В замечательной статье 1915 года «О духе уныния» русский мыслитель Николай Бердяев даёт такие формулы: «Последние истины всегда приоткрываются в повышенных, а не в пониженных восприятиях жизни, в активных восприятиях, вносящих смысл и свет. Для духа подавленного тайны жизни бывают закрыты – они открываются лишь подъёму духа. И я верю непреложно, что настоящую правду о войне знают лишь натуры героические. Война должна быть воспринята творчески-духовно. Само восприятие войны есть делание, активность духа».
Бердяев пишет во время войны не только публицистические и полемические статьи. В 1918 году издана его работа «Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности». В ней Бердяев будет рассуждать уже не только и не столько о Первой мировой войне, но о войне вообще: «Что являет собою война? Как философски осмыслить войну?» И отвечает, что война есть символика того, что происходит в духовной действительности, война отражает брань духовную: «Можно сказать, что война происходит в небесах, в иных планах бытия, в глубинах духа, а на плоскости материальной видны лишь внешние знаки того, что совершается в глубине».
Война антиномична, нельзя сказать, что это благо или ложь и зло. Она «одна из благородных, хотя и ужасных форм борьбы», она ведётся ради мира, во имя жизни, но приносит смерть. В 1916 году Бердяев напишет статью «О росте буржуазности в России». В ней он утверждает: «За время войны у нас обнаружился не только национальный подъём, жертвоспособность и необычайная выносливость, но также и оргия хищничества и тёмных спекуляций». И ещё цитата из той же статьи: «Война всегда двойственна, она порождает и героизм, и низость»; «Война есть тьма и свет, ненависть и любовь, животный эгоизм и высшее самопожертование».
По Бердяеву рационализм – враг человека. Рационалисты стремятся лишить жизнь парадокса, вместе с которым уходит всё важное, всё подлинно человеческое. «Война более говорит об иррациональных, демонических силах в человеке, об огне, который всегда может вспыхнуть и сжечь все человеческие интересы. Война есть опытное опровержение рационалистического взгляда на историю». Война уничтожает рационализм, она абсурдна, парадоксальна: мы убиваем ради жизни, мы ненавидим из любви и т.д. Поэтому рационалисты как правило выступают против войны и обыкновенно склоняются к пацифизму.
Война – это преступление против разума. Религиозные же люди, которые допускают иррациональный путь познания мироздания, принимают войну легче, хотя и осознают зло войны.
Убийство на войне и в мире. Бердяев говорит, что для рационалиста, для мещанского сознания убийство тела – предельное зло. Но убийство духа, которое чаще происходит мирное время, гораздо страшнее. Убийство есть «акт воли, направленный на истребление человеческого лица» – даёт формулу Бердяев. На войне такое убийство не всегда происходит, в отличие от мирного времени, которое обусловлено мещанским капиталистическим строем. Воины, как утверждает философ, – не убийцы, они не совершают духовного акта убийства.
Напротив, Бердяев говорит, что «великие человеческие добродетели выковывались в войнах». Война – это великая обличительница. В войне может происходить жертвенное искупление всего того зла, которое человек накопил в течение жизни. Он берёт ответственность за выбор своего пути, его последствия. На войну идут не только убивать, но и умирать, жертвовать собой. При должном отношении к войне, при подготовленности к ней в экзистенциальном и философском смысле, она нас может облагородить и возвысить нашу душу.
Относительно психологии войны, Бердяев утверждает, что нельзя воевать за разумные цели; это, в конечном счёте, безумие. Но воевать за безумную цель – разумно. Большевики воюют за безумную цель в истории – за мировую революцию, за третий интернационал, за «мир во всём мире», и только поэтому они выигрывают (идеи, воспетые Егором Летовым, Андреем Платоновым). В оптике этих целей ослаблены наши инстинкты, прежде всего страх смерти. В истории те войны названы великими, цели которых были наиболее безумны.
