Меня продолжают откровенно умилять формулировки из сводок зоны СВО о том, что «наши войска продолжают наступление» на тех или иных участках. Ещё раз: друзья мои, никакого наступления нет. Есть активная оборона. Она – вещь необходимая. Но недостаточная. По целому ряду причин. Но сейчас не об этом.
Что же мы имеем на линии соприкосновения на самом деле? Ответ, увы, прост: мы имеем тактический тупик. С обеих сторон, не только с нашей – это справедливости ради. Но беда в том, что данный тактический тупик для нас ещё и имеет целый ряд черт тупика стратегического. И, в немалой степени, именно им вызван тупик тактический.
И это крайне опасная ситуация. Которую имеет смысл хотя бы коротко обсудить. Как минимум, понять, в чём именно эта опасность.
Давайте зададимся вопросом: чем именно вызвана нынешняя военная неопределённость (а она есть и это отражается буквально на всём). Ответ, опять же, прост – она вызвана политической неопределённостью. Ведь военным (в том числе блестящему командующему генералу Суровикину) ставит задачи политическое руководство. А у него совершенно явно нет чёткого понимания того, каких конкретных целей требуется достичь. Я, конечно, могу ошибаться, но на данный момент моё мнение именно таково. И наблюдаемое положение дел его подтверждает.
Вместо внятной и твёрдой позиции мы видим странные движения, игры в гуманизм (явно на публику в лице «международного сообщества») и непонятные заклинания из серии «мы не такие». Всё это происходит на фоне непрозрачного переговорного процесса, на поверхность которого периодически всплывает то очередной обмен «азовцев» (боевики запрещённой в России террористической организации – прим. ред.), то стыдная «зерновая сделка», то откровенно токсичные разговоры вокруг аммиакопровода. Всё это откровенно напрягает население. Но куда больше напрягает армию – тех, кто прямо находится в зоне военных действий.
Но для них это имеет и другие последствия: отсутствие понимания стратегических задач парализует и тактические решения.
Более того, возникает вопрос мотивации: военные из РФ (о донбасских, естественно, речи нет) откровенно престают понимать – а ради чего, собственно? За что конкретно и для каких целей они вообще воюют. Они перестают понимать, что именно является условием победы. Или хотя бы условием для завершения войны. Власти же не снисходят до того, чтобы им это объяснять. Не удивительно: не факт, что они на это способны.
Самое страшное, что неспособность эта вызвана техническими причинами – она прямо вытекает из менталитета огромной части нынешнего правящего сообщества. Для них чёткая постановка целей СВО – это ограничение себя в пространстве манёвра. Иными словами, это мешает им в любой момент объявить данные цели достигнутыми. Ну, и, разумеется, ограничивает возможность примирения с «партнёрами», о котором огромная часть того самого правящего сообщества откровенно мечтает и безуспешно пытается договориться. Но мало ли – а вдруг? Именно из этого, во многом, проистекают те самые шаги, прямо деморализующие армию и общество.
Вот только было бы крайне опрометчиво полагать, что армия этого не видит и не понимает. И в плане мотивации это ведёт к вполне конкретным последствиям.
К апатии. А она, в свою очередь, к падению боевого духа. Что в русле нынешней тотальной войны, которую ведёт противник, крайне опасно. Самые минимальные результаты: ведение боевых действий «для отчёта». И полное равнодушие к результату. Что не удивительно: как можно болеть за результат, если ты не знаешь целей?
Так вот, друзья, апатичный настрой в армии сейчас – это, к сожалению, уже реальность. Хорошая новость в том, что конкретно данную проблему решить достаточно просто. И вы прекрасно знаете, как, граждане «компетентные товарищи». Но будете ли вы её решать, вот вопрос.
А вот у врага с мотивацией всё хорошо. Ему, как раз, цели и задачи ставятся очень чёткие. Отсюда и высокий моральный дух. Причина которого – отнюдь не только в тотальной одурманивающей пропаганде.
Собственно, это всё. Проблема проста и ясна до предела. Выводы делать будем?
(с) Павел Кухмиров
Прим. ред. Павел Кухмиров — ополченец ДНР первой волны, восемь лет проживает в Донецке.
