Сезон 2022-2023 в Мариинском театре проходит под знаком масштабных оперных премьер. Одна из них – возобновление поставки режиссёра Алексея Степанюка оперы Николая Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
Русский миф
Нынешняя постановка «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» – редакция постановки этого же режиссёра 1994 года.
«Духовная вера, которая побеждает всё, не силой оружия, а силой духа, – это главная идея, в ней ничего нового нет, но она заложена Римским-Корсаковым с надеждой на то, что она войдёт в зрительный зал. И мы стремились в нашем спектакле эту идею воплотить», – говорит режиссёр Алексей Степанюк.
«Самое новое в этой постановке – это то, что мы сохранили её дух», – считает ассистент режиссёра по пластике Илья Устинцев.
Отметим, что для Алексея Степанюка нынешний сезон – юбилейный. С Мариинским театром он начал сотрудничать 30 лет назад, и, что символично, первой оперой, что он поставил на сцене Мариинки, тоже была опера Римского-Корсакова – «Садко».
По легенде, Римский-Корсаков, оценивая «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» как апогей своего творчества, хотел было превратить эту оперу в своё посмертное завещание, не ставя её при жизни.
Так или иначе, Римский-Корсаков работал над этим произведением долго. Впервые он упомянул о сюжете оперы в 1892-м. В 1898-м у композитора родилась идея объединить древнерусское сказание о нашествии монгольского хана Батыя на Поволжье со сказанием о святой Февронии Муромской. Так в опере появляется главный персонаж. Вплоть до 1903 года – во время работы над «Салтаном», «Сервилией», «Кащеем», «Паном воеводой» – Римский-Корсаков обсуждал с либреттистом Владимиром Бельским концепцию «Китежа» и его либретто. «Я пересматривал свои затеи для “града Китежа” и многим остался ужасно доволен, хотя всё это ничтожные отрывки. Мне ужасно хочется ими заняться», – оповестил композитор либреттиста уже 31 мая 1901 года. Собственно работа над «Китежем» началась весной 1903 года и была полностью завершена в январе 1905-го.
Уроженец тихого провинциального города Тихвина Николай Римский-Корсаков любил работать с русским фольклорным материалом, в котором переплетаются древние языческие поверья и «народное православие». Что касается «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии», то это не просто обращение к русским преданиям. Это – попытка осмыслить эсхатологический Русский миф, оформленный старообрядцами-хилиастами (искателями Рая на земле). Сам Римский-Корсаков признавал: «Сюжет оперы моей имеет именно духовный оттенок и заимствован из раскольничьих сказаний».
«Цел тот город до сих пор – с белокаменными стенами, златоверхими церквами, с честными монастырями, с княженецкими узорчатыми теремами, с боярскими каменными палатами, с рубленными из кондового, негниющего леса домами, – рассказывает о предании писатель Павел Мельников-Печёрский. – Цел град, но невидим. Не видать грешным людям славного Китежа. Скрылся он чудесно, Божьим повеленьем, когда безбожный царь Батый, разорив Русь Суздальскую, пошёл воевать Русь Китежскую. Подошёл татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнём спалить, мужей избить либо в полон угнать, жён и девиц в наложницы взять. Не допустил Господь басурманского поруганья над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей Батыевы полчища искали града Китежа и не могли сыскать, ослеплённые. И досель тот град невидим стоит, – откроется перед страшным Христовым судилищем».
Это сказание пересекается с другим старообрядческим мифом – о Беловодье, царстве, где нет власти антихриста. Но распространён этот миф был не только среди старообрядцев. Как замечал идеолог правового, «стародедовского», народничества Иосиф Каблиц, русский крестьянин «от времени до времени утешает свою скорбь», придумывая «идеальные образцы практической жизни», которые «очень часто побуждают его странствовать и отыскивать так называемое “Беловодье”», и это «Беловодье» – «земной рай русского крестьянина», где «нет ни убийств, ни воровства, ибо нет бедности; там нет ни налогов, ни чиновников, так как жители его не подчинены никакому государству. Это самоуправляющаяся община…».
Правда, Китеж-град и Беловодье имеют разные географические привязки: Китеж-град спрятан на Волге, а Беловодье следует искать на Востоке, в Сибири, то ли на берегах реки притоков реки Иртыша, то ли ещё дальше.
Работа над либретто
«Метод работы над либретто “Китежа” был примерно тот же, что у Мусоргского в “Хованщине”: древние сказания насыщались подлинными материалами истории и народного творчества, вплоть до мельчайших единиц – слов, выражений, инкрустированных в текст либретто, и параллельно вырабатывалась драматургическая концепция оперы, – разъясняет известный российский музыковед, доктор искусствоведения Мария Павловна Рахманова (к сожалению, недавно покинувшая нас). – Но если Мусоргский всё делал сам, то у Римского-Корсакова имелся в лице Бельского замечательно образованный и талантливый сотрудник. Не преувеличивая, можно назвать либретто “Китежа” лучшим в русской оперной музыке. В перечень его источников входят наряду с основными (“Китежским летописцем” в разных редакциях, повестью о Февронии Муромской) также летописи, повествования о татарском нашествии, “Слово” Серапиона епископа Владимирского, повесть о Юлиании Лазаревской, повесть о Горе-Злосчастье, песни исторические, лирические, обрядовые (свадебные), былины, духовные стихи и т. д.».
