Николай АРУТЮНОВ: «Русский народ ищет Беловодье и Китеж-град»

Легенда о граде Китеже, городе, ушедшем под воду со всем населением в тот момент, когда к нему подошли враги, относится к XIII веку. Однако вспомнили её снова и освежили в народе  староверы

Социально-утопические мифы как проявления воли русского человека. Этапы десакрализации государственной власти в России

Народный фольклор является зеркалом души простого народа. В том какие герои сталкиваются между собой, как развивается сюжет произведения народного творчества и чем всё заканчивается, лучше всего можно увидеть ожидания и мечты народа. Если же сюжет живёт не одну сотню лет, то это говорит о постоянности таких чаяний.

Легенда о граде Китеже, городе, ушедшем под воду со всем населением в тот момент, когда к нему подошли враги, относится к XIII веку. Однако вспомнили её снова и освежили в народе староверы

Легенда о граде Китеже, городе, ушедшем под воду со всем населением в тот момент, когда к нему подошли враги, относится к XIII веку. Однако вспомнили её снова и освежили в народе именно староверы после Раскола. Данная легенда роднится с представлениями староверов-поповцев о Москве как Третьем Риме. Москва-Третий Рим ушла под воды, её не затронул подступивший к небесному городу антихрист. Вплоть до середины XIX века, когда о концепции, очерченной старцем Филофеем, которого ранние староверы почитали за святого, вновь заговорили славянофилы, её хранителями были «ревнители древляго благочестия».

Особняком в фольклоре стоят так называемые социально-утопические легенды, имеющие своей направленностью изменение социальных порядков. Распространителями социально-утопических легенд в основном являлись либо отставные солдаты, либо староверы.

Фактический отход власти от идеалов Москвы-Третьего Рима, а также совершенное непонимание народных чаяний при проведении реформ служило поводом для недовольства народа.

В конце XIX века в народе начинает бродить легенда о «Беловодье», попытки найти которое не прекращались весь XIX век, сказочном крае, куда можно уйти-укрыться от бед, и «тамо антихрист не может быть и не будет», «светского суда у них несть», а земли, рыбы и зверя хватает на каждого с лихвой. Живут там только «христоподражатели древляго благочестия» «по закону Божьему», а «если попасть туда, то можно живьём сделаться святым и взойти на небо».

В данной легенде мы видим в первую очередь духовную тягу к возврату старой веры, к обожению человека, которое даётся тем, кто имел «огнепальное желание» дойти до Беловодья. Так выглядит внутренняя структура народной идеи «рая на земле». Тоска по высшей справедливости имела не только созерцательный характер, но и принимала форму активного действия. На поиски Беловодья отправлялись отдельными группами и целыми сёлами, о чём свидетельствуют сыскные дела XIX века.

Крайне важной для понимания народных ожиданий можно считать социально-утопическую легенду о «возвращающемся царе-избавителе». Данная легенда впервые появилась в начале XVII века как ответ на Смуту. Особую же популярность и масштаб легенда приобрела именно после Раскола. Исследователь Кирилл Чистов отмечает, что данная легенда бытовала также во многих европейских странах, но нигде, кроме России, не имела такого влияния на народ, побуждая его к активным действиям.

Подавляющее большинство народных восстаний с XVII по середину XIX века начиналось со слуха о том, что настоящий царь был спрятан боярами / ушёл странствовать в народ и возвращается, чтобы покарать бояр и дать крестьянам волю / землю / свободу от податей. Эта вера в «настоящего царя», который был сокрыт, а теперь идёт радеть за народ, может быть рассмотрена как защитная (компенсаторная) реакция русского человека в ответ на изжигающую душу мысль о «царе-антихристе». В каждом новом царе или царевиче, который должен был взойти на трон, народ видел своего спасителя, который устроит всё по Правде. Никто, кроме царя, не выдвигался на роль избавителя (ни богатырь, ни священник, ни святой), что говорит об устоявшейся в народном сознании идеи верховного правителя-монарха.

На поиски Беловодья отправлялись отдельными группами и целыми сёлами.

Вопрос возврата к старой вере являлся важнейшим для народа. Большинство народных восстаний, начиная с XVII века, имело одним из первейших требований возврат к «вере отцов»: соловецкое восстание, хованщина, стрелецкое восстание 1696 года, восстания под предводительством Ивана Болотникова (1606-1607), Степана Разина (1667-1671), Кондратия Булавина (1707-1709) и Емельяна Пугачёва (1773-1775). Однако после подавления таких восстаний власть, как правило, только «закручивала гайки», не думая сделать шаг к народу в вопросе обсуждения проблемы Раскола.

Численность староверов на конец XIX века по разным источникам составляла от 12 до 20 миллионов человек из 55 миллионов всего населения. Подпольный характер жизни староверов (вплоть до указа 1905 года о свободе вероисповедания) и отсутствие диалога со стороны властей и церкви привели к тому, что многие староверческие роды, одни из богатейших в стране в начале ХХ века, будут играть не малую роль в финансовой поддержке революционных движений. Что, с их точки зрения, станет местью династии Романовых за Раскол.

В этом отношении царь Павел I явил пример дальновидности и здравомыслия, попробовав снять конфликт между староверами и официальной церковью через создание Единоверческой Церкви. Однако в следствие его убийства реформа не получила дальнейшей должной поддержки. Возможно, что продолжи Павел I свою церковную реформу, получи староверы равные гражданские религиозные права, то пассионарная энергия староверов была бы постепенно направлена в государственное (как это было при создании староверами Третьяковской галереи, оперы Мамонтова, МХАТа), а не революционное русло.

Возможность спекуляции на идее «царя-избавителя» пророчески предсказал в «Бесах» Фёдор Достоевский: «Тут-то мы и пустим … Ивана-царевича … Мы скажем, что он “скрывается”». Именно таким «Иваном-царевичем» и явится для народа марксистская мысль о восстании «мирового пролетариата». Пролетариат выступит как спаситель, причём не только России, но и всего мира. Таким образом, сверхзадача спасения мира узаконит диктатуру пролетариата, развяжет руки тем, кто говорит от его имени. Неважно, насколько глубоко лидеры большевиков понимали, что в головах русских людей «мировой пролетариат» как некая единая личность человека труда синхронизируется с идеей как «царя-избавителя», так и с хилиастической идеей о втором пришествии Христа в лице мирового пролетариата. Главное в том, что подобные мысли отлично резонировали с сердечной волей русского человека.

Пролетариат выступит как спаситель, причём не только России, но и всего мира. Таким образом, сверхзадача спасения мира узаконит диктатуру пролетариата, развяжет руки тем, кто говорит от его имени.

Большевики лучше всех используют народные хилиастические ожидания «рая на земле» — ведь идея равенства всех людей труда, подкреплённая гениальным с точки зрения простоты и глубины воздействия на ум простого человека лозунгами «Землю-крестьянам, фабрики-рабочим» и «Вся власть Советам», так родна сердцу каждого русского человека. Здесь воплощаются заветные мечты о народном общинном самоуправлении (власть Советам) и общинной собственности на землю, социальной справедливости — возврате к идеалу Правды. Такие лозунги, спекулятивность которых вскроется в дальнейшем при троцкистском правлении, привлекли на сторону «красных» множество верующих крестьян, рабочих, солдат, молодых казаков. Революция даст выплеснуться наружу мощным потокам психической энергии простого народа, связанной с хилиастическими ожиданиями, отражёнными в легендах о Беловодье и царе-избавителе, копившимися с Раскола.

Иван Солоневич приводил цитату, по его словам, принадлежавшую Льву Троцкому: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг Кулацкого царя, — мы не удержались бы и двух недель». Возможно, если бы «белые» взяли на вооружение идеологему «Народного Царя изберёт Земский собор», то события Гражданской войны пошли бы по-иному сценарию. В монархическом состоянии народного ума нас может убедить следующий факт. Единственное революционное движение, организованное в простом народе вплоть до ХХ века, удалось создать народнику Якову Стефановичу в Чигиринском уезде Киевской губернии в 1876 году, который «сочинил и сам себе вручил тайный царский манифест, призывающий народ к всеобщему восстанию ввиду полного бессилия самого царя и его полного порабощения дворянством и чиновниками». Не идеалы Республики и Конституции, а та же легенда о «царе-избавителе», которого «обложили бояре», двигала людьми.

Выделим ряд этапов десакрализации государственной власти в глазах простого народа:

Первый этап. Смута начала XVII века. Именно в это время рождается социально-утопическая легенда о «царе-избавителе». Борьба за престол воспринималась народом как борьба за его, народа, интересы. Если приходил новый царь, а улучшения благосостояния не следовало, то значит «истинный царь» сокрыт. Соответственно до XVII века народ считал, что на троне сидит «истинный царь», так как до этого времени таковой легенды, такового мысленного шага, отмечено не было ни одним источником.

Второй этап. Раскол и Пётр I. Десакрализация царской власти доходит до предела. Народная мысль почитает царя Алексея, царицу Софью, царя Петра — антихристами. Особое возмущение в действиях Петра народ усмотрел при введении им указов о необходимости заготавливать лес для строительства флота (народу было запрещено делать гробы-долблёнки из цельного дерева, которое теперь шло на строительство кораблей), переплавки колоколов в пушки (14 лет Россия стояла без колокольного звона), изменения внешнего вида чиновников и дворян (в допетровской России крой платья был одинаков для крестьянина и боярина, отличалась только стоимость ткани; представитель элиты в обтягивающих штанах и при отсутствующей бороде воспринимался народом как чёрт), введения Синода, уничтожавшего идею Москвы-Третьего Рима в глазах интеллектуалов в среде народа.

