В августе 2021 года ушёл из жизни петербургский философ Вадим Семенков. Философ изучает жизнь, осмысляет её. Этим и занимался Вадим Семенков. Осмыслять — весьма многозначительное русское слово. Осмыслить — значит, понять явление, различить его смысл. Семенков, будучи воцерковлённым православным человеком, искал ещё и религиозные смыслы явлений. Искал — и находил. Например, в русском роке, который он, по всей видимости, любил.
Поэтому неслучайно тема круглого стола, посвящённого его памяти, была сформулирована так: «Философские и религиозные идеи в российской рок-музыке». Прошёл он в рамках Дней петербургской философии в Санкт-Петербургском государственном институте психологии и социальной работы, где Семенков преподавал в последние годы.
Когда жена Вадима, Марина, предложила мне выступить на этом круглом столе, я, не долго думая, согласился. Правда, говорил я на нём не о философии русского рока и не религиозных мотивах этого явления, а о его политическом звучании. Для меня русский рок, а если точнее — классический русский рок конца 80-х годов прошлого века — это прежде всего политика. Я прекрасно помню, какое мощное впечатление на меня, только что вернувшегося из армии, произвёл концерт группы «Алиса» во Дворце молодёжи на Петроградской. Вскоре «Алиса» записала альбом с провокационным названием «Блок ада». Я тогда увлекался поэзией Владимира Маяковского, и мне больше всего понравилась стартовая композиция пластинки — «Время менять имена», в которой чувствуется энергия футуризма.
Во многом русский рок меня и вдохновил на политический активизм. Мы, молодые анархисты, распечатывали на машинках, стуча одним пальцем по клавиатуре, тексты песен «Алисы», ДДТ, «Телевизора» и распространяли их, вполне обоснованно считая, что занимаемся политической агитацией.
Ходили мы с товарищами и на тот знаменитый концерт «Алисы» во Дворце спорта «Юбилейный», после которого в газете «Смена» появилась статья Виктора Кокосова «Алиса с косой чёлкой». Дело было в ноябре 1987 года. Виктор Кокосов, обвиняя Константина Кинчева в пропаганде неонацизма, утверждал, что солист «Алисы» кричал со сцены «Хайль Гитлер на том берегу!». Все, кто присутствовали на том концерте, сочли, что либо корреспондент «Смены» — беспардонный лжец, либо он находился в невменяемом состоянии, если расслышал вместо припева «Эй ты там, на том берегу» вопль «Хайль Гитлер!». Помню я и концерт группы «Телевизор» в том же «Юбилейном», на котором солит коллектива Михаил Борзыкин исполнял песню «Рыба гниёт с головы» в маске Михаила Горбачёва.
Вскоре, правда, «политическая повестка» русского рока немного приелась. Ситуация в стране стремительно менялась. Появлялись новые вызовы, а рокеры, те из них, что были озабочены политикой, за этими переменами не поспевали, продолжая обличать негодяев «эпохи застоя». Где-то с 1992 года я вообще перестал интересоваться русским роком. Правда, в конце 90-х я вернулся к общению с этим явлением, но уже как журналист, ведущий музыкальной рубрики в одной популярной газете. Я брал интервью как у рокеров «старой школы» (Константина Кинчева, Святослава Задерия, Вячеслава Бутусова и других), так и у «новой волны», которая, как правило, о политике вообще не задумывалась. В последний раз я касался темы политического измерения русского рока 12 лет назад, беря интервью у лидера ДДТ Юрия Шевчука.
Такое долгое вступление я сделал лишь для того, чтобы показать, что я, что называется, в теме того, о чём говорил на круглом столе «Религиозные и философские идеи российской рок-музыке». Выступающих было много, а времени — мало. Поэтому на доклады выделили по 10 минут. За это время можно лишь обозначить тезисы. Текст, который я предлагаю, несколько полнее того, что я успел сказать на круглом столе.
Фавориты Луны
Изначально русский рок политики не касался. Она не интересовала рок-музыкантов. Да и в годы застоя, когда появилась самодеятельное российское рок-движение, делать это было небезопасно. Репрессивная система отреагировала бы незамедлительно. Можно было легко очутиться в психиатрической лечебнице. Ведь, по логике той системы, возмущаться советской действительностью и строительством светлого коммунистического будущего могли только люди с расстройствами психики.
