В 1942 году легендарный советский снайпер Людмила Павличенко посетила США в составе официальной делегации. Там и стали знамениты её слова: «Мне 25 лет, на фронте я успела уничтожить 309 фашистских захватчиков. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?». Такие же слова всем трусливым бегунам от мобилизации может сказать и наша героиня, снайпер одной из донецких мотострелковых бригад. Во многих моментах её жизнь и боевой путь напоминают судьбу Людмилы Павличенко, где были победы и потери, боль и ранения, признание и испытания.
С Лёлей мы познакомились шесть лет назад, чтобы передать помощь нашим бойцам. Оглядев сырой и холодный цех промзоны, где даже печки-буржуйки не могли согреть бетонные стены, увидела невысокую девушку с яркими тёплыми глазами, которая вытирала ветошью какие-то незаметные пятнышки с длинной необычной винтовки. «Это Светка», – сказала боец. «Тебя Света зовут?» – не поняла я. «Нет, это винтовку так зовут. Сокращенно от СВД – снайперская винтовка Драгунова. А мой позывной – Лёлик». Так и познакомились.
А потом вместе поехали на Саур-Могилу, где в 2014-ом году шли изнурительные бои донецкого ополчения с украинскими вояками. На встречу с однополчанами в очередную годовщину создания батальона «Восток» Лёля пришла при полном параде: среди наград – только боевые «За отвагу», «За ратную доблесть», «За боевые заслуги» и много других. Сослуживцы окружили её толпой, и все наперебой что-то рассказывали, вспоминали, поминали погибших боевых товарищей – такое спаянное и отчаянное братство настоящих воинов. А потом Лёлик подвела нас к углублению, выдолбленному в каменистом грунте, и просто сказала: «А вот мой окопчик, где всё начиналось».
– Среди твоих наград – медаль за оборону Саур-Могилы, как это было?
– В 2014-ом году всё происходило стремительно. Помню, как пришла домой, включила новости и увидела, как какое-то чумазое чмо из Галичины, сидя на покрышках на киевском майдане, обещает, что «будет вырезать Донбасс от мала до велика». Я тогда гневно подумала: «Ишь ты, потрошитель какой выискался!». Но мысль, что миром и добром ничего не закончится, в голове засела. Весной, когда начали погибать наши ополченцы и добровольцы в Славянске, я пошла на блокпост помогать нашим ребятам, дежурила с ними, что-то готовила, следила за порядком. Оружие прежде никогда в руках не держала, у меня была абсолютно мирная профессия, военных в роду тоже не было.
Навсегда запомню 5 июля 2014 года, когда моя жизнь перевернулась. В этот день ополченцы были вынуждены оставлять города Донецкой области и ребята предупредили, чтобы я тоже немедленно уходила, иначе со мной расправятся за сотрудничество. Нам тогда всем казалось, что такой уход – это ненадолго, и через 10 дней, максимум, месяц, мы вернёмся домой с победой. Поэтому я как была в одной футболке, так и ушла. Без вещей, без документов. В городе осталась моя квартира и собака, за ними потом присматривала семья. А 6 июля я и ещё несколько девочек уже ждали построения на базе батальона «Восток» в Донецке. Вновь прибывшие стояли группкой, уставшие, не спавшие, растерянно оглядываясь по сторонам. Всё было ново и дико, непонятно и волнительно.
За новобранцами закрепили российских добровольцев, прошедших «горячие точки». Нашу группу подвели к командиру и приказали ему обучать снайперов. В тот же день отправились на полигон, где нам выдали винтовку, показали, как собирать-разбирать. Винтовку выдали совсем новую, ещё в масле. Чистила её, училась обращаться, правильно лежать. Потом командир собрал нас и скомандовал: «Пигмеи, за мной». Всю военную снарягу, включая плащ-палатки, накидки «кикиморы», тёплые пайты, даже вилки, ложки, фляги, салфетки – все добровольцы купили нам на свои личные сбережения. А 7 июля уже надо было идти в бой. Одна девочка не выдержала и сбежала. Страшно было всем, многие плакали, но командир сказал: «Отставить слёзы, я никого не брошу». Так и случилось: всегда был рядом, всё показывал, рассказывал, учил и прикрывал. Фактически, его опыт, знания и характер стали спасением. Но это мы поняли позже.
