Церковный раскол. Этого слова наша страна не слышала четыреста лет. Разумеется, если подходить к вопросу формально. В ином же случае можно смело утверждать, что тот, предыдущий раскол аукался нашему народу несколько столетий, отражаясь на всех сферах его жизни, без малейшего исключения. Отзвуки его были очень громко слышны до самой революционной поры 1917 года, активнейшую роль в которой сыграли выходцы из среды старообрядцев.
До самой Октябрьской революции страна была чётко разделена невидимой чертой, очень походившей на линию фронта. По сути, три века она жила одновременно в двух реальностях, неявно, но бескомпромиссно противостоявших друг другу. И примирило их только, без малого, сто лет государственного атеизма. И я не погрешу против истины, если скажу, что ещё год назад мало кто мог даже подумать о том, что для нас это слово снова станет актуально. Увы, у исторического процесса своя логика.
За минувшие несколько месяцев о новом церковном расколе не написал, наверное, только ленивый. А, стало быть, описывать его без надобности: его причины (истинные и формальные), движущие силы, структура, действующие лица, все канонические и политические стороны были описаны и проанализированы уже многократно. Я же хочу поговорить с вами о другом.
Начну несколько издалека. Некоторое время назад стало известно, что в связи с произошедшим разрывом канонического общения между Москвой и Константинополем для духовного окормления православных верующих из России в Турцию направляются русские священники. Продиктовано это было, на самом деле, абсолютно технической необходимостью: русским православным больше нельзя молиться в греческих церквях. Они для них в данный момент не могут являться ничем, кроме туристической достопримечательности. Проблема в том, что у Константинопольского патриарха в Турции всего около двух тысяч прихожан. А русских туристов там же находится больше на порядок. И не только туристов. Что и продиктовало необходимость направления туда русских же священников. На эту новость мало кто обратил внимания, и это более, чем напрасно. Потому что вот именно с этого самого момента раскол перестаёт быть всего лишь угрожающей риторикой. Из плоскости громких заявлений он переходит в практическую плоскость и начинает реализовываться на институциональном уровне.
Ранее подобного не происходило, так как действовал принцип канонической нерушимости границ. Но в нынешних обстоятельствах его больше нет. Его никто не отменял. Но его нет по факту.
И то же самое, что произошло в Турции, сейчас по цепной реакции начнёт происходить на всём пространстве соприкосновения русской и греческой церквей. А это огромное пространство. И это будет происходить почти лавинообразно, причём всё по той же технической необходимости. Дело вряд ли ограничится одними священниками — вполне вероятно, что далее последует открытие русских церквей, которые будут существовать параллельно с греческими. При том, что ранее подобного не происходило, так как действовал принцип канонической нерушимости границ. Но в нынешних обстоятельствах его больше нет. Его никто не отменял. Но его нет по факту. Его нет технически.
Фактически раскол начал выходить из-под контроля и самораскручиваться, развиваясь уже по своей собственной логике, которая уже очень скоро может вообще перестать зависеть от желания или нежелания заинтересованных сторон. И вывод из этого крайне неприятный: от окончательного оформления и закрепления раскола мировое Православие сейчас не отделяет уже почти вообще ничего — бездонная пропасть уже под ногами и перил впереди больше нет. Остался только один, на самом деле, очень символический и тоже (как это ни ужасно) всё более и более технический шаг — анафема. Взаимная или одной из сторон. Это уже не важно. И если институционально всё прочее самореализуется — будет и она. Как бы сейчас стороны ни боялись произнести это слово. Но даже если они на это всё же не решатся — когда все мосты сожжены, официальная анафема становится не так уж и принципиальна. С некоторыми христианскими деноминациями мы без всякой анафемы находимся в состоянии раскола уже больше тысячи лет.
Разумеется, такой сценарий не предрешён — всегда остаётся возможность того, что, стоя у края той самой пропасти, церкви всё же найдут в себе силы сделать шаг назад и перевести дух. Так, как это в абсолютном большинстве случаев и происходит. Но никто сейчас даже не пытается задумываться о том, что будет, если всё же состоится событие, именуемое греческим словом «СХИЗМА» (σχίσμα) — тот самый страшный, окончательный раскол. Вот именно об этом я и хочу поговорить. Задаться вопросом: «А что если?».