«По правде сказать, мы находились вне системы не потому, что мы были крутыми революционерами, че геварами. Просто той системе мы были на фиг не нужны. Мы были инородными элементами, но мы были безумно свободными. Все!» — заявил в разговоре со мной летом 2010 года Юрий Шевчук. Тогдашняя российская рок-среда была очередной субкультурой, вроде стиляг 50-х или бардов 60-х. Русские рокеры пели о взаимоотношениях с восьмиклассницами, об алюминиевых огурцах на брезентовом поле, об изменах любовниц и прочих сексуально-бытовых проблемах.
Вот, например, строчки из песни «Дрянь» группы Михаила (Майка) Науменко «Зоопарк»:
Ты строишь всем глазки у меня за спиной. Ты бьешь мои тарелки одну за другой. Ты — дрянь! Ты спишь с моим басистом и играешь в бридж с моей женой. Я всё прощу ему, но скажи, что мне делать с тобой? Тебя снимают все подряд - и тебе это лестно, Но скоро другая займёт твоё место. Ты — дрянь!
Панки из группы «Автоматические удовлетворители» были попроще. «Ну и что-то ты живёшь на Техноложке! У других есть всё, а у тебя только кошки!» — выдавал их лидер Андрей Панов по кличке Свинья.
Если в репертуаре самодеятельных рок-групп и появлялись песни политического содержания, то из-за соображений конформизма. Беря в октябре 1999 года интервью у создателя группы «Алиса» Святослава Задерия, я спросил его, как в репертуаре коллектива оказалась песня со словами «Большое ружьё в руках маньяка — большое ружьё из окна Пентагона».
«Всё очень просто, — ответил он. — Рок-клуб курировал комсомол, который предписывал, чтобы в репертуаре каждой рок-группы была одна антивоенная песня. Цой пел о безъядерной зоне. Мы — о большом ружье Пентагона». «Это была честная песня, в которой мы заявили о своём антимилитаризме», — добавил он.
Наши рок-музыканты не выкликали перемены, но они их ждали. Ещё в 1985-м Виктор Цой написал песню, которая сегодня подаётся едва ли не как гимн борцов за всё хорошее против всего плохого — «Мы ждём перемен». Затем Цой ещё раз признает: «Я ждал это время, и вот это время пришло, те, кто молчал, перестали молчать». Но ждать перемены — не то же самое, что приближать их.
А кто молчал? Они и молчали. Их поколение. О котором Константин Кинчев пел: «Моё поколение смотрит вниз, моё поколение боится дня, моё поколение пестует ночь, а по утрам ест себя». Они были фаворитами Луны. Они боялись свежести утра. Мир рок-андеграунда был весьма скудным: сигареты в руках, чай на столе, игра на гитаре и, конечно же, пьянство.
Голоса безъязыкой улицы
Всё изменилось, когда сама советская власть объявила о Перестройке. У французского кинорежиссёра Оливье Ассаяса есть фильм о поколении левых активистов 70-х годов, который называется «Что-то в воздухе». Бывают времена, когда всем в ноздри попадает что-то. Что? Точно никто сказать не может. Часто старики, время от времени подверженные паническим атакам, заявляют: «Что-то должно произойти!». Вот и в это время, когда чувствуется что-то в воздухе, всё общество живёт ожиданием. Но не всегда тревожным. Иногда, наоборот, люди испытывают эйфорию. Этим временем всеобщей эйфории и была ранняя Перестройка.
Рокеры — существа интуитивные. Они почувствовали это «что-то» и пришли в большое политическое возбуждение. «В какой-то момент рок-движение во многих городах взорвалось и повело людей к свободе», — не без пафоса заявил Юрий Шевчук во всё той же беседе со мной. Одни рокеры вылизывали «чахоткины плевки шершавым языком плаката», как группы «Телевизор» или «Объект насмешек», другие прибегали к метафорам, порой весьма поэтичным, как Кинчев или Шевчук.
Самой политически ангажированной, пожалуй, была группа «Телевизор» во главе с Михаилом Борзыкиным. Борзыкин прямо заявлял: «Твой папа — фашист» и «дело вовсе не в цвете знамён, он может себя называть коммунистом, но слово умрёт, если руки в крови». Песня так и называлась «Твой папа — фашист». Конечно, этот манифест был ещё и проявлением восстания против «поколения отцов». В песне «Выйти из под контроля» Борзыкин чёрными красками описывал жизнь в СССР:
За нами следят, начиная с детского сада,
Добрые тёти, добрые дяди.