На позиции, взамен тех бойцов, кто ушёл на короткий отдых, мы прибыли ночью, долго шли гуськом, соблюдая дистанцию, всё вокруг заминировано. Как добрались, так сразу спать повалились – сил не было совсем. Я винтовку обняла, вцепилась в неё и с ней заснула. Командир сказал: «С винтовкой не расставаться!». Я так и поступила. Затем был ранний подъём и распределение по боевым позициям. Бойцы-мужчины, ожидавшие подкрепления, были сильно разочарованы, только и спросили: «Кого ты нам привёз?» Это уже потом всё хорошо сложилось, но не сразу. В общем, вышли мы на боевое дежурство, и сутки промелькнули как мгновение. Обстрелы были просто жуткие, осколки летали везде, снаряды взрывались беспрерывно, а потом украинский штурмовик прилетел и начал нас бомбить. Говорят, будто снаряд в одну воронку не падает. Неправда, падает и ещё как. Первый раз было очень страшно. А потом приспособились.
Я свой первый бой вспомнила во всех подробностях, когда в феврале этого года встретила молодых неопытных мобилизованных, наших донецких ребят. Подхожу к краю окопа, смотрю, они там скрючились, спрятались, боятся вверх взглянуть. Присаживаюсь, ноги вниз свесила, болтаю ими, а где-то за спиной вжух-вжух: то осколки, то пули. Короче, смотрю вниз и говорю: «Ну привет! Это вы к моим ногам все упали?». Они головы поднимают, смотрят на винтовку: «Привет. Ты что, снайпер?». Потом поднимаются, улыбаются, взгляд теплеет, вопросы какие-то задают, тоже шутят. Отпустило их, не так страшно уже стало. К тому же, увидели, что их прикрывают, они не одни.
– Известно, что снайперы должны быть бесшумными и невидимыми, как это вырабатывается?
– Прежде всего, надо быть внимательным, осторожным, терпеливым и метким. А все правила маскировки написаны кровью. Надо стараться сливаться с окружающей средой: в камнях, деревьях, траве – везде. Помнить о солнце, о тени, которую отбрасывает твоя фигура, об опасности отблесков оптики. Эти моменты стоили жизни многим снайперам. В застройке – свои нюансы маскировки. Например, позицию следует занимать в глубине помещения, в тёмном месте. Все органы чувств работают обостренно, надо всегда хорошо прислушиваться и присматриваться к малейшим изменениям на местности – куда сместилась кочка или кустик. Уметь использовать подсветку: солнце должно быть у тебя со спины, чтобы оно ослепляло противника. Маскхалат, его называют кикиморой, тщательно выбирать под местность и погоду. «Кикиморы» каждый снайпер подгоняет под себя, чтобы были удобными, иногда часами сидишь и что-то в него добавляешь, подшиваешь, улучшаешь.
Маскировка в поле или в застройке отличаются. В восьмилетней позиционной войне, где присмотрен и пристрелян каждый метр, свои сложности, так как и мы, и враги очень хорошо изучили местность. Поэтому нужно быть изобретательным и предусмотрительным, чтобы и задание выполнить, и уцелеть. Открыв огонь, снайпер демаскирует свою «лёжку», которую тщательно выбирал и устраивал, чтобы в нужный момент поймать цель. На открытом пространстве враг «срисует» каждый новый холмик, куст, канавку, и туда сразу прилетит. У каждого стрелка – свой опыт и хитрости, но их раскрывать не принято, и я не буду.
Есть заблуждение, будто если вышел, обязан убить противника, но один-два лишних выстрела – и снайпера засекают, а потом накрывают миномётами весь квадрат. Иногда нужную цель ждёшь сутками. На той стороне тоже калачи уже тертые, никто не будет подставляться типа «на, бей меня». В приоритете офицерский состав – ротные, взводные. Самый дальний успешный выстрел у меня был на 800 метров. Так называемый дурной выстрел, когда дистанция большая, а положение неудобное. Увидела в оптику «укропа», сориентировалась по решётке на окне. Потом украинские СМИ выставили его данные. Он был комвзвода корректировщиков. Мы уже знаем, если «укропы» начинают долго и жестко бить по нашим квадратам, значит, накануне мы отработали результативно.
– Обычно на войне запоминается первый выстрел. Каким он был?
– Уничтожить врага – это не грех по любым канонам. Это украинские вояки и иностранные наёмники пришли на нашу землю убивать русских людей, пытать, грабить, унижать. Руки у меня не трясутся, в снах враг не снится, призраки не мерещатся. Впечатлительные в снайперы не идут. Просто такая военная работа. Идёт война, а не художественный фильм. Меня командир учил: «прожила день и перевернула страницу», чтобы психологически не зацикливаться. Как в поговорке, что «у каждого врача есть свое личное кладбище», так и у каждого бойца.
– А с предубеждением, что «женщине не место на фронте» ты часто сталкивалась?