В 1924 году Бердяев пишет одну из самых известных своих работ – «Новое Средневековье». О новом Средневековье станут потом спорить Умберто Эко и европейские историки, и филологи, но начал эту тему Николай Александрович. «Не церковь, а биржа стала господствующей и регулирующей силой жизни. Ни за какие священные символы широкие массы не хотят уже бороться и умирать. Люди не живут уже спорами о догматах веры, не волнуются так тайнами божественной жизни, как в старинные времена. Они считают себя свободными от священного безумия. Таков стиль нашей капиталистически-социалистической эпохи. Вот этой эпохе по многим признакам наступает конец. Индустриально-капиталистическая эпоха оказалась хрупкой, она сама себя отрицает, она порождает катастрофы. Мировая война с её неслыханным ужасом порождена этой системой. Современный империализм вырос в недрах этой системы. Он пожирает сам себя. Капиталистическая Европа начала себя милитаристически истреблять».
После катастрофы уже невозможно возвращение к прежнему – ни к прежнему образу мыслей, ни к прежнему образу жизни. Все прежние идеи и понятия сгорели в пожаре мировой войны. Но философ говорит, что с Первой мировой войной закончился день истории, за которым неизбежно последует ночь: «в предчувствии ночи нужно духовно вооружиться для борьбы со злом, обострить способность его различать, вырабатывать новое рыцарство».
Далее наступает период Второй мировой и Великой Отечественной войны. Бердяев сразу обозначил свою позицию симпатией к Советскому Союзу. Для него это будет борьба против захватчиков, против немецкого нацизма. Бердяев признаётся, что он заметно «полевел» за время Второй мировой войны: «Я чувствовал себя слитым с успехами Красной армии». С Бердяевым перестанут здороваться Борис Зайцев и Иван Ильин.
«Я всегда ждал всё новых и новых катастроф, не верил в мирное будущее, и для меня не было ничего неожиданного в том, что мы вступили в остро катастрофический период. Началось время сирен и бомбардировок», – будет вспоминать Бердяев после войны. Впрочем, он говорил, что быстро привык к новой катастрофической реальности. Вторую мировую Бердяев переживает у себя в домике, в предместье Парижа: «Ночью, просыпаясь от бомбардировки довольно близкой, я поворачивался на другую сторону и засыпал». Для философа, который максимально приблизил к себе смерть, и поэтому живёт живой жизнью, не умирает, бомбардировки не значат ничего, ведь он знает своего врага.
Опасность для России он воспринимал мучительно как опасность личную. После войны у него было желание вернуться на Родину, ему поступали предложения, дома у него бывал советский посол. Но Бердяев так и не вернулся.
Николай Александрович говорил, что война для него стала критерием деления людей на тех, кто желает победы для России, и тех, кто желает победы Германии. Вторую категорию людей он не признавал и отказывался с такими людьми общаться. В среде русской эмиграции присутствовали элементы германофильские, было определенное обольщение Гитлером. Бердяева такие веяния прошли стороной, он имел максимально трезвое отношение. В «Самопознании» мыслитель заканчивает свою историю тем, что никогда он не поклонялся силе, но ту силу, которую проявила Красная армия в защите своего Отечества, он считал провиденциальной.
Бердяев вспоминает, что как-то в одной швейцарской газете было напечатано, что философ Бердяев арестован гестапо. К нему тут же нагрянули сотрудники гестапо с вопросом, чем мог быть вызван такой слух. Побеседовав о немецкой философии, они его оставили. Бердяев сказал, что немцы его не арестовали из-за своего почтения к философии.
В заключении хочется сказать следующее. Бердяев писал, что в русской Судьбе присутствует некий трагический элемент. Мировоззрение и судьба самого Бердяева трагична, катастрофична: он был свидетелем мировых войн и революций, пережил изгнание, но жил со своей Родиной до конца, вёл философскую борьбу за своё Отечество. Бердяева называют философом Свободы, но его также можно по праву назвать философом Судьбы. Судьбы, которая свободно избирается, переживается нами до конца, и тем самым превращается в нашу собственную Свободу. В каком-то смысле, это, пожалуй, главное занятие философа – превращать свою Судьбу в свою Свободу. Бердяев об этом пишет: «Нужно пережить судьбу русского народа, как свою собственную судьбу», но сделать это можно лишь свободно, только свободный человек избирает Судьбу. Бердяев был таким свободным человеком, свободным философом.
Из лекции Андрея Коробова-Латынцева, философа, кандидата философских наук, офицера Народной Милиции ДНР, учёного секретарь Донецкого философского общества. Адаптировал в текст Никита Рогозин
Первый текст о прочтении войны Николаем Бердяевым:
