Опера Шарля Гуно «Фауст», наверное, известна даже тем, кто никогда не бывал в музыкальном театре благодаря арии Мефистофеля, строчка из которой – «люди гибнут за металл» – из крылатой фразы превратилась в то, что сейчас называют мемом. Однако опера «Фауст» (как и ария Мефистофеля) – отнюдь не явление массовой культуры. Она насыщена глубокими философскими и религиозными смыслами. «Куплеты Мефистофеля “На земле весь род людской” создают образ стихийно-неуловимой, жестокой силы, царящей над людьми», – утверждал советский музыковед Михаил Друскин. И пока люди будут гибнуть за металл, а также искать секрет вечной молодости, произведение Гуно будет актуальным.
«Музыкальное здание “Фауста” на общем фоне французского музыкального театра возвышается в своём великолепном равновесии, и в нём отчетливы черты, которые впоследствии получат распространение. Сам выбор гётевского сюжета уже знаменателен для эпохи и отражает духовные искания композитора, его метания между религиозным долгом и соблазнам искушений», – отмечает историк оперы Густаво Маркези. Известно, что в 40-е годы XIX века молодой Шарль Гуно помышлял о духовной карьере, посещал курс богословия в семинарии Сен-Сюльпис. Одно время он, живя в кармелитском монастыре, ходил в сутане аббата. Но затем вернулся в искусство.
«Мысль об опере на сюжет “Фауста” впервые зародилась у Гуно во время его пребывания в Италии. Под впечатлением величественных итальянских пейзажей он стал делать наброски, связанные с Вальпургиевой ночью. Ими он думал воспользоваться, когда решится написать оперу. Однако конкретных планов её создания ещё не было. В 1856 г. Гуно познакомился с Ж. Барбье (1825-1901) и М. Карре (1819-1872), тогда уже известными либреттистами. Их привлекла идея написания “Фауста”, которой поделился с ними композитор. Была она поддержана и дирекцией “Театра-лирик” в Париже», – сообщает Михаил Друскин.
Считается, что Гуно заложил в «Фаусте» основы нового направления в оперном искусстве. «Фауст» – не «большая опера», но и не комическая. Это – первый пример лирической оперы.
«В центре внимания композитора оказалась не драма мысли и чувства Фауста [как у Гёте], а судьба Маргариты (поэтому в Германии оперу раньше было принято называть её именем). В либретто не только были опущены многие сцены и персонажи, но и видоизменены характеры. Так, лирическими свойствами наделен образ Зибеля, в трагедии – развесёлого пьяного бурша», – отмечал советский музыковед Абрам Гозенпуд.
Вновь приведём мнение Михаила Друскина: «Правда жизни, воплощённая в лучших сценах оперы, поэтическая цельность выражения, естественность музыкального языка, целеустремленность драматургии – всё это служит залогом массовой популярности “Фауста” Гуно».
С 1869-го по 1900 год только в Париже опера прошла более тысячи раз!
Что касается постановки «Фауста» в Мариинском театре, то это – авторское прочтение произведения Шарля Гуно. Это спектакль британского режиссёра Изабеллы Байвотер. Петербуржцам она ещё известна по оформлению «Сна в летнюю ночь» Бенджамина Бриттена в мариинском Концертном зале.
«Ставя “Фауста” в Мариинском театре, британская художница и режиссёр Изабелла Байвотер вспоминала собственный религиозный опыт, ей было “интересно наблюдать за верующим человеком, который совершает неугодные Богу поступки”. Как представитель либерального XXI века, Байвотер не считает рогатого и хвостатого отдельной сущностью: у неё Мефистофель, как чёрт из табакерки, “рождается” прямо из постели Фауста и слит с ним в неделимый тандем. Не “отец лжи”, а человек творит зло и должен за него отвечать», – рассказывает Христина Батюшина.
(Заметим, коли об это зашла речь, что и в христианстве дьявол, как и зло, – не «отдельная сущность», а ущербность добра, допущение Бога. Отдельной самостоятельной сущностью дьявола и зло в целом считали различные секты, чьи идейные корни уходят в ересь манихеев – например, катары.)
«Трагическая история любви Фауста и Маргариты в мариинской постановке перенесена в начало XX века, но режиссёр даёт понять: она [история] из тех, что повторяются снова и снова. Герои бродят среди могильных плит, на которых читаются их собственные имена и даты, принадлежащие разным векам. В контексте современной морали, когда прежние понятия чести и бесчестия, вины и невинности во многом переосмыслены, Байвотер показывает греховность Фауста, сравнивая его с набоковским Гумбертом, а Маргариту – с Лолитой. Героине оперы – четырнадцать, её соблазнитель – старик, который вернул лишь физическую молодость», – продолжает пересказывать спектакль Батюшина.
«Всё тёмное и тревожное из глубин подсознания героев обретает гротескно-жуткие образы в лице молчаливых слуг просцениума. Невольно вспоминаешь “Огненного ангела” Прокофьева, точнее, спектакль Дэвида Фримана в Мариинском, где видения Ренаты реализовались в виде червеобразных существ (гимнасты), преследующих героиню. Отношения церкви и дьявола здесь тоже решаются схоже с «Огненным ангелом» (где Инквизитор — концентрация зла и где, кстати, фигурируют Фауст с Мефистофелем). Маргарита, обращаясь к Богу в храме, на месте проповедника за кафедрой видит самого сатану — не только голос его слышит!» – это уже впечатления и рефлексии искусствоведа и оперного критика Норы Потаповой.
Получить же свои впечатления от постановки Изабеллы Байвотер и прекрасной музыки Шарля Гуно можно 28 мая в Мариинском театре. Спектакль идёт на старой сцене. Начало в 19 часов.
Подготовил Дмитрий Жвания
