Описанные в предыдущей части модели древних расколов имеют много сходства с тем, что происходит сегодня. И некоторые аналогии могут показаться даже слишком очевидными. Но не всё так просто. И кое в чём надо смотреть глубже, чем хочется, и рассуждать предельно спокойно — гораздо хладнокровней, чем хотелось бы.
На первый взгляд, нынешний раскол происходит явно по католической модели: патриарх Константинополя пытается, во-первых, распространить свою власть туда, куда он не имеет права её распространять, а, во-вторых, он пытается конвертировать духовную власть в политическую. Совершенно не напрасно в его адрес сейчас звучат обвинения в папизме: в присвоении себе статуса «духовного первородства» и попытки узурпации власти в мировом Православии. И всё было бы так, вот только константинопольский патриарх — далеко не римский папа. И Константинополь уже давно стал Стамбулом. И на Рим в православном мире куда более похожа Москва.
Разумеется, Фанар сейчас пытается забрать под себя территорию УПЦ, что, теоретически, может значительно прибавить ему веса. Но практически это вряд ли произойдёт: Украина — это та субстанция, на которую опираться нельзя. Ни в каком смысле. И в духовном тоже. Максимум, что может получиться в результате — это крайне двусмысленное и крайне нестабильное образование с неуверенным статусом, раздираемое внутренними противоречиями и опирающееся только и исключительно на «политический текущий момент».
Константинопольский патриарх — далеко не римский папа. И Константинополь уже давно стал Стамбулом.
Но мы ведь не ведём речь о судьбе Константинополя. Мы ведём речь о судьбе Москвы. Логично было бы предположить, что на фоне немощи, духовного и политического самоубийства Фанара, Москва станет тем самым альтернативным центром власти в православном мире, который будет стремиться к объединению этого мира вокруг себя. Станет ли Москва православным Римом?
Нет.
Увы. Ну, или выражусь более дипломатично: вероятность этого крайне мала. Как бы ни хотелось мне сейчас пощадить чувства горячих ура-патриотических голов.
Ну, во-первых: разрыв евхаристического общения с Константинополем уже заранее подразумевает некоторое осложнение отношений с другими православными церквами, этого общения не разрывавшими. Это как минимум. А уж если дело дойдёт до анафемы… Оно, кстати, вполне может до неё дойти: Фанар ведь на полном серьёзе угрожает отменой томоса русской церкви. Ему, разумеется, никто не подчинится и закончиться подобная выходка может чем угодно, включая анафему. Так и что будут делать в этом случае церкви-сёстры? Я вам отвечу: они отойдут в сторону.
И от Фанара, и от нас.
Оно и понятно — это ведь не их битва, так зачем им в неё включаться? И далее они будут то удаляться, то приближаться к нам и к ним в зависимости от политической конъюнктуры. Может быть даже близко приближаться. Но не объединяться. Потому, что для этого им, опять же, как минимум, придётся либо так же разрывать евхаристическое общение с одной из сторон, либо и вовсе поддерживать чью-то анафему, что вообще замечательно. И это с чисто канонической точки зрения. А как иначе? Ещё раз: им это зачем? Зачем это сербам? Зачем это болгарам? Зачем это румынам и македонцам? Я бы сейчас произнёс эффектную фразу о том, что это вопрос без ответа, но, на самом деле, ответ на него есть, вот только он многим не понравится.
Дело в том, что церковь — это часть общества, причём целиком и со всеми его обстоятельствами. И уж сложилось так, что церкви-сёстры духовно окормляют народы, которые в данный момент находятся в жёсткой политической зависимости от некоторых международных центров силы.
Но это только — во-первых, а есть ещё и во-вторых. И если первая причина была, скорее, духовная, то вторая абсолютно политическая. Дело в том, что церковь — это часть общества, причём целиком и со всеми его обстоятельствами. И уж сложилось так, что церкви-сёстры духовно окормляют народы, которые в данный момент находятся в жёсткой политической зависимости от некоторых международных центров силы. Тех, которые и являются действительными инициаторами нынешнего раскола. Их страны напрямую зависимы от тех, кто сегодня стоит за спиной Фанара. И сколько продлится такое положение дел — ведомо одному Господу. Ну, так и кто же позволит церквям-сёстрам «объединяться вокруг Москвы»? Я думаю, все это прекрасно понимают.
И вывод из этого может быть только один: в случае реализации максимально негативного сценария нынешнего раскола, русская церковь неизбежно начнёт развиваться по армянской модели — всё более и более становиться чисто национальной церковью, существующей исключительно в рамках одной этно-культурной общности. То есть РПЦ станет церковью исключительно русских и народов, находящихся на русской орбите. Это положение будет закрепляться с каждым годом, углубляя отделение не только от Константинополя, но и от других православных церквей. Я не исключаю даже, что в определённый момент оно может быть закреплено на догматическом уровне — путём внесения тех или иных изменений в православный канон. И ведь это, в определённой степени, тоже неизбежно — время идёт и дороги расходятся всё больше. Начаться может с малого: с внесения изменений в богослужебный обряд. Потом в какие-нибудь каноны второстепенного или даже третьестепенного значения. Ну, а дальше — больше.
