В сети можно наткнуться на очень воодушевляющий ролик. Молодой американец заходит в идеально белую комнату, садится за безупречно чистый стол и выдвигает ящики со сверкающими реставрационными инструментами. Взяв ватный тампон, он лёгким движением руки прикасается к засохшему слою живописи и одним взмахом очищает его, придавая картине первоначальный образцовый вид. Превосходная работа. Идеальная профессия. Как здесь не захотеть прикоснуться к искусству реставрационного дела? Вот только в настоящей реставрации места идеальному и чистому нет.
Преображение картин происходит в мастерских посреди огромного количества досок, утюгов, плит, хирургических инструментов, гвоздей и пассатижей. И не идеальная картина ожидает реставраторов под слоем сухой живописи, а плесень, грязь и личинки жуков.
Три героини этого очерка, Ольга, София и Софья, заканчивают третий курс реставрационного дела в одной из петербургских академий. За три года, помимо основных художественных дисциплин, они изучили теорию реставрации, копию, специальную химию, материаловедение, иконографию и, конечно, практику реставрационного дела. Девушки столкнулись уже не с одним десятком разрушенных художественных памятников. Приводили в порядок иконы и картины, которые купили на Удельном рынке, нашли у коллекционеров или обнаружили у знакомых. Каждая с любовью и увлечённостью рассказывает о своей работе.
– Реставрация даёт возможность прикоснуться к истории мировой культуры. У меня сейчас икона Иоанна Крестителя, – рассказывает София. – Её я увидела, когда приехала к дяде в гости. Смотрю, висит эта икона, вся шелушится. Я на неё как-то чуть-чуть дунула, и уже кусочек откололся. У иконы на лике вздутие с нахлёстом. И проблема такого вздутия заключается в том, что тебе нужно его раздвигать, там всю грязь вычищать. Разрезаешь ты, конечно, вслепую, не видя рисунка. Нерезкими скрупулёзными движениями инструмента вычищаешь все. Это был очень долгий, сложный процесс. Я в тот момент действительно почувствовала себя каким-то хирургом.
– А у меня сейчас картина Эдварда Выржиковского, заслуженного художника РСФСР и СССР, – делится Ольга. – Она попала ко мне из рук его сына. Она очень красивая, очень мне нравится. Я, когда её зафиксировала на фото, показала нашему мастеру, и она сказала: «Что-то фотография у тебя кривая». Нет, фотография была прямая, это картина была ромбом. Нужно её сейчас хорошо подправить будет. Она приехала вообще, как побитый парусник, ей было очень плохо: сильно покосилась, никакие растворители не подходили…
– А я помню, как мы на втором курсе, реставрировали портрет Нонны Мордюковой в молодости, – вспоминает Софья. – Там была очень сильная трещина красочного слоя. Полгода мы её делали по восемь часов в день, а недавно ещё укрепляли.
– А как вы выбираете свои картины для реставрации? – поинтересовалась я
– Необходимо, чтобы картина была написана на холсте или на дереве, а не напечатана, потому что сейчас очень много картин именно печатаются. Печать, кстати, послужила новой ветвью для реставрации, так как напечатанные на бумаге картины тоже покупаются людьми. Не все же могут себе позволить картины на холсте. В общем, такие картины тоже надо реставрировать. Второй критерий – утраты должны быть такими, которые можно, отреставрировать. Многие материалы сейчас очень дорогостоящие, а некоторые и вовсе недоступны к покупке. В мастерской нашей академии есть далеко не всё реставрационное оборудование, поэтому за чересчур сложные утраты мы пока взяться не можем. Но это технические моменты. Мы не выбираем, какая картина достойна и заслуживает реставрации. Для реставраторов вообще не бывает такой дилеммы. Любая картина, которая поступает к нам на реставрацию, часть истории. Как сохраняют кости людей, как сохраняют останки, доспехи, также и сохраняют картины, потому что это всё ещё бытование художника, это всё ещё плоды его творчества и мировая история культуры. Мы не ищем огромной художественной ценности. Каждая картина имеет свою ценность, даже если это самая простая деревенская икона. В любом случае это часть эпохи.
Но прежде, чем девочки приступят непосредственно к возрождению артефакта культуры, им необходимо совершить предреставрационные мероприятия: описать сохранность, зафиксировать на фото утраты и провести лабораторные исследования. Далее созывается реставрационный совет из людей высшей реставрационной категории. Они определяют, что мастер должен делать с произведением. Затем мастер с комиссией составляют план реставрационных мероприятий, который записывается в паспорт памятника. И только после этого реставратор приступает к действиям, строго соблюдая план и советуясь с членами комиссий по поводу самых малейших отклонений.
