Продолжаем с творчеством выпускников Литературной мастерской Захара Прилепина. На этот раз не будем интриговать и сразу раскроем, кто автор текста. Это – Диана Королёва: журналист, модель, волонтёр, один из «ангелов тыла», который с самого начала СВО помогает нашим бойцам, а теперь ещё и писатель (ница).
24 февраля 2022 года произошёл раскол гражданского общества буквально по всем направлениям. Искусство не стало исключением, и, конечно, литература. Мы — русские люди, наша культура основана на слове.
В конце прошлого века я трудилась там, откуда десятилетиями городские газеты управляли умами горожан. Я писала колонку о моде, а потом и о субкультурах в уважаемой газете «Вечерний Петербург», редакция которой находилась в знаменитом «Лениздате» на набережной реки Фонтанки. На каждом этаже — эпоха.
В городе было ещё несколько эпицентров слова. Легендарное «Ленинградское телевидение» на третьей кнопке звучало уже на весь Советский союз. Коридоры Чапыгина, 6 помнят взлёты и падения, нравы и характеры. В чём-то влияние сопоставимо с Останкинской телебашней. Звёзды загорались всесоюзного масштаба. Старожилы журналистики и сейчас вспоминают, как по коридорам вышагивали исполины телеэкрана, словно на их плечах лежала горностаевая мантия. И даже столь юная пигалица, как я, слышала про титанов ленинградского радио. У слова было длинное эхо.
Сегодня всё это немыслимо. Каждый сам себе обозреватель и критик, причём сразу во всех возможных соцсетях и на медиа-платформах. Хошь — пиши, хошь — сымай, хошь — всё сразу.
Отголоски влияния «русского слова» ещё случаются у колумнистов, но все всё понимают и смотрят в сторону литературы. Литература — громадьё идей, смыслов и твоё место в вечности. Да, претенциозно, да, нахально, зато обезоруживающе откровенно.
Начинающие литераторы меж собой признаются, мол, хотелось бы оставить нечто после себя. Там, где стоят собрания сочинений Пушкина, Достоевского, Толстого. Кто-то поднимет градус до Кафки. Другой выберет в соседи Мариенгофа, Шолохова, Булгакова. Если ты, дорогой читатель, давно не исследовал библиотечные стеллажи, то расскажу, что там стоят Прилепин, Проханов, Пелевин.
«Ну а ты, милочка, на какое соседство замахнулась?» — спросит пытливый.
Да бросьте, думать не думала замахиваться. Я просто выбрала себе интересную жизнь, и то — на какое-то время. Я пишу про 90-е. Опытные литераторы говорят, что каждый человек способен написать одну книжку — про свою жизнь. Я, конечно, менее обычный человек, поэтому замахнулась шибче, написать про окружающих меня в 90-х. А была я манекенщицей в самом известном модельном агентстве города, ноги — метр. Внешне это выглядело эффектно! На зависть не то, что городу, а всей стране. Подружки мои снимались в клипах Киркорова и «Иванушек», а романились — с теми, кого называли «новыми русскими», причём всех мастей.
При этом книгу я начала писать, самонадеянно объявив в соцсетях: «Я пишу анти-бандитский Петербург». Спустя два года расследований и интервью с чрезвычайно интересными людьми, я немного разобралась со временем и говорю: «Моя тема — криминал и счастье 90-х».
Признаться честно, знающие люди поймут и узнают строчки. Мои красавицы-девицы и резкие парни по ночам во мраке библиотек будут шелестеть своими страничками — новенькими хрустящими и старенькими зачитанными — и рассказывать друг другу про жизнь русскую с героями Шолохова. То была другая революция — буржуазная, и другая гражданская война — 90-х годов. А рассказ про Серёжу Сокола из тамбовской братвы, вспыльчивого жутко, но светлого, заканчивается строчками по Шолохову: «Через шесть дней шесть пуль ударили ему в спину».
А почему нет? Это у рассказа есть завязка, кульминация и развязка, а история — это процесс. Здесь одно вытекает из другого, а сегодняшний день — это результат истории СССР и его трагического распада, здесь решения Хрущёва и Екатерины II имеют одинаково важный вес. Здесь есть объяснение всему или почти всему.
Наверное, именно этому нас учили в «Мастерской Захара Прилепина». Знать и любить большую русскую литературу и поэзию, смотреть на мир широко, браться за любые темы — в литературе запретных тем нет. Русский человек — результат его художественного багажа, русский писатель — сумма прочитанных им книг. Захар Прилепин нас напутствовал: «Обязательно нужно кого-то любить и находить для этого силы».
