13 июня в Концертном зале Мариинского театра будет дана уникальная опера —опера Клода Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда»
Опера Клода Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда» — во многом противоречит канонам оперного искусства. «Прежде всего, дамы и господа, вы должны забыть, что вы певцы», — заявил композитор на первой встречей с труппой, которая должна была исполнять это его произведение по пьесе французского писателя Мориса Метерлинка. «Пеллеас и Мелизанда» — единственная законченная опера Дебюсси, остальные он не дописал.
«Эта опера поразительно отличается от любой другой, когда-либо ставившейся на французской сцене или где бы то ни было ещё, — считает историк оперного искусства Генри У. Саймон. — Она потребовала от певцов многих месяцев репетиций, чтобы они почувствовали себя естественно и органично, исполняя свои роли. Стоит ли в таком случае удивляться, что она не была верно понята большинством первых её слушателей. Даже сегодня… многие, кто слушают её впервые, находят её странной. Но если всё же даёшь себе труд слушать — пусть даже в первый раз, — неизбежно попадаешь под обаяние её магических чар. Это очарование излучает поэтичнейшая природа самой пьесы Метерлинка».
В опере «Пеллеас и Мелизанда» нет последовательности арий и дуэтов, да и её мелодии вряд ли удастся насвистеть. Но при этом Дебюсси погружает зрителя/слушателя в мистический мир сказочного средневекового королевства, которого в реальности никогда не существовало.
Дюбюсси — экспериментатор. Будучи очень увлекающимся человеком, он с молодости искал свой собственный путь в музыке. «Несомненно, Дебюсси не грешит плоскими оборотами и банальностью. Наоборот, его отличает ясно выраженное стремление к поискам чего-то странного и необычного. Он обнаруживает чрезмерное чувство музыкального колорита, которое временами заставляет его забывать важность чёткости рисунка и формы. Он должен особо остерегаться расплывчатого импрессионизма, столь опасного врага правды в произведениях искусства» — такой отзыв о творчестве 24-летнего композитора написали профессора парижской Академии изящных искусств. Кстати, это первый академический отзыв, в котором упоминается импрессионизм применительно к музыке, а не к живописи.
В молодости Дюбюсси находился под сильным влиянием Рихарда Вагнера. Но, постоянно ища свой собственный стиль, он подпадал под очарование музыки и других композиторов, в том числе Модеста Мусоргского. Вообще с Россией Дебюсси связывало многое, по окончанию парижской консерватории он работал домашним пианистом и учителем музыки в семье богатой русской меценантки Надежды фон Мекк (урождённой Фраловской).
«Когда мы впервые встретились, <…> он был как промокашка, насквозь пропитан Мусоргским, и кропотливо искал свой путь, который ему никак не удавалось нащупать и отыскать», — вспоминал о Дебюсси родоначальник импрессионизма в музыке Эрик Сати. Он, Сати, убеждал Дебюсси в необходимости «для нас, французов, наконец, освободиться от подавляющего влияния Вагнера, которое совершенно не соответствует нашим природным наклонностям». «Но одновременно я давал ему понять, что нисколько не являюсь антивагнеристом, — поясняет Сати. — Вопрос состоял только в том, что мы должны иметь свою музыку — и по возможности, без немецкой кислой капусты. Но почему бы для этих целей не воспользоваться такими же изобразительными средствами, которые мы уже давно видим у Клода Моне, Сезанна, Тулуз-Лотрека и прочих? Почему бы не перенести эти средства на музыку? Нет ничего проще. Не это ли есть настоящая выразительность?»
И Дебюсси шаг за шагом, идя от одного увлечения к другому, избавился от вагнеровского влияния. В конце XIX века он пришёл к выводу, что «в музыкальном театре слишком много горланят при одобрении тромбонов и без всякого стеснения», а «следует петь, когда это стоит труда, и приберегать патетические акценты». По его мнению, «должна же быть разница в силе выражения, необходимо иногда прибегать к полутонам». «Я не стану следовать крайностям музыкального театра, где нагло господствует музыка, где поэзия отодвинута на второй план и задыхается в слишком тяжёлом музыкальном наряде», — признался он, работая над оперой «Пеллеас и Мелизанда».