Третий этап. Женщины на троне. Плеяда женщин-верховных правителей России только подтверждала догадки староверов об установившейся власти антихриста. Традиционное патриархальное мировоззрение не видело царём женщину и зачастую воспринимало неурожай как кару за нахождение женщины на троне. В сыскных делах тех времен был отмечен такой тост: «Да здравствует всемилостивейшая государыня императрица, хотя она и баба!».

Четвёртый этап. Дворянская вольность Екатерины II. «Триада, которую составляли царь, помещик и крестьянин, оставалась “данной от Бога” в глазах крепостных и распространялась на все стороны бытия. Моделью царской власти над обществом служила власть Бога над всем мирозданием. Подобно тому, как явления природы зависят от Всевышнего, все явления социальной жизни должны были зависеть от государя. …Крестьянские массы сохранили правовые представления московского периода о государстве-литургии, в соответствии с которыми наделение служилого дворянства землёй вместе с проживающими на ней крестьянами было неотделимо от обязанностей дворян по отношению к государству. …И после того, как в 1762 году дворянство было освобождено от обязательной государственной службы, крепостное право в народном представлении утратило всякое идеологическое оправдание», — отмечает Мануэль Саркисянц в книге «Россия и мессианизм».

Так, в показаниях Якова Почиталина, сподручного Емельяна Пугачёва, будет выделена основная причина конфликта придворной знати и «царя Петра III», коим и представлялся глава бунтовщиков, используя популярнейший образ «царя-избавителя»: «годный ещё служить [дворянин — прим. автора], пойдёт в отставку и живёт… с крестьянами, разоряет их…; так я-де стал таковых принуждать в службу». В одном из своих манифестов Пугачёв обвиняет власть предержащих в нарушении «святых отцов предания» (то есть отказе от старой веры), в «богомерском брадобритии» и «протчем неистовства». В легенде о Беловодье получат продолжение идеалы, обозначенные Пугачёвым: «жалуем всех… бородами, волностию и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями … без аброку».

Пятый этап. Несовпадение сути административно-хозяйственных реформ с ожиданиями народа в XIX веке. Крайне показательна легенда, получившая широкое распространение при отмене крепостного права в 1861 году. Это легенда о «золотой строчке», якобы стёртой помещиками, чиновниками, чтобы царскую волю исказить. В этой строчке царь передавал землю крестьянам. Причиной бунта было несоответствие ожиданий народа услышанному из царского указа. Поводом для массовых восстаний — та самая пропавшая «золотая строчка». За два года после объявления реформы правительству пришлось применить военную силу в 2115 сёлах. Здесь мы снова сталкиваемся с представлением народа о справедливом царе и злых кознях бояр. Интересно, что пик поисков Беловодья пришелся на 50-80-е годы XIX века, что совпадает по времени с начавшимися в 50-е годы крестьянскими восстаниями и разочарованием от результатов отмены крепостного права.

Весь XIX век государство старалось влиять на низовой уровень самоорганизации крестьянства через административный контроль сходов общин, что выливалось в открытые вооружённые столкновения с властями. По сути, ряд законодательных решений царского правительства вёл к разрушению общины, базовой низовой единицы русского общества, в этих действиях мы видим непонимание властью исторически сложившейся структуры бытия своего народа.

Обозначим некоторые выводы: церковный Раскол создал в мировоззренческом смысле две России: внешнюю, официальную, синодальную и внутреннюю, поддерживаемую народом, староверческую. Попытка сблизить две эти России была со стороны власти предпринята только Павлом I. Глубина отторжения староверами синодальной России выразилась в полном невнимании к делам государства и эсхатологической экзальтации староверов-беспоповцев, и сближении богатых староверов-поповцев с революционными кругами в конце XIX — начале XX века.

Социально-утопические легенды о Беловодье и «царе-избавителе», миф о Граде Китеже были использованы антигосударственными силами в той полноте, которую мы не увидим в кругах царской правящей элиты и в кругах «белого» движения во время Гражданской войны.

Десакрализация государственной власти в глазах народа прошла ряд этапов, однако данное явление не уничтожило царистского взгляда на вещи в народной среде, усилив при этом влияние социально-утопических легенд на народное сознание, выраженное в миграции в Беловодье и массовых крестьянских восстаниях в ожидании «царя-избавителя».

К сожалению, в 1917 году в стране не нашлось ни Минина, ни Пожарского, ни того, кто бы взял на себя роль «царя-избавителя» в народных глазах. Фактический отход власти от идеалов Москвы-Третьего Рима, а также совершенное непонимание народных чаяний при проведении реформ служило поводом для недовольства народа. Нарастание капиталистических тенденций, прямо противоречащих православному вероучению, в хозяйственной жизни страны являлось материальным выражением духовного упадка элиты, либо участвовавшей в становлении капитализма (верхушка элиты), либо молча наблюдавшей за происходящим (официальная церковь).

Вам будет интересно