Что нас ждёт впереди? «Что же будет с Родиной и с нами»? Наверное, этими вопросами задавался каждый человек. А есть люди, чья профессия – выстраивать «образ будущего». Это – футурологи. Один из них – петербуржец Николай Ютанов, руководитель Исследовательской группы «Конструирование будущего». Редактор сайта «Родина на Неве» Дмитрий Жвания взял развёрнутое интервью у этого исследователя будущего.
Николай, как Вы думаете, почему большинство людей в нашей стране, рассуждая о будущем, отправляются в космические дали, отрываются от Земли ради других планет?
Россия всё время своего существования осваивала грандиозные пространства. Наш климат среди народов, которые причисляют себя к России, порождал такой человеческий архетип, как «Герой». Лето короткое, нужно успеть всё посадить, вырастить, собрать и ждать следующего лета. Это климатическая компонента создавала ситуацию, когда всё, что делается, делается на пределе возможностей.
Первый грандиозный проект по освоению территории был заложен в эпоху Ивана Грозного. Это был московский проект. В конце царствования Ивана Грозного был спроектирован сибирский тракт, названный в последствии Бабиновским, – и народ пошёл в Западную Сибирь уже системно, а не в режиме спонтанного переезда, купеческого хода по Чердынской дороге, путешествий или экспедиций. Уже при Борисе Годунове был основан город Томск, и служивые люди вышли к берегам Тихого океана.
Второй проект – это проект Петра Алексеевича Романова. Он создавался как имперский. Возведение Санкт-Петербурга означало устремлённость к овладению Севером и Европой, затем, в конце XVIII века основали Владикавказ, а в середине XIX – Владивосток. Если кавказский проект был доведён до конца, то восточный, имевший название «Желтороссия», до конца довести не удалось. Но тем не менее железная дорога, Транссибирская магистраль, хот и без доведенной системы КВЖД, была построена при Александре III, хотя вопрос об отчуждении Маньчжурии уже не поднимался.
В России всегда вынашивали грандиозные пространственные проекты. Поэтому наши люди, городские обитатели, получая на тематических играх задание смоделировать идеальный город, приходят к мысли, что планета Земля-то уже закончилась. Либо её надо с кем-то делить, либо идти дальше. А дальше что? А дальше космос. Вот это простой ход, который, хотите сознательно, хотите бессознательно, зашит в архетипе русских. В принципе так делают почти все народы, чья судьба связана с пространственным развитием. Это государства, которые жили на экспансии, на, если угодно, завоеваниях, покорениях, присоединениях и освоениях.
России нужна экспансия нового типа. Россия всегда выбирает пространственное развитие, а значит и космос. Города, которые построены здесь и сейчас, – обычны, они уже отработаны, в них созданы некие социальные пространства, в них есть плюсы и минусы, беды и победы. Кое-что от себя современный город с удовольствием выдвинет в другое пространство. В городах плотненько, внутри них существует старый традиционный город, развитый индустриальный город, поэтому хочется создать постиндустриальное пространство, где расстояния нивелируются связями через различные глобальные системы связности.
В одной из статей, написанной в соавторстве с Сергеем Переслегиным, вы утверждаете, что главный кризис этого мира – это кризис футурологии. Вы считаете, что все мы идём туда, не знаем куда?
Да, наша группа пришла к мысли, что главная битва, которая нас ждёт – это битва за будущее. Если уйти от романтической компоненты в этой фразе, то она очень прагматична. Она подразумевает, что вы можете конструировать будущее своей страны, своего города, себя лично, имея проект, в котором прописана индивидуальная траектория жизни.