17 мая 1893 года композитор посетил единственный показ недавно написанной пьесы Мориса Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда» в парижском театре Буфф. «Постановку организовал почитатель драматурга, известный актёр Орельен Люнье-По, исполнивший роль принца Голо. Костюмы, согласно пожеланию автора, сшили в духе Мемлинга, декорации напоминали картины прерафаэлитов, между залом и сценой дрожал прозрачный занавес из тюля. Вариант легенды о Тристане и Изольде разворачивался словно во сне. В зале среди приглашенных зрителей – поэтов Малларме и Анри де Ренье, художников Уистлера и Лёроля — был и 30-летний Клод Дебюсси. Он давно уже искал сюжет для возможной оперы», — рассказывает историк искусства Анна Петрова.
«Драма “Паллеаса”, которая, несмотря на свою атмосферу грёз, содержит гораздо больше человечности, чем так называемые «жизненные документы», представилась мне замечательно соответствующей тому, что я хотел сделать. Тут есть выразительный язык, восприимчивость которого могла найти своё продолжение в музыке и оркестровом наряде», — объяснял композитор.
Он добился разрешения Метерлинка на использование его драмы для оперного либретто. Но в ходе репетиционного процесса между композитором и писателем произошла ссора. Драматург желал видеть в роли Мелизандры певицу Жоржетт Леблан, с которой поддерживал тесные отношения, и Дебюссии провёл с ней несколько репетиций, но потом по настоянию Альбера Карре, директора Опера-Комик, отдал партию Мелизанды молодой шотландской певице Мэри Гарден. В итоге 14 апреля 1902 года в газете Figaro было напечатано открытое письмо Метерлинка, в котором писатель заявил, что «Пеллеас» стал для него чужим и почти враждебным, что премьера оперы готовится вопреки его согласию и нарушает его авторские права, предложенная им исполнительница заменена другой, а в тексте сделаны произвольные и абсурдные купюры и искажения. В заключение письма Метерлинк пожелал опере Дебюсси «быстрого и громкого» провала. По слухам, писатель намеревался вызывать Дебюсси на дуэль и даже тренировался в стрельбе из пистолета.
Проклятие Метерлинка своё действие возымело. На премьере «Пеллеас и Мелизанда», которая прошла 30 апреля 1902 года в парижской Опере-комик, публика была озадачена отсутствием песен и танцев, хоров и ансамблей в партитуре, теми самыми полутонами, химией микрофраз, тончайшей звукописью, которые заботили Дебюсси. Когда Мелизанда во втором акте на вопрос Голо, почему она плачет, ответила: «Я здесь несчастна», в зале мрачно сострили: «Мы тоже».
«”Пеллеас” — это ответ Вагнеру в пространстве похожего сюжета. Там, где Вагнер заставляет своих героев объясняться в течение получаса и говорить всё помногу раз, у Дебюсси — лишь стыдливые реплики, недосказанность, полунамёки, — объясняет Анна Петрова. — Плотной звучности вагнеровского оркестра Дебюсси предпочитает разреженную пуантилистскую палитру, с частыми divisi струнных, паутиной соло и микстов. Для обособления тембров он даже обдумывал, не рассадить ли оркестровые группы так, чтобы виолончели оказались рядом с фаготами, и не “разлучить ли духовые”, чтобы они звучали как ансамбль солистов. Напряжённому гармоническому развитию он предпочитает статические последовательности, словно останавливая музыкальное время: метерлинковские пьесы неслучайно называли “драмами ожидания”. Дебюсси избегает громогласности и пафоса — его музыка редко выходит за границы пиано. Лейтмотивы героев появляются только в оркестре, но не в вокальных партиях. Дебюсси-критик насмешливо писал, что вагнеровские герои, распевающие свои лейтмотивы, похожи на человека, который, отдавая визитную карточку, взволнованно декламирует её содержание».
Однако постепенно опера «Пеллеас и Мелизанда» завоёвывала слушателей, а критики и историки искусства именно с неё начинают отсчёт музыки ХХ века.
В Мариинском театре «Пеллеас и Мелизанда» идёт в постановке Ирины Матисон, она же — художник по костюмам. А значит, это было её решение — не наряжать актёров в костюмы а-ля Средневековье или в возрожденческом духе Ганса Мемлинга. В конце концов, почему бы и нет? В конце концов готичная история может произойти в любое время.
Начало спектакля в 19 часов.
Анонс подготовил Дмитрий Жвания