– Со стороны наших донецких бойцов, в основном, отношение бережное и уважительное. А хамам могу и сама крепко ответить. Но помню один случай, который объясняет, откуда берётся предубеждение. К нам в часть приехал генерал-лейтенант российской армии. На построении подошёл ко мне, прямо звёздами с погон ослепил, чуть не растерялась от удивления. «Должность, звание?». Представляюсь, он уточняет, действующий ли я снайпер? Получив утвердительный ответ, засыпал вопросами про прицел, дистанции, другие детали. Всё ответила. Он посмотрел, улыбнулся, говорит: «А кого знаешь из снайперов Великой Отечественной войны?». «Людмила Павличенко – мой кумир. И интервью с ней читала, и книги о ней, и фильм смотрела». Генерал жмёт руку, благодарит, желает удачи и беречь себя, а потом объясняет: «Ты прости за недоверие. Недавно в другой части был, где на плацу стояла такая гламурная девица с длиннющим маникюром. Я ей пару простых вопросов задал, она только ресницами хлопает. Спросил должность, она заявляет: «Оператор ПТУР». А сама даже расшифровать не может, что за птур такой (ПТУР — противотанковая управляемая ракета, прим. авт). Конечно, уволил моментально». Вот такая была история.
– Насколько сложно вычислить позиции вражеского снайпера?
– Украинские снайперы – очень обученные и профессиональные, у них преимущество в оружии – дальнобойных винтовках иностранного производства, которые бьют на дальности до полутра километров. Хотя СВД они тоже используют. У врагов было слишком много времени на обучение, среди них – много наёмников с большим опытом действий в разных странах, и их просто количественно больше было против нас. А мы в ополчении начинали с нуля, учились всему от наставников уже по ходу боевых действий. Изучали книгу Алексея Андреевича Потапова «Искусство снайпера», узнавали, как летит пуля, чем зимняя стрельба отличается от летней, использовали хитрости охотников, другие приёмы.
Ну и, конечно, у нас всегда при себе снайперский блокнот с таблицами, где указаны поправки на ветер и так далее. Надо постоянно рассчитывать и удачный выстрел, и размещение позиции, и пути отхода. Мне везло и с учителями, и с напарниками. Они были требовательные и опытные, заставляли досконально знать тактико-технические характеристики оружия, уметь с ним справиться в любых условиях. Очень многое зависит от напарника, когда ты уверен, что спина прикрыта. Слаженность пары – один из самых важных моментов в нашей работе. Один работает, второй номер наблюдает, корректирует, потом меняемся местами.
– А в снайперских дуэлях приходилось участвовать?
– Наше подразделение всегда было на самых опасных участках фронта. Определяем лёжки укропов по бликам оптики, наблюдаем за теми местами, которые сами бы выбрали. Но если снайпер опытный, и это бесполезно. Только если по глупости, случайности или усталости сам себя выдаст. Как-то наша группа прошла мимо лёжки вражеского снайпера и ничего не заметила, а он начал по нам бить в спины, но в темноте промазал, попал по отбойнику. Когда понял, что мимо, скорректировал по нам огонь минометов. Повезло, что мы вышли без потерь.
А год назад на авдеевской промке, работая в паре, увидели вспышку, начали бить по ней, сняли вражеского снайпера. Ещё была у укропов на донецком фронте некая Маричка, как её в радиоперехватах называли. Полгода нервы нам трепала. Никак не могли понять, откуда она стреляет, пока она не засветилась. Наши её все-таки нашли, отработали из гранатомета. Оказывается, она сидела на дереве. На нём же потом и повисла.
– Что такое особенности снайперского почерка?
– Это набор приёмов, маскировки, стрельбы каждого стрелка. Кто в голову целит, кто в грудь. Моё правило – подранков не добивать. Раненый враг уже выведен из строя. Но другие наши стрелки им не обязательно пользуются. «Укропы» таким правилом не пользуются вообще. Если подстрелят нашего бойца, то ждут группу эвакуации и бьют по ней, чтобы убить всех. Нас в живых не оставляют. Прежде чем погибнуть, наши снайперы, попавшие в плен, проходят все круги ада – им дробят пальцы, отрезают руки, выбивают глаза, ломают все кости на руках. Поэтому с 2014-го года у меня с собой всегда граната.
Украинские снайперы поступают, как садисты и мрази, и с мирными людьми. Женщина из Петровского района Донецка рассказывала, как украинский снайпер стрелял под ноги её маленькой дочке, которая вышла поиграть во дворе. Девочка плакала и кричала, а подонок просто забавлялся. Мать не испугалась, кинулась к ребёнку и выхватила из зоны обстрела.
Или ещё случай, который произошёл зимой в Волновахе, которую мы освободили. В больнице я встретила юношу. Он шёл за водой, когда ему в голову выстрелил укроснайпер – просто так, из ненависти и злобы. Пуля вышла через глаз. Мальчик чудом выжил, но теперь изуродован и на всю жизнь остался инвалидом. Он заново учился говорить, понимать, ходить. После таких случаев вообще не должно оставаться сомнений, правильно ли мы поступаем с врагами.
Марина Харькова (Донецк)