Ощущение, что поездка станет для меня сказкой, было с момента, когда я узнала, что «Мастерская Захара Прилепина» проводится в Нижнем Новгороде. Это город моего детства.
Петербуржцам сложно понять каково это — расти не на берегах в гранит одетой Невы, а на берегах бескрайней Волги и Оки. Ощущение бесконечной свободы, безграничных розовых закатов над Окой могли бы дополнить лишь какие-то необозримые поля. Только их не хватало в моём детстве, но их было вдоволь в советских фильмах, так что я составила свою мозаику из былей и небылей. Ощущение Родины родилось там, где было русское приволье.
Итак, каждый из нас принял участие в творческом конкурсе. Прозаики отправили литературное произведение или часть, поэты отправляли стихи, плюс статья на актуальную социально-политическую тему и небольшой рассказ о себе. Потом долго-предолго ждали. За неделю до начала занятий нам разослали «письма счастья». «Вы приняты!» «Ура! Ура! Ура!» — кричала я, носясь по квартире. Всё включено, за свой счет только проезд.
Скорый фирменный поезд «Волга» уносил меня в детство. И я даже не могла себе представить, как оно бывает, когда ты гонишься за детством в кругу литераторов.
Интересно ли вам узнать про город Горький? Один из наших преподавателей, седовласый главный редактор толстого литературного журнала «Нижний Новгород», поэт и писатель Олег Рябов сказал пытливым слушателям: «Индустриальный муравейник выдавливает творческих людей». И рекламно агитировал: «Спрашивайте меня! Я много знаю!».
Олег Алексеевич в советские годы занимался букинистикой на государственной ниве. А антикварные книги, как всякая штучная вещь, не имеющая точной и окончательной цены, всегда был приманкой для спекулянтов, жуликов и криминальных типов. О чём Олег Рябов написал в своей книге «КОГИз. Записки на полях эпохи», ныне библиографической редкости. Аббревиатура КОГИз вышла из названия «Книготорговое Объединение Государственных Издательств», как называли книжные магазины, служившие местом встреч интеллигенции. Экая драматическая иллюстрация к цене и ценности слова при советской власти.
Вернёмся к городу. Здесь родились Максим Горький, родился и учился Анатолий Мариенгоф, в Горьковской области родился Эдуард Лимонов, с юности жил и учился Захар Прилепин. Но город индустриальный до такой степени, что в советский период был «закрытым» — то есть закрытым от иностранцев, чтобы держать в тайне разработки многочисленных заводов и производств.
Как горьковчанка я имею право считать, что города два. Они имеют разные названия, ярко символизируют три периода и даже географически город разделён рекой Ока на верхнюю часть и нижнюю. Горожане всегда так и говорят «в верхней части». В моей личной периодизации есть досоветский Нижний Новгород с богатой историей, которому недавно громко отмечали 800 лет, индустриальный советский Горький и российский период с возращенным именем Нижний Новгород.
Ликбез такой. В 1221 году город основан владимирским князем Юрием Всеволодовичем как пограничная крепость. Краснокаменные укрепления Нижегородского кремля в слиянии полноводной Волги и Оки, в самой высокой части местности выстроены спустя три века, в 1500-1515 годах. За пять веков нижегородский кремль не был взят противником ни разу.
Нижний Новгород славными делами вписал свое имя в российскую историю. Под стенами кремля в 1612 году земский староста Кузьма Минин собрал средства и вместе с князем Дмитрием Пожарским организовал народное ополчение для освобождения Москвы и всей России от поляков и литовцев. В истории всё повторяется, особенно её печальные страницы.
В XIX веке Нижний Новгород был самым богатым русским городом. В путешествии по иноземной Венеции я её сравнила не с городом каналов и мостов Петербургом. В полной невозможности вернуться в Россию, за схожесть с родным Ленинградом Венецию полюбил поэт Бродский. Недалеко от Венеции, на острове Сан-Микеле он и похоронен.
В другой части кладбища находится могила блестящего антрепренёра Сергея Дягилева, который влюбил в русскую оперу и балет, влюбил в Россию весь парижский свет — а значит весь мир. Революционер в искусстве начала XX века, организатор «Русских сезонов», Saisons Russes — двадцатилетней серии премьер и антреприз русских оперных и балетных постановок.
Будущая жена Нижинского, балерина Ромула Пульска участвовала в премьере авангардного балета «Весна священная» Игоря Стравинского и оставила воспоминания: «Волнение и крики доходили до пароксизма. Люди свистели, поносили артистов и композитора, кричали, смеялись. <…> Я была оглушена этим адским шумом и, как только могла, скоро бросилась за кулисы. Там всё шло так же плохо, как в зале. Танцовщики дрожали, удерживали слезы. <…> Долгая месячная работа сочинения, бесконечные репетиции — и, наконец, этот кавардак».
Париж эмоционировал, Париж возмущался, Париж восхищался. Парижские светские львицы —самые модные модницы на свете — стали красить волосы в яркие цвета, носить тюрбаны, шаровары и кимоно, списанные с балетных постановок авторства Льва Бакста «Шахерезада» и «Жар-птица». То назвали «революцией» в мире моды, а «Русские сезоны» оказали колоссальное влияние на мировой художественный процесс. На могильном памятнике Сергея Дягилева во всякое время года висят бледные истоптанные пуанты.
Стоило ли тащиться на крошечный остров могил Сан-Микеле близ Венеции, чтобы увидеть надгробные памятники двух великих русских? На могиле Бродского выбито «Letum non omnia finit» — «Со смертью не всё кончается».
За сотни километров от дома, одиноко ютясь на кладбище, где на нерусского вида памятниках чужой латиницей набиты русские имена, можно оценить их вклад. То, что не кончается со смертью.
Почувствовать, как непохожа эта Венеция, где счастье жизни измеряется размерами собственного угла, чтобы сдать его туристу и в ус не дуть, на Россию. Считать пиастры и бесконечно ждать затопления.
Но Венецию я сравнивала именно с родным Нижним, это торговые города. На нижегородской ярмарке на Стрелке, где сходятся полноводные Волга с Окой, с удобным речным сообщением вся Россия-матушка торговала с купцами со всего света. От той поры на Верхневолжской набережной стоят особняки купцов, согласно богатству выстроенные столичными архитекторами да с наказом «чтобы каждая зала — в своём стиле». В глубь города — россыпь крашеных пряничных домиков с резными ставенками. Запрягайте тройку! Сейчас самое время исследовать своё, родное.
Венеция хороша тоже, не буду лукавить. Итальянцы знают толк в архитектуре и создании легенд про куртизанок, дожей, про самое старое итальянское кафе — один из символов Венеции. Хорошенькое кафе «Флориан» на главной площади Сан Марко — блестящий пример «экономики впечатлений». Там бывали все знаменитости, посещавшие Венецию за несколько столетий. Время там живописно замерло, обстановка ветшает художественно и пропорционально растёт ценник. Я вот думаю: да-а, у нас нет такого миленького кафе. Зато есть Зимний дворец и драгоценное ожерелье летних императорских резиденций. У нас всё другое, другое всё.
Раз уж вспомнили Зимний дворец, более известный как музей Эрмитаж, напишу пару слов. Вот все ахают: Франция! Париж! Лувр! Лувр считается одним из крупнейших и самым популярным музеем мира. В нём 380 тысяч единиц хранения. Эрмитаж тоже считается одним из крупнейших в мире художественных музеев. Внимание, цифры. В Эрмитаже более трёх миллионов экспонатов. То есть в 10 раз больше. Задумывается ли кто-то об этом, кроме музейщиков?
К вопросу о старушке Европе. Можно вбить последний гвоздь. Сто лет назад, когда в феврале 1917 года художница-авангардист Наталья Гончарова со своим мужем художником-авангардистом Михаилом Ларионовым путешествовала по Европе, она написала другу: «Испанию я очень люблю. Мне кажется, что изо всех стран, где я бывала, это единственная, где есть какие-то скрытые силы. Этим она очень близка России. Только поездив по всей Европе, ясно чувствуешь, какая громадная сила — Россия и как у нас изжилась Европа, какая она сухая и бедная». 1917-й год, Россия объята пламенем революции и человек пишет такие строчки.
Всё у нас есть своё, даже история про нижегородскую «Кармен» — любимое детище Чайковского. В Мариинском театре иногда дают оперу «Чародейка», поёт примадонна родом с Урала — статная красавица Елена Стихина. Сходите, послушайте да посмотрите! Постановка красоты неописуемой. Здесь Стихина бывает редко, всё чаще поет в Ла Скала, Мете и Парижской национальной опере. Будущая наша легенда.
Про славную страницу советского периода города Горький — в следующей части. Когда-нибудь и до литературы доберемся, всё надеюсь я.
Диана Королёва
