Психолог о коронавирусе, QR-кодах и взаимной агрессии «уколотых» и «антиваксеров»

vakcinaciya

В конце этой недели Петербург перейдёт к жёстким мерам по ограничению распространения коронавирусной инфекции. До седьмого ноября вводится режим, схожий с локдауном: будет прекращена работа общепита, кинотеатров, развлекательных центров и так далее. Ну а после его снятия в городе будут существенно сокращены возможности для непривитых от коронавируса и не получивших специальный QR-код граждан. Давление со стороны властей привело к волне негодования среди тех, кто против ограничения прав петербуржцев. Попутный эффект — рост взаимной агрессии сторонников и противников ограничительных мер. О том, что стоит за нежеланием людей сделать доступную прививку, а также о влиянии всей ситуации с коронавирусом на психику граждан, «Родина на Неве» побеседовала с психологом, доктором психологических наук Андреем Цветковым.

Кадр из мультфильма «Про бегемота, который боялся прививок»

— В большинстве российских регионов, и в Петербурге, в частности, процент вакцинированных от ковида относительно невысокий. И это при том, что идёт массированная пропаганда вакцинации и даже вариантов вакцин предложено несколько на выбор. Как вы считаете, в чём причина нежелания многих людей сделать прививку от ковида? Власти чересчур давят?

— Давление властей, надо сказать, достаточно аккуратное, вызывает у существенной части населения ощущение глубинного протеста — это архетипическая вещь. Вторая причина достаточно массового отказа от вакцинации состоит в большом количестве циркулирующих слухов, сплетен и антинаучной аргументации, обсуждать которую я не вижу особого смысла. Скажу только, что пресловутая «теория заговора» занимает не последнее место, и люди удачно встраивают ситуацию с ковидом в идеологию, которую несколько иронично можно обозначить как «кругом враги». Этому способствует достаточно тревожная атмосфера на фоне внутренней и внешней политики нашего правительства. Наконец, существенная часть людей следует определённой, даже не осознаваемой установке, быть с толпой. Это явление можно наблюдать, когда количество вакцинированных или тяжело переболевших в окружении человека достигает некой критической массы, и он идёт и прививается. То есть из стана яростных антипрививочников переходит в стан столь же яростных проваксеров.

— Есть значительная доля людей, которые против остальных прививок ничего не имеют. Например, против прививок от полиомиелита, гепатита, туберкулёза. Да того же гриппа или клещевого энцефалита в случае командировки в места, где есть угроза заражения. Отрицательное отношение у них сложилось именно в отношении вакцины от коронавируса.

 — Отчасти это связано с тем, что на прививку от коронавируса возлагались слишком большие надежды, которые ни одна вакцина не может оправдать: что массовая вакцинация остановит эпидемический процесс и жизнь вернётся в нормальное русло. Кроме того людей в той или иной степени, осознанно или не очень, пугает любая экстренная ситуация. Их пугает сама по себе эпидемия коронавируса, и прививка воспринимается как некое выражение этой эпидемии. Другие прививки, которые вы перечислили, плановые. Они не имеют такого привкуса экстренности действий. Соответственно, они гораздо проще воспринимаются людьми.

— Есть ли какие-то базовые страхи, на которых всё это основывается?

— Базово это апеллирует к страху, описанному Фрейдом — это базовый страх смерти, а также к базальной тревоге, описанной уже учеником Фрейда, Эриком Эриксоном. В основе идея, что мир для многих людей, в данном случае россиян, не кажется понятным, предсказуемым и дружелюбным местом. Источником может быть, например, школьная травля, участие в которой принимают и педагоги, оправдывая давление на ученика словами: «с ним в реальной жизни никто цацкаться не будет, жизнь — штука жестокая».

История с коронавирусом накладывается на ситуацию неопределённости, а когда мы не знаем, чего ждать, возникает соблазн защитного смещения фокуса внимания. То есть: я не могу ничего поделать со всей ситуацией, которая развивается непрогнозируемо, но я могу управлять моментом — привьюсь я или нет. Некомпетентные в сфере медицины люди вдруг начинают рассуждать о свойствах разных вакцин, заявлять, что, пожалуй, привьётся, но только не «Спутником», а «Ковиваком». Человеку просто страшно, что ситуация лишена какого бы то ни было контроля с его стороны. А вот привьётся ли он и чем привьётся, это ему подконтрольно. Как в известном анекдоте, люди «ищут под фонарём», контролируя ту часть процесса, которая им как бы подконтрольна.

— В Петербурге система с QR-кодами ранее не вводилась. Её запускают достаточно внезапно, без особой подготовки. Ещё и в такое хмурое время года. Не добавит ли это негатива прививочной кампании? Стоит ли ждать, что люди начнут сильнее депрессовать? Насколько адекватно выбран период времени для введения ограничений, если его вообще можно было выбирать?