По больным местам в упор, не глядя,
Нас бьют, как домашний скот.
И мы растём послушным стадом,
Живём, как надо, поём, что надо.
Снизу вверх странным взглядом
Смотрим на тех, кто бьёт.
Но и «прорабам перестройки» он тоже не доверял:
Мы стали хитрей, мы научились прятать –
И новые тети, новые дяди
Нам смотрят в глаза и по головке гладят,
И просят уйти на дно.
Но с такими, как он «не просто сладить», предупреждал Борзыкин:
Уберите розги – на всех не хватит!
Сегодня — десять, завтра — двадцать.
Так было и будет всегда.
За эти свои песни Борзыкин пострадал. Но не так сильно, как если бы исполнил нечто подобное лет за пять до этого. «На фестивале 1987 года (речь о фестивале ленинградского рок-клуба, который проходил в июне 1987 года во Дворце молодёжи — прим. Д.Ж.) я спел две свои песни, которые нельзя было петь: “Выйти из-под контроля” и “Мы идём”, — рассказал он, беседуя со мной. — В Обкоме кому-то они не понравились. Меня в КГБ не таскали. Мне повезло. Мне просто запрещали выступать. Меня мурыжили кураторы рок-клуба, пытаясь меня приструнить, и даже известные музыканты рок-клуба пытались меня остановить. Нас запретили на полгода, а вышло к лучшему. Потом появилась целая плеяда групп, вроде “Телевизора”. В Москву нас не пускали вплоть до 1988 года. Мы были занесены в какие-то чёрные списки. Ездили по стране, а в Москву никак».
17 ноября 1987 года «Телевизор» выступал перед «Алисой» в «Юбилейном». «Я тогда был зол на Горбачёва, мне он казался человеком совершенно старой эпохи, он был лишним. Я надел на затылок маску Горбачёва и исполнил песню “Рыба гниёт с головы”. А потом выступила “Алиса”, и все шишки получила она. Появилась статья “»Алиса”с косой чёлкой”. Нас пронесло, а вот “Алиса” попала», — поделился воспоминаниями Борзыкин в том же интервью.
В 1987-м группа «Алиса» записывает свой второй альбом — «Блок ада». Начинается он с песни «Время менять имена», текст которой Кинчев написал, явно испытывая влияние поэзии Владимира Маяковского, революцией мобилизованного и призванного:
В городе старый порядок! Осень! Который день идёт дождь. Время червей и жаб! Слизь! Но это лишь повод выпустить когти! Мы поём! Заткните уши, если ваша музыка слякоть! Солнечный пульс диктует — Время менять имена! Настало время менять! Лица слуг сальны! Жир сердец! Разве это начало нового дня?! Голод наш брат! Вспомни, как гнев площадей кромсал город! Мы вольны хотя бы в том, что у нас есть глаза, а у наших глаз — глас!
О чём это? Одни метафоры. Но они считываются однозначно. Время «червей и жаб», слуг с сальными лицами и жирными сердцами прошло, в новый день поведут нас другие, пришло время менять имена. Если в прошлом альбоме, в «Энергии», Кинчев пел о тех, кто пестует ночь, то в новой пластинке он несколько раз обращается в солярной энергии. Время менять имена диктует солнечный пульс. Вторая песня альбома называется «Солнце встаёт». Встаёт оно, «чтобы спасти наши души, чтобы согреть нашу кровь», «сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен, сторожам всё ещё невдомёк…».
Кинчев бросается вызов «демонам тусклых квартир», тем, «кто боится огня, воспевает сырые углы». В следующем альбоме «Алисы» будет песня «Солнце за нас». Всё это мощные революционные образы. Но именно образы. Метафоры. Правда, и Кинчев отдал дань «плакатной» политической песне, исполняя немудрящий «тоталитарный рэп», в котором он заявляет о своём антифашизме.
Что касается Юрия Шевчука и его ДДТ, то он издевался над мальчиками-мажорами и пел про революцию, «которая научила нас верить в несправедливость добра». В его репертуаре была ещё и сатирическая песня о террористе Иване Помидорове. «Хватит трепаться!» — решил тот. (Перестройка — это ещё и время бесконечной болтовни.) Правда, стрелял он холостыми, а на муки пошёл из-за любви к людям, которые «святыни свои растеряли». Что за святыни? Ответа нет. И это правильно.