Приведу пример. Бывшая империя – Шведской королевство. В Евросоюзе Швеция занимает уникальное положение. Она отработала технологии утилизации мусора, который является страшным бичом индустриальных городов. Даже в городах развитых стран, если центр вычищен, то окраины находятся в сложноподчинённом положении. Поэтому шведы говорят: «Коллеги, мы будем забирать ваш мусор, но то, что мы из него вытащим, будет нашим». Есть легенда, что с похожим предложением японцы обращались в соответствующие структуры Советского Союза: «Вы нам отдадите отвалы комбината “Норильский никель”, а мы за это закроем Норильск куполом, и он будет тёплым городом». Настолько фантастичен этот проект, я сказать не могу – документации нет, есть только обрывки информации, но точно, что Советский Союз рассматривал проект о закрытии куполом города Надым.
Отголоски этого проекта мы находим в фильме Сергея Герасимова 1972 года «Любить человека», где главный герой в исполнении Анатолия Солоницына приезжает на Крайний Север строить город-сад в закрытом пространстве.
От надымского проекта осталось много документации. Даже известно, во сколько бы обошлась его реализация: по оценкам Госплана, около 35 миллиардов советских рублей. Но, с моей точки зрения, для реализации подобных проектов, в то время не хватало технологий. Были первые композиты, но они были страшно дороги, трудоёмки в исполнении. Учитывая, что представлял собой тогдашний пластик, то это была бы очень тяжёлая конструкция. Мне эта история напоминает историю паровой машины, которая была изобретена в первом веке нашей эры. Герон Александрийский изобрёл паровую машину, запустил её, и она работала. Но был один нюанс – через несколько дней через щели она начинала пропускать пар. И не было таких технологий, которые позволили бы сделать соответствующие для неё системы – котлы, поршни и т.д. Потребовалось более полутора тысячи лет, чтобы появился новый тип паровой машины. Джеймс Уатт придумал клапаны. После чего паровая машина пошла в ход – началась индустриальная фаза.
Как Вы думаете, почему всё, что связано с воздушными перемещениями и покорением космоса, во общем и целом находится на том же уровне, что и в 80-е годы прошлого века? Мы отказались от использования сверхзвуковых пассажирских самолётов, таких, как «Конкорд» и ТУ-144, в космосе так и кружимся по земной орбите. Стагнация!
Должна быть цель – зачем делать то или другое. Кроме романтики дальних странствий, должна быть прагматика. В Советской России благодаря усилиям фантастов Александра Богданова, Алексея Толстого, а в Штатах – Хьюго Гернсбека, а особенно после многолетнего выхода журнала Astounding Science Fiction эпохи Джона Кэмпбелла, у молодого поколения сложилось онтологическое представление о космосе как о новом пространстве для жизни. Люди чувствовали, что началась эпоха Великих космографических открытий. Мы долетаем до планеты, а там – цивилизация, как в романе Рея Брэдбери «Марсианские хроники». И что мы делаем? Мы вступаем с ней в коммуникацию.
В начале 50-х годов в Советском Союзе возникла такая наука, как астробиология, которой ведал товарищ Гавриил Тихов, доктор наук, член-корреспондент Академии наук СССР – наши учёные изучали эффекты проявления биологической жизни на различных планетах Солнечной системы с твёрдой уверенностью, что на Марсе кто-то живёт: происходят смены цветовой гаммы вместе со сменой времён года. Была построена даже модель, где на Марсе росла пшеница с фиолетовым оттенком.
Идея Алексея Толстого и великого революционера Александра Богданова долететь до Марса с целью экспорта революции перекликается с историей путешествия Христофора Колумба, итальянского авантюриста, хорошего морехода, пытавшегося найти западный вектор движения в Индию, чтобы не огибать Африку. Он не находил никакой поддержки, пока королева Изабелла Кастильская не сказала своему мужу Фердинанду Арагонскому: «Я не могу спокойно спать, когда знаю, что там есть люди, не ведающие о спасении души». И тогда Фердинанд дал деньги на экспедицию Колумба. Так появилась Америка. То же самое и здесь.