От окончательного оформления и закрепления раскола мировое Православие сейчас не отделяет уже почти вообще ничего — бездонная пропасть уже под ногами и перил впереди больше нет. Остался только один, на самом деле, очень символический и тоже (как это ни ужасно) всё более и более технический шаг — анафема.
Что произойдёт, если события пойдут по максимально негативному сценарию? И в первую очередь: что в этом случае произойдёт с русским Православием? Как оно будет существовать после размежевания с Константинополем? Какие формы приобретёт, во что трансформируется? Какие взаимоотношения у него сложатся с остальным православным миром и что будет происходить внутри самого православного мира? Что ж, давайте попытаемся это понять.
И для этого необходимо прибегнуть к вполне надёжному способу: взглянуть в прошлое. Ведь нынешний раскол не первый и даже не десятый. Полагаю, что он даже не сотый. Христианство — религия древняя. А Православие — самая старая из её основных ветвей.
Более того, история нашей страны и того, что нынче принято называть Русским Миром, очень богата на расколы. В том числе и того типа, что происходит сейчас. И прежде чем переходить к основной теме, я хочу задать вам вопрос: является ли нынешний раскол чём-то необычным, либо чём-то, что невозможно было спрогнозировать? Ведь для понимания того, что будет дальше, совсем не бесполезно понять, что этому предшествовало? Какие мрачные тени обитают в истории православного мира? Какие исторические процессы привели нас к тому, к чему мы пришли? Так неожиданно ли то, что случилось?
Нет.
Более того — это было абсолютно предсказуемо. И абсолютно не ново в истории православия. Именно в православном мире духовное и политическое размежевание (или же, напротив, объединение) как нигде всегда шли рука об руку. И если происходило одно — происходило и другое. Примером может являться наша же страна времён феодальной раздробленности: того периода нашей истории, когда рязанец в Новгороде был таким же иностранцем, как парижанин в Йорке. Но и духовные власти русских княжеств были едины друг с другом не больше, чем сами эти княжества. Напротив, когда под властью энергичных московских правителей страна объединилась — точно так же объединилась и церковь. В 1589 году был избран первый московский Патриарх (им стал канонизированный ныне Св. Иов). И чем более объединялась и централизовалась страна — тем более объединялась и централизовалась русская церковь.
Какие мрачные тени обитают в истории православного мира? Какие исторические процессы привели нас к тому, к чему мы пришли?
Но происходили и иные процессы. Там, где территория русского православия (или же иного православия, тяготеющего к нему) оказывалась под политической властью другого центра силы — везде за этим следовала попытка и духовного отделения тоже. Иногда успешная. Иногда нет. Иногда инициаторами были новые хозяева. А иногда и элиты данных территорий. Как случилось, к примеру, с Галицкой и Киевской Русью. И ведь та ситуация отражает нынешнюю почти зеркально.
С XIV века местные правители, тяготевшие к Литве и Польше, пытались создать на Киевско-Львовском пространстве отдельную православную митрополию в противовес набиравшей силу Москве. К чьим услугам они в итоге прибегли? Разумеется, константинопольского патриарха. Ничто не ново в этом мире. Не буду вдаваться в ту историю подробно, так как здесь тема даже не для отдельной статьи, а для отдельной книги. Скажу лишь, что тогда им это удалось (как, скорее всего, удастся и сейчас), и киевская митрополия константинопольского патриархата (она же Западнорусская, она же Киево-Литовская) просуществовала с с 1458 по 1596 год.
Вот только те самые пропольские и пролитовские элиты (в том числе и внутри самой церкви) на этом не остановились. И в 1595 году решили, что православие им не нужно вовсе. После чего ряд епископов во главе с Михаилом Рогузой ушли под римского папу, приняв так называемую Брестскую унию. Именно так и была создана та самая греко-католическая или, как её ещё называют, «униатская» церковь, ставшая через несколько веков опорой нынешних бандеровцев. После чего не униатское православие там на долгие годы оказалось практически на нелегальном положении. Примерно так же, как сейчас может оказаться нелегальной на современной Украине каноническая церковь. Можно смело говорить о том, что тогда, как и сейчас, Фанар был использован в политических играх против русского православия, как инструмент. Потом же, за ненадобностью, выброшен. Впрочем, кто сейчас об этом помнит?
Духовные отпадения, подобные тому, что сейчас происходит на Украине — это результат отпадений политических. Расколом бы я это не назвал — скорее, речь идёт о духовной агрессии и духовной оккупации.