В годы Перестройки наши рок-музыканты не провозгласили ничего нового, необычного, но они были голосом улицы, которая корчилась безъязыкая — ей было «нечем кричать и разговаривать». И вот рокеры, эти интуитивные существа, манифестировали то, что улица не могла выразить самостоятельно. Под улицей здесь надо подразумевать прежде всего молодёжь того времени – моё поколение, которое не хотело смотреть вниз и поедать себя.
Не лихо в 90-е
Перестроечная эйфория прошла, люди разочаровались в переменах, которые так ждали, сникли и рокеры. «Критика власти, поиск свободы, гражданская тематика перетекли в газеты, в телеэфир. Всё бурлило и без нас», — объяснял мне Шевчук, почему русский рок утратил политическое звучание. Однако он ошибается. Политическое звучание русский рок обрёл как раз тогда, когда «критика власти, поиск свободы, гражданская тематика перетекли в газеты, в телеэфир». А когда это перетекание обернулось обнищанием, пришло разочарование. «В начале 90-х мы ушли в лирику, чтобы понять, кто мы есть на этой земле. Социальной критики и без нас хватало. Я тоже написал два лирических альбома. При этом мы не встраивались в систему. Свобода гуляла по стране, а мы были сами по себе», — сказал Шевчук, когда я его спросил о причинах отхода рок-музыкантов от политической повестки. Как заметил
Правда, далеко не все рок-музыканты отошли от политики в 90-е. Голосом «злого поколения», молодёжи 90-х, тех, кто детскими глазами наблюдал, как рушится их некогда великая страна, тех, чьих родителей рыночные реформы бросили на социальное дно, тех, кого новые, да и старые «мальчики-мажоры», не подпускали к хлебным местам, был Егор Летов и его «Гражданская оборона». Недаром Егор был одним из отцов-основателей Национал-большевистской партии (запрещённой ныне в России), организовывал различные патриотические музыкальные движения вроде «Русского прорыва».
Константин Кинчев продолжал превращать свои концерты в политические митинги. Просто он поменял идеи. Если в годы Перестройки он заявлял, что, живи он «во время гражданской войны, был бы анархистом и воевал в отрядах батьки Махно», то после крещения он сдвинулся резко вправо, стал сторонником самодержавной монархии. Я его спросил об этом превращении. «Взрослеем, — ответил Константин. — Надо поднимать культурной пласт нашей Родины. Расцвета и процветания она достигла под окаймлением монархии, благодаря серьёзной духовной работе царя. Царь был в ответе за народ. Ему не надо было бороться за своё место, ибо был он помазанником Божьим на земле. После долгих размышлений я понял: монархия — единственно приемлемый государственный строй для России. Только при монархии наша крепкая, мощная и богатая недрами держава может абсолютно автономно развиваться и быть главной». Причём Константин сторонник именно абсолютной, самодержавной монархии, считая, что конституционная монархия «есть чушь и бред». «России нужна единоличная власть Государя, который будет вершить судьбы Родины с благословения Господа Бога. Это моё глубокое убеждение», — заявил он.
Весьма интересен и опыт Сергея Курёхина, который, дружа с философом Александром Дугиным, в середине 90-х сотрудничал с НБП. «Политика меня всегда интересовала, всегда меня интересовала общественная жизнь, но когда я смотрел на тех людей, которые политикой занимались, у меня не возникало ни малейшего энтузиазма. Как правило, это были либо дебилы, либо типичные шарлатаны, либо просто бюрократы, — объяснял он мне этот свой шаг в интервью. — За творчеством же Александра Дугина я следил довольно давно, и когда я понял, что с этим человеком у меня очень много точек соприкосновения, общие интересы к таким глобальным областям, как оккультизм, философия, чистaя политика, и когдa я узнал, что Дугин идёт в блоке с Эдуардом Лимоновым, который, как я думаю, является самым замечательным современным писателем (всё, что он пишет, выражает его сущность), я примкнул к этой партии с огромным удовольствием и считаю для себя честью работать вместе с этими людьми».