— Большая часть нашей страны, больше семидесяти процентов населения, проживает в средних и высоких широтах, соответственно, осень, зима и первая половина весны у нас достаточно тёмные, холодные и мокрые. Такое положение вещей не способствует выработке наиболее важных для активности и хорошего настроения нейромедиаторов, таких как серотонин и норадреналин. Соответственно, люди начинают себя осознанно и не очень стимулировать. Каким образом? Например, они идут в торгово-развлекательный центр. Идут даже не за шопингом, а за «зырингом»: посмотреть на яркие одежды, посмотреть на других людей. Даже казалось бы раздражающе шумные детские уголки с аттракционами и громкой музыкой подзаряжают весельем.

О соблюдении мер безопасности почти никто не думает — масочный режим у нас реализуется достаточно поверхностно. В лучшем случае маску можно увидеть на так называемых «голоносиках», когда маской закрыт только рот. Градусники, которыми вооружена охрана входе, имеет очень невысокую точность.

К сожалению, именно вот с этим, с тем, что людей тянет в места массового скопления, где тепло, светло и весело, и не работают меры индивидуальной защиты, обусловлен в существенной степени всплеск заболеваемости. Введение жёстких ограничительных мер — выбор меньшего из зол. Я не думаю, что в правительстве люди настолько глупые, чтобы безосновательно совершать самострел в ногу национальной экономике.

— Во время первых волн коронавируса имели место вспышки настоящей агрессии с распусканием рук, с громкими словами. Местами царило полное мракобесие на основе исполнения масочного режима — надел человек маску или не надел. В маршрутке на людей с кулаками нападали. Сейчас даже интеллигентные люди в интернете позволяют себе резкие реплики в адрес людей, занимающих противоположную позицию по поводу масок и вакцинации. Не будет ли новой волны агрессии на почве внедрения QR-кодов? И вообще на чём базируется эта злобность?

— Мы вынуждены обратиться к более глубоким социально-психологическим механизмам. Есть понятие идентичности, куда входит, в том числе, отнесение себя к тем или иным социальным группам. У этой идентичности есть два способа выстраивания. Первый способ выстраивания позитивный — «я такой же, как ты». Этот способ более трудоёмкий. А второй способ — негативный: «я не такой, как другие» или «мы с вами не такие, как те». И в ситуациях кризиса идентичности, а в России он не преодолён с распада Советского Союза, поиск ведётся очень активно.

Идентичность требуется человеку для повседневной жизни. Он может её не осознавать как потребность, но она ему нужна. Поэтому, в частности, у нас всё время возникают те самые «кругом враги». Почему нас безумно беспокоит, например, разрешение на гей-браки в Европе. Это провозглашается чуть ли не как цивилизационная угроза. Но почему это вообще так заботит некоторых особенно яростных противников? Вы хотите вступить в гей-брак? Вы хотите переехать в Европу? В вашем Петербурге, в Москве, в Самаре это не имеет никакого значения.

Коронавирус просто встал в этот же ряд — «мы не такие, как кто». Появились такие обозначения групп, как «антиваксеры». А знаете, как называют антипрививочники тех, кто привился — «уколотые». У меня, может быть, в силу опыта работы в наркологической больнице, искажённое восприятие, но слово «уколотые»  отсылает куда-то в сторону наркоманов, то есть, людей не совсем адекватных. Разделяют людей на нормальных и антиваксеров даже очень аккуратно высказывающиеся врачи, такие как Проценко из Коммунарки. Я читал его интервью, где он говорит: «Почему, если заболеют мои пожилые родители из-за какого-то там антиваксера, я к нему должен нормально относиться?». Это не прямая цитата, но смысл такой. А ведь это доктор: этика, деонтология, грамотность. То есть, мы ищем — и в ситуации неопределённости это происходит ещё активнее — того, с кем не быть, кто нам чужой. Коронавирус очень удобную дал для этого основу, к сожалению.

— То есть, скорее всего можно ожидать усугубления агрессивности людей? Или она всё-таки должна пойти на спад?

—  Здесь двоякая ситуация. Агрессия станет менее заметной. То есть, вряд ли люди будут драться, как в первую волну, поскольку это перестало быть острым стрессом, а стало стрессом хроническим. Но взаимная нетерпимости будет расползаться. Мы это сейчас уже можем видеть в интернете по ярости полемик в отношении всего, что связано с коронавирусом. Соответственно, у нас будет увеличиваться так называемая скрытая агрессия. И, к сожалению, скрытая агрессия резко повышает количество психосоматических заболеваний. То есть, у нас будет с небольшим временным лагом всплеск обращения к врачам именно терапевтических специальностей с гипертонией и прочими сердечнососудистыми заболеваниями, атопическим дерматитом, бронхиальной астмой. Это будет повально, тем более, что можно будет сослаться, что это осложнение после коронавируса. Хотя причиной будет как раз нереализованная агрессия. Сходить, как в японских корпорациях постучать по боксёрской груше с изображением начальника, было бы в этой ситуации продуктивно. Но, к сожалению, это не наша история.