Ведь, в конце концов, отдельные храмы для русских (как, некогда, для армян) могут появиться и без того уже очень скоро — первый шаг к этому уже сделан. И актуально это может стать не только для мест, духовно окормляемых Фанаром. Если предположить, что, скажем, румынская церковь даже просто откажется разрывать каноническое общение с Константинополем — при определённом стечении обстоятельств и наше собственное общение с ней может стать сильно ограниченным. По тем же самым каноническим и чисто техническим причинам. А раз так, то и разговор об отдельных храмах может тоже возникнуть. И далее везде. В конечном счёте это приведёт к смене матрицы мышления у всей русской православной общины: со своей нынешней вселенскости она может перейти на изоляционизм и духовную автаркию. Уж поверьте: такие изменения происходят, подчас, очень быстро.
В результате раскола будет уничтожено православное единство. А значит с каждым годом будет нарастать фрагментация православного мира и отдаление церквей-сестёр друг от друга.
Впрочем, к чему тратить слова понапрасну. Просто сходите в армянский храм. Посмотрите на армянское богослужение. Поинтересуйтесь спецификой их очень особенной и невероятно замкнутой духовной жизни. Просто посмотрите на армян. А потом попробуйте принять мысль, что, возможно, вы только что смотрели в зеркало. Волею судеб я довольно неплохо знаю о том, к чему сейчас предлагаю вам присмотреться. А потому я прекрасно понимаю, о чём сейчас говорю. Как сказал герой одного культового отечественного кино: «Это ни хорошо и ни плохо. Это иначе» ©.
И уже несколько десятилетий спустя Русская Православная Церковь может трансформироваться до такой степени, что узнать её будет практически нереально. Хорошо это будет или плохо? В чём-то хорошо. В чём-то плохо. И очень сильно по-другому. Во всём. Это преображение её не убьёт. Но и счастья не принесёт.
Не только ей. Никому. Включая Константинополь. Который сам неизбежно окажется в изоляции. Впрочем, повторюсь: его судьба нам сейчас интересна в последнюю очередь. Ведь речь сейчас, на самом деле, идёт о судьбе не одной из поместных церквей, а мирового Православия в целом. А именно оно и является в данной ситуации главным пострадавшим. Потому что основной удар приходится по нему. И для него прогноз на ближайшие десятилетия действительно очень печален: прежде всего в результате раскола будет уничтожено православное единство. А значит с каждым годом будет нарастать фрагментация православного мира и отдаление церквей-сестёр друг от друга. Подчёркиваю: этот процесс будет касаться не только русской церкви — он коснётся всех. И сколько это продлится, сказать сейчас не сможет никто. Быть может, годы. Быть может, десятилетия. А, быть может, века. Кто знает?
Только Бог.
Ну, а во что это может вылиться для русского Православия внутри самой России? Вариантов может быть несколько. И зависит это, во многом, от того, что в этот период будет происходить с самой Россией. Давайте не забывать, что наша страна сейчас сама в любой момент может оказаться в положении осаждённой крепости и начать жить в режиме автаркии и изоляционизма. Конечно, есть вероятность, что в этом положении русское Православие станет чём-то вроде национального достояния, цементирующего осаждённый народ. Но вероятность того, что оно сохранится в качестве основной скрепы, не велика. Скорее всего, его роль в этой роли будет существенно ниже, чем сейчас. У этого есть вполне практическая причина. Полагаю, в связи с изменением статуса, Православие перестанет быть потенциальным инструментом глобальных идейных притязаний (оно уже просто не сможет обеспечивать это в должной мере). В связи с чем будет возможна замена его, как стержня негласной государственной идеологии, на что-то другое, либо же значительное снижение его роли в этом качестве.
Наша страна сейчас сама в любой момент может оказаться в положении осаждённой крепости и начать жить в режиме автаркии и изоляционизма. Конечно, есть вероятность, что в этом положении русское Православие станет чём-то вроде национального достояния.
Что же до общей исторической перспективы, одно можно сказать уверенно: когда закончится нынешний период раздробленности русской земли — закончится и время распада русской церкви. Не раньше. Но и не позже. Это главный исторический вывод, который уже сейчас можно сделать.
В завершении хочу уточнить: всё, что я описал выше, станет актуально только в том случае, если события развернутся по максимально негативному сценарию. Ещё раз подчёркиваю это. Я искренне надеюсь, что у двух великих и древних православных церквей в итоге хватит мудрости и исторической ответственности остановиться. Пусть даже в последний момент. Да, вероятность того, о чём я сейчас говорил, очень велика. Но это не первый кризис в церковной истории. И в подавляющем большинстве случаев такие кризисы, в итоге, удавалось успешно преодолевать. Раскол — это, по сути, девиация. Отклонение от нормы. Причём девиация экстремальная. И мне от всей души хочется верить, что девиацией он и останется.
Ну, а нашим духовным пастырям по обе стороны намечающегося раскола хочу заметить: никакая власть и никакое влияние не стоят того, что может произойти. Путь схизмы — это путь потерь. Всегда. И для всех. Будьте любезны об этом помнить.
Павел КУХМИРОВ
© Павел Раста