В 1959 году на Совете Министров СССР был принято постановление по освоению космического пространства – после полета в космос собачек, а потом и человек.а И было принято решение о создании тяжёлого космического корабля «Н» для обеспечения движения между планетами Солнечной системы. Вопрос о полёте на Луну в Советском Союзе не стоял. Все прекрасно понимали, что делать на Луне в общем-то нечего. У неё преимущество только одно – близко, всего 400 тысяч километров. И тогда же создан базовый проект Сергея Королёва о создании орбитального дока. Задача-то была долететь до Марса и освоить местную цивилизацию. То есть проложить путь на новую Землю. Должно было быть произведено около полутора тысяч запусков, чтобы вывести на орбиту всё необходимое для строительства орбитального дока и людей, которые будут это всё монтировать и строить. Проект был титанического масштаба! В этом орбитальном доке в первую очередь должны были собрать исследовательский корабль, небольшой, который в течение трёх лет совершил бы путешествие к Марсу, облетел его и вернулся назад. Предполагалось, что это произойдёт в 1971 году. А в 1975 году должна была отравиться экспедиция, которая, как предполагалось, будет жить на поверхности Марса то ли пять, то ли шесть лет. И так появилась бы первая колония.
Но смерть Королёва и политические пертурбации как в мире, так и в стране привели к тому, что этот проект начал вырождаться. Появился проект Константина Феоктистова о создании исследовательского корабля – лишь бы долететь. И еще пара аналогичных проектов. А американцы сделали ставку на лунную программу. И начало разворачиваться чёрте что и сбоку бантик! Ракетные базы на Луне. Но что могут сделать ракетные базы на Луне против ракет на орбите? Да ничего. 400 тысяч километров есть 400 тысяч километров. Так или иначе цель была поставлена.
В те годы начали создаваться первые термоядерные реакторы. Топливом для них был изотоп гелий-3. Была построена модель, что на Луне этого гелия-3 сколько хочешь. И Советский Союз повёлся на такое соревнование. Потому что проще, ближе. Полетели американцы на Луну, не полетели, в данном случае я сейчас не буду разбирать эти медийные истории. Скажу так: мне приятно думать, что они на Луне были. Есть масса аргументов за и против этого. Но наша рабочая гипотеза – первый полёт был смоделирован, но в дальнейшем полёты были реальными. Но в итоге и они убедились – на Луне делать нечего. Объём затрат величайший, политически они достигли совершенства, они стали гегемоном, если им и мог кто-то противостоять, это был Советский Союз со своими логичными предъявлениями на освоение космического пространства.
Но как только американцы свернули лунную программу, как и мы марсианскую, встал вопрос, а зачем в дальний космос лететь? Что там делать? Какая цель у всего этого?
Если бы освоение планет Солнечной системы давало что-то невероятное, что капитализировало бы планету Земля, тогда другой разговор… Но земли было ещё очень много свободной, и народов, недостаточно цивилизованных, было немало. Проблем и задач хватало здесь. Вся планета Земля представляет собой такой космос, где можно найти людей, находящихся в архаической фазе. Далеко ходить было не надо: на территории Советского Союза их было легко и просто найти. Исчезла великая цель. Осталась орбита. А орбита имеет жёсткое народно- хозяйственное значение. На мой взгляд, современная орбита к таким космическим агентствам, как Европейское космическое агентство, NASA и наш Роскосмос, по большому счёту, отношения не имеет. В работе 2009 года я написал, что орбита должна быть в ведомстве не фронтирных космических агентств, а министерства транспорта.
Мы вошли сейчас в мир другого характера, который мы в 2007 году наша группа описала по заказу Министерства образования и науки. Мы строили будущее. А когда общий проект будущего отсутствует, можно предложить несколько базовых версий. Первая версия – вселенская сеть, она охватывает всё. Вторая версия – биотех. Он может модифицировать человека, может – окружающее пространство. Выбирайте. Но эти технологии вызывают священный ужас у человека. Кто-то в тебе будет что-то модифицировать. Да вы что! Это же личность, а с точки зрения верующих – божественная. Да и с точки зрения атеистов, мозг человека – это то, куда соваться не следует. А можно модифицировать тело, простые вещи, вроде утраченных конечностей, сделать глаза слепым, уши глухим, горло, язык и связки немым, всё это очень нужно.