– Всё-таки в реставрации не рекомендуется работать одному, как в коммерции это принято. Потому что, если смотреть в долгосрочную перспективу, твоя некачественная работа и односторонний взгляд может потом негативно отразиться, и в дальнейшем реставраторам, к которым поступит эта икона или картина, будет вдвойне сложнее, – рассказывает Софья. – На самом деле, очень часто случается, когда к тебе приходит заказчик и говорит: «Я хочу отреставрировать эту икону». Ты ему называешь цену, обоснованную дороговизной материалов. Он говорит: «Да я найду дешевле». В итоге он находит дешевле, ему делают тяп-ляп, буквально чуть ли не пластилином всё залепляют. Потом он приходит с кошмарным результатом обратно и говорит: «А можно за ту же стоимость, пожалуйста?». Но исправить такую работу уже в три раза тяжелее.
Девушки поступили на реставрацию больше трёх лет назад, но любовь к этому делу у них появилась задолго до этого. Ольга, например, будучи ещё ребенком, склеивала вазы и реставрировала настоящий египетский папирус. Интерес Софии появился во втором классе художественной школы. Изучать искусство техники и материалов ей нравилось намного больше, чем рисовать. Софью же впечатлила преподавательница одной из реставрационных академий:
– Я увидела её, послушала, как она живо и воодушевлённо рассказывает про реставрационное дело, и прямо загорелась идеей стать реставратором. Поступила, учусь и ни о чём не жалею!
Их внимательное, пытливое и трепетное отношение к вещам искусства сохранилось и удвоилось с годами. Сегодня они сидят в мастерской по десять часов, чтобы выполнить один из десятков реставрационных этапов. У большой деревянной иконы, состоящей из нескольких досок, нередко случается коробление – выгибание основы в разные стороны. Тогда необходимо делать очень сложное реставрационное мероприятие – паркетаж. Создаётся конструкция из досок и пружин (либо винтиков), которые вкручиваются перпендикулярно волокнам. Конструкция монтируется на основу и постепенно зажимается. Тем самым древесина буквально выдавливается в другую сторону. Звучит это быстро, но на деле это очень долгий и аккуратный процесс. Вкручивать надо медленно, чтобы икона не разломалась на две части.
Реставрация икон в принципе отличается от реставрации картин. У картин, по мнению девушек, намного больше работы с основой. В процессе бытования на холсте она ничем не защищена сзади, с ней много всего может произойти. Основа же иконы – толстенная доска. Её утраты, в основном, – круглые отверстия от жуков-точильщиков, которые заделываются достаточно просто. Однако в восстановлении и икон, и картин есть свои интересные этапы. На мой вопрос о том, с какой основой вам нравится работать больше, мнения разделились:
– Мне больше нравится картины реставрировать, они интереснее, потому что там работы больше, – признаётся Ольга.
А вот София и Софья предпочитают работать с иконами.
Иконы ли, картины ли станут основным делом девушек через пару лет? Не знаю. Но знаю точно, что свое дело они не бросят. Профессиональная цель Ольги, Софии и Софьи – работа в музейных мастерских и постоянное повышение реставрационной квалификации.
– В музее ты всегда будешь понимать, что сейчас важно. Музей поставляет новые материалы для реставрации. Конечно, можно работать в коммерческой реставрации, это считается более прибыльным, чем в музее, но, к сожалению, это немножко камерное дело. Ты не получаешь квалификационного развития и не совсем следуешь реставрационным тенденциям. Качественный обмен культурной информацией с другими странами происходит именно в музеях, – объясняет Софья.
Но даже в начале своей профессиональной деятельности молодые реставраторы уже успели столкнуться со стереотипами об их любимом деле.
– Многие говорят, что реставрация снижает ценность картины. Нет. Реставрация – это всегда про наименьшее воздействие на картину. Это обязательно обратимые действия, которые всегда должны иметь свойство в любой момент исчезнуть: водорастворимый клей, изоляция слоя живописи от тонировок, – отмечает Ольга
– А ещё один из стереотипов, что реставрация – это кристально чистое дело в идеальных эстетичных условиях. По факту ты ковыряешься в грязи, в пыли, в плесени и жуках. Вокруг тебя груды материалов и инструментов, просто хаос полнейший. Это не чистое дело. Нужно огромное терпение и усидчивость, – добавляет София.
Мы еще поговорили о случаях реставрационных вмешательств, обсудили любимых художников. Девушки рассказали мне о случаях подделки старинных икон, о подфурниках и починительстве. Кстати, нашим героиням по 18 и 20 лет. У девушек ещё много всего впереди. Но много и позади. К своим юным годам каждая из них обрела бесценные практические навыки, опыт работы в настоящей мастерской (девушки уже реставрировали иконы в мастерской Владимирского собора Богоматери), уверенный взгляд в профессиональное будущее и обширную теоретическую подготовку по гуманитарно-художественным предметам, которая безусловно помогает им разбираться в реставрационном деле ещё глубже. Ну, а уж о любви к реставрации и говорить более не приходится.
Девушки уже уходили, когда мне захотелось задать им последний вопрос:
– А кто такой реставратор, по вашему мнению?
– Хранитель, – Ольга.
– Оберегатель, – Софья.
– Врач, – София.
Татьяна Артеева