— Если говорить о психиатрических заболеваниях, по вашим наблюдениям, коронавирус с первой волны и по сей день как-то повлиял на ситуацию?

— Сам по себе коронавирус, конечно, не повлиял, если говорить именно про обострения хроников. Надо сказать, что те или иные отклонения в душевном здоровье, не ведущие к инвалидизации, к тяжёлым болезням, но ухудшающие качество жизни, есть примерно у каждого третьего россиянина. Любой выраженный социальный стресс ведёт к понижению именно социального душевного здоровья. Это очень хорошо изучено на больших промежутках времени.

К сожалению, очень многие люди испытывают постковидные нарушения душевного здоровья, а именно, это длительная астено-депрессивная симптоматика, то есть, ощущение хронического упадка сил, ощущение подавленности, это ухудшение памяти. И здесь очень сложно разделить, где заканчивается влияние, собственно, посткоронавирусное  и начинается влияние именно социального стресса. Поэтому в целом и как сильный социальный стресс, и как специфическое заболевание, поражающее, в том числе, нервную систему едва ли не более жёстко, чем дыхательную систему, коронавирус очень аукнулся.

Самое главное, что сказываться он будет и сильно после того, как пандемия закончится. Такая ползучая инвалидизация после сильных социальных стрессов была хорошо изучена после Второй Мировой войны — послевоенные переживания у людей оказывались на многие годы. Большинство взрослых людей, если мы говорим про Ленинград, сталкивались с тем, что для наших бабушек выбросить зачерствевший хлеб было чем-то запредельным. При том, что сам по себе хлеб в мирные годы уже не был жизненно важной ценностью — его уже было много. Но хлеб стал символом. После коронавируса будут какие-то другие символы. Многолетние «хвосты» сопротивления негативным событиям, безусловно, будут.

— Известно, что в сопротивляемости организма заболеванию играют роль не только пресловутые антитела, замерять титр которых стало мейнстримом, но и гормоны. Их выработка связана в том числе с эмоциональным состоянием людей. Так, может быть, не надо раздражать людей запретами, а просто поддерживать? Тогда и на вакцинацию пойдут охотнее?

— В целом, действительно есть рациональное зерно в том, что когда у человека хорошее, радостное настроение, то у него иммунитет работает лучше. Но в Москве уже и квартиры разыгрывали, и миллионы, предпринимали всяческие попытки мотивировать людей через радость. К сожалению, работает это у нас, как выяснилось, не очень хорошо. И получается, что если человек не реагирует на пряник, его приходится подгонять кнутом. И это очень хорошо видно именно применительно к ковиду и прививкам. Я не думаю, что добровольно-принудительные меры вводят без серьёзных оснований. Кроме того, их вводили достаточно постепенно. Я полагаю, что к сожалению, мы просто находимся в ситуации, когда хороших выходов нет.

— Грустно.

— Нет хороших выходов не в смысле того, что всё плохо, а в смысле того, что мотивировать людей на соблюдение эпидемиологических ограничений приходится с признанием того, что ситуация сейчас сопоставима с условиями военного времени. Поэтому речь идёт не о правах человека и о праве выбора, а о социальной дисциплине, характерной для военного времени.

Одобрение вакцин — цикл клинических испытаний — ускорено. По-хорошему, три фазы клинических испытаний занимают от пяти до десяти лет. Но когда идёт эпидемия с огромной добавочной смертностью (добавочная — относительно среднестатистического уровня), то приходится с этим мириться, а потенциальные побочные эффекты отслеживаются на пострегистрационных исследованиях. Впрочем, когда кто-то говорит, что с нашей вакциной ещё ничего непонятно, это не так, уже всё понятно: миллионы привитых, есть результат. К счастью, оказались достаточно профессиональными те, кто создают вакцины, и пока никаких критичных побочных эффектов не проявилось. Поэтому я испытываю оптимизм в том плане, что несмотря на отсутствие хороших социально-политических вариантов, в плане здоровья, я надеюсь, мы буквально в ближайшие несколько месяцев выйдем на некое плато негативных настроений, а дальше уже весь этот градус агрессии, взаимной подозрительности и так далее начнёт снижаться.

Беседовала Юлия Медведева

Вам будет интересно