На мартовских трёхдневных выходных Россия, да во многом и мир, погружённые в изнурительную борьбу с коронавирусом, были шокированы дополнительно. Отечественные генералы нефтяных карьеров, скважин и шлейфов организовали выход из сделки ОПЕК+, предусматривающей ограничение добычи ее участниками «чёрного золота».
Информационные ленты запестрели отзывами и отзвуками, мировые рынки нефти – падением цен на оную. Заодно обрушились котировки акций российских компаний – вместе с российской национальной валютой.
Естественно, в объяснениях произошедшего экспертами, как зарубежными, так и доморощенными, дефицита нет. Причём в случае с доморощенными оценка нередко зависит от степени лоялизма оценивающего. Одни считают произошедшее актом помощи Китаю, чья экономика переживает сложные времена. Вторые – объявлением войны американской сланцевой войне, порой с уточнением, что это ещё и месть за блокирование Вашингтоном «Северного потока-2» (наиболее чистоглазые и властолюбивые эксперты заранее трубят нашу блистательную победу над корчащимся в агонии «Вашингтонским обкомом», более трезвомыслящие предупреждают, что все не так однозначно).
Третьи рассматривают демарш как попытку приспособить Россию к новым, всё более суровым и кризисным мировым экономическим реалиям, попытку, выполненную в стиле лёгкой «шоковой терапии», но всё же стратегически продуманную. Четвёртые видят лишь решение (сугубо ситуативное и никакого долговременного планирование не подразумевающее) узкого круга топливно-политического руководства единовременно «срубить деньжат» в условиях сокращающейся внутренней сырьевой поляны. В последнее, с учётом предыдущего опыта, верится более всего, но и сочетание факторов вполне возможно.
Но вне зависимости от объяснений очевидно одно – топливо по-прежнему является безоговорочно ключевым и почти единственным костылём российской экономики. Это и с самых высоких трибун спокойно признают: «Очень беспокоит то, что такая стагнация произошла в реальных доходах населения. Ну объяснение есть, прежде всего оно связано с резким падением цен на энергоносители. Пока всё у нас росло, нефть-то была 100 и больше долларов за баррель. А сейчас 60. Разница есть? В два раза почти… Есть и объективные обстоятельства, понимаете. Что можно сказать про персональную ответственность, если снизились цены на нефть на мировом рынке».
А как же два десятилетия вставания с колен и соскакивания с нефтяной кощеевой иглы? Результаты всего этого где? Напрашивается совсем неприличная рифма, поэтому подберём тоже неприличную, но чуть менее. Вероятно, в Конституционном суде, который должен принять – и обязательно примет – решение о продлении всего этого великолепия ещё на – дцать лет.
Михаил Горбачёв, явно намеряв себе властный срок не меньше, чем у Иосифа Виссарионовича, в 1990 году сосредоточил в своих руках все рычаги власти, в частности, продавил свою кандидатуру на специально созданный пост президента СССР. До распада СССР оставалось полтора года.
И как быть с искромётными шуточками и шокирующими историческими открытиями на тему СССР, где производили одни лишь галоши? В СССР, даже в рамках этой поистине альтернативной истории, хотя бы их производили. Бензин, кстати, на фоне решения об увеличении нефтедобычи, согласно законам российской экономики (они не менее альтернативные, чем история) ладно бы остался на своем месте – нет, подорожал. Люди уже хохмят: «Нефть дешевеет – бензин дорожает. Нефть дорожает – бензин дорожает. Нефть ничего не делает – бензин дорожает. Бензин целеустремлённый и плевал на условности. Будь как бензин».
Ну, про Конституционный суд, которому с лёгкой руки Валентины Терешковой прибавилось такой же лёгкой и приятной работы, я уже сказал. Особо добавить ничего. И потому что всё ясно, и потому что я трезво смотрю на границы свободы высказывания в российских СМИ и благодарен уже за тот простор, который мне дают. Но кое-что все-таки добавлю.
Я не раз говорил, что стал относиться к существующей системе не просто критично, а оппозиционно после памятного съезда «Единой России» в 2011 году, когда произошла памятная пересменка власти – «а мы так с самого начала договорились». При этом я совершенно не абсолютизирую демократию, как и любую другую форму правления – можно спорить, какая лучше, но в целом каждая хороша или плоха в конкретной стране и в конкретном историческом контексте.
Пусть будет честная, открытая диктатура, и врагов своих она пусть судит, открыто говоря, что они враги, а не за махинации с лесом, совершенно копеечные по «шкале полковника Захарченко». А не можете её обустроить – обустраивайте нормальную конкурентность, честный подсчёт голосов…
Я вполне согласен на диктатуру без партий и выборов вовсе или с совсем уж декларативной многопартийностью, как некогда в ГДР и до сих пор в КНР – впрочем, в данном плане мы недалеко ушли. Но пусть это будет честная, открытая диктатура, и врагов своих она пусть судит, открыто говоря, что они враги, а не за махинации с лесом, совершенно копеечные по «шкале полковника Захарченко». А не можете её обустроить – обустраивайте нормальную конкурентность, честный подсчёт голосов, правила игры пусть и не лишённые лицемерия, но хотя бы не изменяемые по первому желанию текущей власти. Полутона могут быть уместны, но всё же в меру. И не надо считать, что это придирки только лишь к политической эстетике. У эстетической адекватности в данном случае очевидная связь с общеполитической. Хотя здесь встаёт болезненный вопрос, чему и с какой целью именно стремится быть адекватной власть…
Последние события заставляют вспомнить, что – выразимся деликатно – имеющаяся конфигурация власти уже опередила по срокам своей деятельности многократно осмеянного в анекдотах за дряхлость и утрату дееспособности Л.И. Брежнева. Это притом, что Леонид Ильич, пусть и оставил в итоге свой пост лишь по уважительной причине кончины, до этого не раз поднимал в разговорах с товарищами вопрос о добровольной отставке.
В общем, впереди сталинские рекорды. Но, на самом деле, не менее явные параллели просматриваются с Горбачёвым. Михаил Сергеевич, явно намеряв себе властный срок не меньше, чем у Иосифа Виссарионовича, в 1990 году сосредоточил в своих руках все рычаги власти, в частности, продавил свою кандидатуру на специально созданный пост президента СССР. До распада СССР оставалось полтора года. Пугающие параллели видны слишком во многом. И когда талантливый публицист-лоялист живописует, как Россия оказалась на пороге либеральной перестройки, а затем на думскую трибуну совершенно внезапно чайкой вспорхнула Терешкова и сугубо по собственной инициативе Россию спасла – хочется горько усмехнуться. Перестройка-то, наоборот, разгорается.
Кстати, поначалу обсуждавшаяся инициатива о запрете госчиновникам и депутатам владеть зарубежной собственностью – в итоговый список конституционных поправок не попала. Ну кто бы, как говорится, сомневался. Возможно, добрые люди подскажут мне, грешному, причины голосовать за де-факто новую Конституцию, кроме Бога и таинственного неназываемого «государствообразующего народа». Я пока такие причины разглядеть не могу. Вот проголосовать «против» — вижу.