Единичным ли был случай подобного участия Фанара в не вполне чистоплотных играх по вмешательству политических властей в дела духовные? Ни коим образом. Описанный выше случай был даже не самым вопиющим. Куда более прекрасно дела обстояли, скажем, в Молдове. И там всё было ой, как непросто. Предки современных молдован — волохи — приняли христианскую веру от православных славян, и надо ли говорить, что именно к славянскому православию они всегда и тяготели. В 1401 году молдавское православие получило собственную митрополию, после чего укрепилось и молдавское государство — статус господарей, получивших духовную санкцию, значительно возрос. И политическое тяготение православной Молдовы к православной Москве возросло так же.
Господарь Штефан Великий и вовсе вёл дело к государственному объединению, выдав свою дочь Елену за московского наследника. Но в дело вмешались обстоятельства иного рода. В 1453 году пала Византия. Началось шествие османских турок по Балканам. И на Молдову очень быстро упала тень Стамбула, уже переставшего быть Константинополем. Получив власть политическую, оттоманские султаны немедленно начали брать под контроль власть духовную. И использовать они для этого начали по-прежнему неуёмные амбиции константинопольской патриархии, реальная власть которой уже не выходила за пределы района Фанар. Но именно эту власть турки, в свойственной им манере, навязали православной Молдове. Тогда даже термин такой появился: «власть греков-фанариотов». Как актуально звучит, не правда ли? Во многом, именно с их помощью турки и осуществляли свой жестокий квазиколониальный, а то и вовсе оккупационный гнёт.
То же самое, по той же модели, происходит сейчас на Украине. С той лишь разницей, что хозяева у них нынче не турки. Ну, а что касается Молдовы, то судить о том, какую константинопольское духовенство оставило по себе память, можно, хотя бы, по высказыванию кишинёвского историка Василия Стати: «Нравится кому-то или нет, но Россия в 1812 году освободила Пруто-Днестровскую Молдову от оттоманов, фанариотов и ногайских татар» ©. Обратите внимание, между кем и кем он поставил выходцев с Фанара. И ведь Молдова была не единственной. Аналогичным же образом Фанар вёл себя в Болгарии и Сербии, беззастенчиво использую свирепых турецких захватчиков для навязывания балканским славянам своей власти. И они до сих пор это очень хорошо помнят.
Происходящее является прямым следствием того, что сейчас наша страна снова переживает период раздробленности.
Однако вернёмся к России. И здесь, опираясь на исторический опыт, можно с полной уверенностью сказать следующее: духовные отпадения, подобные тому, что сейчас происходит на Украине — это результат отпадений политических. Расколом бы я это не назвал — скорее, речь идёт о духовной агрессии и духовной оккупации. Происходящее является прямым следствием того, что сейчас наша страна снова переживает период раздробленности. Именно по этой причине я не брал бы в качестве исторического примера великий церковный раскол, ставший результатом реформ патриарха Никона — он ведь происходил в совершенно иных исторических обстоятельствах, тогда, когда страна, напротив, переживала период собирания земель, объединения и централизации. Он происходил в едином, крепком государстве, которое восстановилось после смуты и стало очень сильным. И причины его были совершенно иными, чем теперь.
Ну, а самый последний пример церковного отпадения по политическим причинам отнюдь не далёк от нас по времени: это откол РПЦЗ после событий революции 1917 года и гражданской войны. Если разобраться — причины ведь те же самые. Зарубежная часть нашей церкви оказалась за границей нового раздела, прошедшего тогда не только по географическим картам. И результат был нисколько не удивителен.
Теперь, вкратце поняв из какого исторического процесса происходят нынешние события, можно переходить к основному вопросу: как будет существовать русская церковь и русское православие в случае развития раскола по максимально негативному сценарию? Уточню для большей ясности: речь идёт именно о русской церкви на её канонической территории. Ни о Константинополе, ни о том квазицерковном образовании, что может возникнуть на Украине, речь не идёт — это отдельные темы. Заданный вопрос, на самом деле, куда серьёзнее, чем может показаться. Он отнюдь не локален. И для нахождения ответа на него нам понадобятся исторические примеры куда масштабнее исторического опыта нашей страны. Примеры глобальные. Общехристианские и общемировые. Нечто архетипическое — то, что позволит выявить общие модели, одна из которых и может быть прообразом того, по какому пути наиболее вероятно пойдёт русская церковь после раскола.
Павел КУХМИРОВ
© Павел РАСТА
