров.
Секрет успеха
Алексей Курочкин создал свою мастерскую в 1989 году. Тогда, на фоне других реставрационных фирм, образовавшихся на базе развалившихся крупных советских реставрационных предприятий, она была очень мала. Начинал, с того, чем большим фирмам заниматься было невыгодно – с реставрации предметов декоративно-прикладного искусства. Сейчас его фирма одна из ведущих в Петербурге, хотя по-прежнему не гнушается выполнять самые маленькие заказы.
Алексей Курочкин так объяснил свои приоритеты:
— Если вычесть сон, еду и дорогу, то любой человек тратит на работу 75 процентов своей жизни, и лишь 25 процентов – на семью, отпуска, выходные. Если работа у него не любимая, он жертвует 75-ю процентами жизни ради обеспечения 25-ти. А если работа любимая, то он проживает жизнь на 100 процентов. Может быть, мы финансовых звёзд с неба и не хватаем, но зато нам нравится то, что мы делаем, нравится работать друг с другом. Мы живём полноценной жизнью: на работе – реставрацией, а дома – семьей.
Наша справка
Термин «архитрав» означает главную балку, лежащую на колоннах и поддерживающую верхнюю часть здания. В академической литературе он также используется для обозначения фундаментальной части чего-либо.
Вадим Казаков
Печатная версия текста – в газете «Новости из Центра»