Третья версия была робототехническая. Поскольку онтология робототехники была представлена во всех аспектах в фантастике, в разнообразнейших вариантах, и советской, русской и в западной, именно по этой версии пошло человечество: робототехника, беспилотники… Есть и четвёртая версия – это нанотех. Это то, что лежит в области высокой химии и высокой физики. Композитные материалы, которыми покрыты наши истребители – это первый шажок в зону нанотеха. Опыт показал, что движение в эту сторону очень наукоёмко, энергоёмко и требует открытия новых направлений. На мой взгляд, корпорация РОСНАНО не справилась с масштабностью этих задач. Как в принципе и большинство госкорпораций. Но есть один плюс – они добрали технологической мощности, основных технологий, которой не хватало. Довели до совершенства те технологии, которые выстраивали индустриальную фазу.
Таким образом, у нас есть несколько вариантов развития: всеобщая сеть, роботы, биотех, нанотех. И всё это надо связать с космосом. Возникают технологии, которые в космосе оказываются более практически полезны. Соответственно, напрашивается создание орбитальных заводиков, которые будут производить эти технологии в промышленных масштабах. И тормозит нас только килограмм – стоимость вывода одного килограмма на орбиту. Причём есть те производства, которые считаются опасными и находятся под контролем экологических контролёров, не сумасшедших, которые защищают жучков и паучков, а тех, что следят за тем, чтобы не было разливов промышленных стоков, утечек радиации и т.д. И вот их можно было бы вынести в космос, чтобы было меньше опасений по поводу их воздействия на материальную природу. На орбите можно было бы создать высокотехнологичную постиндустриальную промышленную зону.
То есть промышленное освоение космоса поможет решить экологические проблемы?
Совершенно верно. Марсиан мы не нашли, венериан тоже. Сигнал из космоса так пока не и поймали. Значит, у освоения космоса должна быть другая цель. Цель простая – выйти на орбиту и обустроить те вещи, которые на Земле сделать очень сложно. Выход на орбиту – это ещё и выход в новое административное пространство. Там систему управления нужно строить совсем по-другому. Фокус со старыми добрыми клановыми историями там не пройдёт.
Мы должны поставить на конвейер изготовление космических двигателей. Если мы сумеем это сделать, произойдёт удешевление килограмма, выводимого на орбиту. Но эта цель вполне реальна. И тогда мы построим заводики на орбите.
Есть предположение, что на планете Земля есть ограниченное количество разведанных и найденных ресурсов редкой земли, то есть редкоземельных элементов. А кто владеет редкоземельными элементами, тот владеет будущим мира. Эти элементы используются в высокотехнологичных производствах. Рений, например. А крупнейшие залежи его находятся на Южных Курилах. Поэтому битва за Южные Курилы сейчас имеет под собой более технологичную нежели чисто политическую подоплёку.
А вообще самые мощные залежи редких пород – в поясе астероидов. По большому счёту, это мусорный пояс, остатки железокаменного материала, который не спрессовался в планету. И его освоение может стать целью. Есть замечательные роман господина Виктора Мясникова, который называется «Короли ванадия». Он очень весёлый. В нём чётко показывается, как обустроена политика и практика на планете Земля. Ребята направляются на пояс астероидов. Находят ванадиевый астероид. И тащат его на Землю, теряя его по дороге. Разные приключения! А на Земле происходит турбулентность котировок на ванадий: то он взлетает в цене, то резко дешевеет. Но Мясников описал одну из целей так называемого среднего космоса – того, что в пределах Солнечной системы. И одна из целей освоения этого пространства – добыча редкоземельных элементов.
И тут возникает вопрос о тяжёлом корабле с мощным движком. В России проводят эксперименты по испытанию новых двигателей, в частности, идет разработка современной версии космического ядерного двигателя, хотя ещё в середине 60-х братья Стругацкие чётко показали в своих романах, что только фотонный субсветовой двигатель позволит освоить Солнечную систему.