В конце сентября 1995 года Курёхин в ДК имени Ленсовета устроил действо «Поп-механика 418». «Сцена была усеяна пылающими крестами с распятыми каскадёрами, крутилось гигантское колесо, внутри которого томно танцевала вавилонская блудница или бегал одетый в ку-клукс-клановский костюм палач. Взрывались петарды, под ногами ползали карлики и бедуины, а пенсионерки с «Ленфильма» пели патриотические песни. Какой-то «чёрт из табакерки» пытался пристроиться сзади к одетому в костюм Ихтиандра четырёхрукому Капитану (две руки были сделаны из папье-маше) с намерениями явно маниакально-сексуального характера (в костюме Ихтиандра был Курёхин — прим. Д.Ж.). Дугин под аккомпанемент тибетских ритуальных инструментов произносил на русском и французском языках какие-то магические заклинания, а Лимонов с Курехиным пели в унисон «Нам нужна одна победа» Окуджавы. На качелях летали седовласые старушки, в леопардовых шкурах бродили эфебы» — такое описание этого спектакля оставил журналист Александр Кушнир. Я был на «Поп-механика 418» — Кушнир не врёт.
Вскоре Сергей умер от очень редкой болезни — саркомы сердца.
Всё три примера — три типа реакции на то, что наша страна переживала в 90-е годы: левая (Егор Летов), правая (Константин Кинчев), консерватино-революционная (Сергей Курёхин). Три типа реакции на последствия воцарения в России либерализма, и всё это — антилиберальные реакции.
Стушевались, в политическом смысле, в 90-е лишь те, кто считал себя демократом и либералом. Тот же «Телевизор» в 1992-м записывает альбом «Дым-туман» с весьма меланхоличными, даже депрессивными композициями. О политике — ни слова. В сентябре 2000 года в разговоре со мной он заявил: «Я разочаровался в человечестве».
Сколько не пели — всё равно, что молчали
Либералы от рок-музыки вернулись к политической повестке в начале 2000-х, когда Россия начала постепенно отказываться от «наследия 90-х». Михаил Борзыкин, Юрий Шевчук появляются на маршах несогласных. «Началось закручивание гаек. В России появилось устройство под названием “вертикаль”, и стало трудно дышать, — жаловался Шевчук всё в том же интервью летом 2010 года. — И теперь не всё можно донести со сцены. За что-то можно и по шее получить. И многие группы, команды опопсели. Как только человек встраивается в систему, он тут же становится попсой, официантом в искусстве, обслугой режима».
«Сейчас многие рок-бэнды на Красной площади играют. Они встроены в систему, точнее — пристроились к ней. Им так хорошо. Они веселят людей. Но для меня это уже не рок-музыка. Кто-то выбрал кремлёвскую площадь, а кто-то — простые залы», — заявил Шевчук и через год выступил с новой программой в петербургском СКК. Да и до этого он представлял новые альбомы на этой площадке.
На кого намекал Шевчук, говоря о рок-бэндах, которые на Красной площади играют? Может быть, на екатеринбургский коллектив «Агата Кристи». Она играла на Красной площади в День России 12 июня 2006 года. На следующий год на Красной площади дала концерт «Алиса». Но коли концерт на Красной площади — это маркер лояльности, то не лишним будет вспомнить, что 31 мая 1994 года на Красной площади прошёл концерт группы «Машина времени», устроенный в честь её 25-летия. Меняются чиновники на Старой площади — меняются участники концертов на Красной площади. Всё очень просто. При Ельцине себя хорошо чувствовал либеральный Макаревич, а при Путине… а, кстати, кто себя из рок-музыкантов хорошо себя чувствует при этом правителе? Известно, что тексты для песен, которые вошли в альбом «Полуострова» группы «Агата Кристи» написал Владислав Сурков. Было это в 2003-м. Сурков тогда работал первым заместителем руководителя администрации президента.
А вообще в сегодняшней России те, кто согласен с либеральной «повесточкой», чувствуют себя лучше, чем те, кто идут своим путём. Как бы не было трудно дышать либерально настроенным российским рок-музыкантам, на их стороне всегда будет достаточно мощный информационный корпус: «Новая газета», «Эхо Москвы» и т.д. Да и в других СМИ немало сотрудников, которые сочувствуют либеральной повестке. В начале прошлого десятилетия ветеран русского рока Борис Гребенщиков сочинил песню «Праздник урожая во Дворце труда», вскоре появился и клип на песню с кадрами беспорядков на московской Манежной площади в декабре 2010 года. Песня начинается со строки — «сколько мы не пели — всё равно, что молчали». «Время уклоняться, но как уклониться?» — задаётся вопросом Б.Г. Текст — сплошные метафоры и причудливые образы, иного от любителя парадоксальной поэзии Гребенщикова ждать было бы странно. Но песня, да ещё положенная на видеоряд сражения футбольных фанатов с ОМОНом, воспринимается как политический манифест. Тем более, что в песне утверждается: «Дирижёр абсолютно глухой». Борис Борисович, честь и совесть русского рока, явно не на Валерия Гергиева намекает. И тем не менее после этой песни Б.Г. продолжил собирать залы и стадионы, записывать альбомы. И это очень хорошо.
А вот, например, «Алисе» порой достаётся на орехи. Константина Кинчева, начиная с 1987 года, преследуют обвинения в фашизме. Его песни не ставят в эфир некоторые музыкальные радиостанции — всё из-за того же: подозревают его в пропаганде фашизма. Сам себя Кинчев называет «подвижным националистом», ратуя за объединение славян.
«Ко мне очень настороженно относятся воротилы шоу-бизнеса, богема и модная журналистика, — говорил он мне в мае 2000-го, когда под огонь либеральной критики попал его альбом “Солнцеворот”. — То есть все те люди, которые определяют “прогрессивные течения”. Я — не их человек. Модные журналисты считают дурным тоном писать об “Алисе” и брать у меня интервью. Они нас боятся! Потому что мы не пидоры и не наркоты, а патриотично настроенные люди, понимающие историю своей страны. Песню группы “Ногу свело” про любовь к резиновой кукле крутят все радиостанции в жесткой ротации. А наша песня “Православные”… Да что там говорить! Пока у нас не будет чёткой национальной идеи, пока не установится гармония между светской и духовной властями, мы будем катиться в пропасть! Нация будет продолжать старчиваться и спиваться. Россией правит Мамона».
Отношение Кинчева к нынешней российской власти неоднозначное. В 2008-м на выборах президента он голосовал за «купчинского парня, который любит Black Sabbath» . В 2011-м он заявил: «Путин на определённом этапе его правления был полезен стране, но его время, на мой взгляд, закончилось». В конце 2011 года он открыто выразил возмущение фальсификациями итогов выборов депутатов Государственной думы. А ещё летом 2011 года Кинчев написал песню «Саботаж», где есть такие строки:
Всё как когда-то, лет тридцать назад,
По кухням ропот, по улицам мат.
Всего лишь миг, лишь доли секунд —
И тишина превращается в бунт.
Впервые «Алиса» исполнила песню «Саботаж» 18 февраля 2012 на московском концерте «Время менять имена». Учитывая события, которые тогда происходили в политической жизни страны, название концерта нельзя было не воспринять за политический призыв. Но через три года лидер «Алисы» осудил киевский Евромайдан, отказался от гастролей по Украине, приветствовал возвращение Россией Крыма, а недавно раскритиковал введение QR-кодов.
«Людей начинают разделять на категории в зависимости от их здоровья, иммунного статуса и принятых ими решений относительно своего здоровья, — заявил он. — Честное слово, какой-то новый вид фашизма, основанный на животном страхе перед микробами. Тех, кто решил не превращаться в цифру, боясь последствий, религиозных причин и т.д., считают людьми второго сорта, не совсем людьми. Это и называется се-гре-га-ци-я. Именно это пытаются навязать России её враги. Складывается впечатление, что большая часть представителей государственной власти берут под козырёк и бегут выполнять все эти античеловеческие предписания Большого брата». Насколько это правильная позиция — другой вопрос. Но это позиция.
Одновременно Кинчев ещё раз возмутился тем, что «с федеральных каналов нас учат жизни люди, имеющие собственность или гражданство стран, с которыми Россия находится в состоянии информационной войны». «Где суверенитет страны?» — задал Кинчев риторический вопрос.
«Я просто обычный ретранслятор времени. Я ретранслирую то, что чувствую», — говорил Кинчев, представляя альбом «Саботаж». Лучше о политической манифестации русского рока и не сказать. Рок-музыканты ретранслировали время, в котором жили, отвечали на его запрос. Самые талантливые из них делали это, как настоящие поэты. Мы их помним и обсуждаем их творчество до сих пор.
Дмитрий Жвания