Либреттист Бельский в «Замечаниях к тексту» утверждает, что, «может быть, во всём произведении не найдётся ни одной мелочи, которая так или иначе не была бы навеяна чертою какого-либо сказания, стиха, заговора или иного плода русского народного творчества». При всём том либретто «Китежа» – вовсе не компиляция, а самостоятельное произведение, со своей философией и героями, которых мы не найдём в древнерусских сказаниях.
Нечто ещё
Отношения Николая Римского-Корсакова с православием были непростыми. Родился он и вырос в городе со знаменитым на весь православный мир монастырём в очень религиозной семье. Если в детстве он, по его словам, был «довольно равнодушен к молитве», и даже, «будучи отроком и стоя на молитве рисковал иногда произносить мысленно богохульства, как бы из желания испытать», накажет ли его за это Господь-Бог, то в молодости он вообще утратил веру.
Церковным обряды, внешний вид священников и их пение его раздражали. «Разве трясущиеся бороды попов и дьячков в белых ризах и стихарях, поющих в темпе allegro vivo: “пасха красная” и т. д. не переносят воображение в языческие времена? А все эти пасхи и куличи, зажженные свечи… Как всё это далеко от философского и социалистического учения Христа!» – писал он.
Однако, как отмечает дирижёр, митрополит Иларион (Алфеев), «когда в 1883-м году ему, уже известному оперному композитору, предложили принять участие в гармонизации церковных напевов, он без колебаний согласился» и «в течение двух лет им было создано около 40 церковных произведений». Был ли это путь к невидимому Граду?
Его произведения, их героини (Панночка, Снегурочка, Волхова, Лебедь, Марфа, Млада) отсылают нас к женственным языческим культам, а не к христианским идеям страдания и жертвы. Когда Римский-Корсаков работал над «Китежем», один из его поклонников, по всей видимости, философ-кантианец Иван Иванович Лапшин (высланный из Советской России на «философском пароходе»), написал: «Я верю, что ничто мертвенное, лицемерное, поповское, мерзкое, синодальное, лампадное, византийское, поганое не коснётся его чистой души. Религиозное творчество плодотворно, когда оно проистекает из индивидуального, независимого источника… Я надеюсь, что религиозная музыка Римского-Корсакова будет мощная, жизнерадостная, а не покаянная, гнетущая».
Оправдал ли ожидания почитателя Римский-Корсаков?
«Феврония, по сути, является язычницей, а Всеволод – представителем русской христианской школы, в которой надо страдать, в которой счастье и радость невозможны. И эта вот её любовь к миру любовь к природе, заставляет его задуматься, а почему мы должны страдать? Мы действительно рождены для радости, для счастья», – делится своими впечатлениями от произведения исполнитель партии княжича Всеволода Александр Трофимов.
Наверное, оправдал.
Некоторые подозревали Римского-Корсакова в увлечении в модным на рубеже XIX и XX веков мистицизмом. Но, как замечает Рахманова, «наиболее чуткие критики решительно отводили подозрения в сочувствии Римского-Корсакова “тем вкусам, любопытствам и развлечениям, которые, как водится, не без влияния Запада, ширятся в русском обществе под громким и смелым, хотя и не всегда соответствующим сути названием мистических течений».
«Очевидно, что “Китеж” объективно не может быть трактован как лишь внешняя характеристика веры, к которой художник был индифферентен или к которой он проявлял чисто эстетический интерес… “Китеж” – это столь ясное “нечто ещё”, что невозможно не размышлять о его значении в духовной жизни композитора. Была ли идея “Китежа” только триумфом инстинкта над разумом? Пришёл ли Римский-Корсаков к некоему согласию с православием в свои поздние годы? Или он и Бельский думали, что обрели сущность христианства в душе природы? На эти вопросы нет ответов», – утверждает английский исследователь творчества Римского-Корсакова Джеральд Абрахам.
И всё же Римский-Корсаков поднимает в «Китеже» сугубо христианские темы и мотивы, в том числе предательство и раскаяние за него (Гришка Кутерьма), самопожертвование, и обращается в древлеправославной эсхатологии. «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» он называл литургической оперой. А где литургия, там и евхаристия. Римский-Корсаков искал русский рай. Как и мы сейчас.
***
Премьера оперы состоялась 7 февраля 1907 года в Мариинском театре и прошла с исключительным успехом. Как вспоминает русский и советский музыковед и композитор Борис Асафьев, «сравнивали впечатления от “Китежа” с впечатлениями от выхода в свет тех или иных крупнейших явлений русской литературы, например, романов Льва Толстого».
«Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» пройдёт на второй сцене Мариинского театра 26 января. Начало в 18 часов.
Дмитрий Жвания