И что интересно, в СМИ время от времени появляются сообщения об открытии платиново-золотого астероида. Если открытие лантаноидового астероида останется не замеченным почтенной публикой, то платиново-золотой – реальный знак новых великих географических открытий.
В этой связи вопрос, а что такое прогресс? Технологии меняются, но становится ли лучше сам человек? Банальный смартфон намного более сложное изобретение, чем первый искусственный спутник Земли. Но для чего? Чтобы Мария Ивановна играла в шарики по дороге с работы домой? Я не сторонник теории прогресса, но, на мой взгляд, человечество тем лучше, чем оно ближе к идее красоты. Люди Средневековья, которые построили великолепные храмы, идею красоты выразили гораздо более полно, чем мы своими многоэтажками и авангардным искусством. Люди того времени пытались говорить с Богом. А, может быть, в будущем мы решим вернуться в прошлое – так сильно нас будет терзать уродство этого мира?
Будущего всегда боятся. Одна из версий, которая предлагается футурологами, называется «Продолженное настоящее». Такая замечательная проекция, такой замечательный мир. Кредитно-финансовая система роскошна, полезных ништяков – много. Промышленность тоже в общем-то хорошенькая. И экологию развили – сохраняем природу в тех местах, где обитаем. Спасаем одно, второе, третье. Сейчас речь идёт о том, что банковская система рухнет. Потому что структура банков и кредита перестаёт биться по деньгам. Вы опускаете кредитный процент, вам не на что содержать банковскую инфраструктуру; вы сохраняете кредитный процент, никто не берёт кредиты, потому что проще подтянуть поясок. Не роскошествовать, не брать денег из будущего под безумные проценты неизвестно зачем. Сейчас самая модная тема: не покупайте деривативов. Во всех их проявлениях.
Что касается прогресса – это идея высокого Средневековья. Реально о прогрессе писал Огюст Конт…
Это позитивист XIX века…
В XIX веке были осмыслены вещи, сделанные в позднем Средневековье. Помимо историй королей, царей, церкви и т.д., это было перо, слово, уникальные социальные находки, который сохраняли этот мир.
В конце XIX – начале ХХ века появился миф антипрогресса: прогресса не существует, так как то, что мы под ним понимаем, приносит только новые боли и страдания для мира.
Главное, что человек не меняется. Его онтологические сущности сегодня такие же, как в XII, XIII, XIV веках. И водораздел проходит не между прогрессом и антипрогрессом, а между религиозной картиной мира и атеистической. Отрицание религии приводит к таким концепциям, как трансгуманизм, которые предполагают внедрение в творение Бога, изменение его. Вот Вы говорите о будущем. А я бы хотел жить в Сиене XIV века. Несмотря на пандемию Чёрной Смерти. Гуляя по узким улочкам средневековых городов, я не устаю удивляться, настолько мощный рывок люди того времени совершили к идее Красоты!
Если мы будем возвращаться обратно и возникнет проект, который называется «Новое Средневековье», то и оно будет с космосом, пусть простеньким, автоматами АКМ, интернетом и так далее. Но онтология будет средневековая, будет процветать межфеодные (межземельные) отношения. И многих людей это согреет.
Да вот и Николай Бердяев в 20-е годы писал о Новом Средневековье.
От Бердяева собственно мы название сценария и взяли. Я поддерживаю Вашу точку зрения. Как говорит одна наша коллега, когда вы попадёте в будущее и поймёте, как оно устроено, вовсе не обязательно, что оно вам понравится. Не нужно по этому поводу заблуждаться. Более того, оно вам совсем не понравится. Но поймите простую вещь: человек изменится. Его онтология изменится, когда он изменится, простите, просто механически. Как только появятся модифицированные образцы, а они непременно появятся, пускай сперва штучно. И начнёт меняться человеческая онтология в общесоциальных масштабах. Ну, а когда человек научится применять техники мышления иного типа, его онтология изменится категорически.
В оформлении материала использована работа художника Алексея Беляева-Гинтовта
Видеоверсия интервью:
