Лоэнгрин — сын вождя катаров или внук Божий?

Vagner_Loengrin

Искусство привлекает людей, наверное, ещё и тем, что позволяет им побывать в другой реальности. Оперы Рихарда Вагнера, поставленные в Мариинском театре, — это настоящие «каналы телепортации». Приходя на них, человек перемещается в Миф. Именно так — с большой буквы.

Необычный рыцарь

«Миф излагает сакральную историю, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена “начала всех начал”. Персонажи мифа — существа сверхъестественные. Миф раскрывает их творческое начало и обнаруживает сакральность их деятельности. В целом миф описывает различные, иногда драматические, мощные вторжения священного в этот мир», — объясняет великий культуролог Мирча Элиада.

Ради спасения дочери герцога Брабанта Эльзы Лоэнгрин приплывает на ладье, ведомой белым лебедем, а не прискакивает на белом коне, как это делают другие рыцари. И это не нюанс

Вагнер вложил в «Лоэнгрина» мощные смыслы, наполнил его множеством аллюзий. А артисты Мариинского театра исполняют это творение так, что они, эти смыслы и аллюзии, буквально заполняют театральное пространство.

«Лоэнгрин» не из ряда романтических произведений о любви, которые переносят нас во времена рыцарского Средневековья. Ради спасения дочери герцога Брабанта Эльзы Лоэнгрин приплывает на ладье, ведомой белым лебедем, а не прискакивает на белом коне, как это делают другие рыцари. И это не нюанс, а указание на то, что Лоэнгрин — не обычный рыцарь. Он посланец… Кого?

Как и все персонажи спектакля, те, кто наблюдает за развитием сюжета, не зная легенды, переработанной Вагнером в либретто оперы, до самого последнего момента остаются в неведении, кто появился на ладье, ведомой белым лебедем. Им остаётся только догадываться, а точнее — верить в то, что это — посланник сил добра, а то и самого Господа Бога, исходя лишь из того, что силы зла, как правило, являются иначе.

Верим мы и в невиновность Эльзы, дочери герцога Брабантского. Наверняка мы знаем лишь одно: Эльза ушла гулять в лес вместе с юным братом Готфридом, а вернулась одна. Готфрид исчез.

Кстати, почему дети герцога пошли гулять в лес — в столь таинственное и опасное пространство? Именно потому, что оно опасное и таинственное. «Сказка сохранила не только следы представлений о смерти, но и следы некогда широко распространённого обряда, тесно связанного с этими представлениями, а именно обряда посвящения юношества при наступлении половой зрелости», — объясняет выдающийся советский филолог и фольклорист Владимир Пропп. И далее: «Этим обрядом юноша вводился в родовое объединение, становился полноправным членом его и приобретал право вступления в брак. Такова социальная функция этого обряда. Предполагалось, что мальчик во время обряда умирал и затем вновь воскресал уже новым человеком. Это — так называемая временная смерть. Обряд всегда совершался в глубине леса или кустарника, в строгой тайне». Братец и сестрица — один из самых распространённых сюжетов в сказках народов Европы. И он ярко вплетён в ткань «Лоэнгрина». Запомним это.

Чистая вера

Вера — лейтмотив «Лоэнгрина», главный смысл этого произведения Вагнера. Граф Фридрих фон Тельрамунд вместо того, чтобы заботиться о детях умершего его родственника — герцога Брабантского, как тот завещал, обвиняет его дочь в убийстве брата и прелюбодеянии. Невинная Эльза, униженная и оклеветанная, молит Бога, чтобы её честь пришёл защитить тот, кого она видела во сне. Эльза молила Бога — и Он посылает ей избавителя.

Ортруда, жена Тельрамунда — полная антитеза Эльзе. Эльза — христианка, её сердце наполнено добром и любовью. Ортруда — само тщеславие и злость

Белый рыцарь соглашается сразиться за честь Эльзы с фон Тельрамундом — опытным и смелым воином, а затем взять её в жёны. Но перед боем он выставляет дочери герцога условие: она никогда не будет спрашивать его имя и откуда он прибыл. Она должна верить в него.

Поединок между пассажиром ладьи и злым на язык графом фон Тельрамундом — не банальная рыцарская схватка. Это — проявление Божьего правосудия. Победит тот, на чьей стороне Бог. Победил белый рыцарь.

«Как он идёт на бой за неё, не требуя от неё доказательств её невинности, так Эльза, в свою очередь, должна верить в него, отдаться всецело своему спасителю, сохранить в своём сердце полную, безусловную веру, веру неослабевающую, абсолютную веру, которая не нуждается ни в каких доказательствах, не требует от любимого существа ни объяснений, ни оправданий, которая не желает узнавать и знать, но довольствуется тем, что верит и обожает. Но такой доверчивой, простосердечной любви, которая одна только может приблизить смертную к Богу, неизвестному не суждено было получить от Эльзы. Превосходство его натуры отмечено неизгладимыми чертами на всём его существе. Он не может не явиться чудом для людей, отличным от всего, что они видели и знали до сих пор. Поэтому он среди них возбуждает не только удивление, изумление, но также и зависть», — растолковывает французский германист, исследователь творчества Рихарда Вагнера Анри Лихтенберже в работе «Рихард Вагнер, поэт и мыслитель».

Эльзе незачем завидовать тому, кто её спас и полюбил. Просто она, будучи земной женщиной, хочет всё-таки знать, за кого она вышла замуж. Вдруг он уплывёт на своей ладье так же внезапно, как и приплыл… И кто его ждёт в той стране, из которой он явился? Тем более, её любопытство распаляет Ортруда, жена Тельрамунда — полная антитеза Эльзе. Эльза — христианка, её сердце наполнено добром и любовью. Ортруда — само тщеславие и злость. Эльза, видя, как страдает Ортруда в связи с низвержением Тельрамунда, прощает её, даёт ей ночлег накануне своей свадьбы с Божьим посланцем.

Ортруда жаждет мести и просит Вотана (германского бога воинов, «отца ратей») помочь ей в деле отмщения. На чьей стороне симпатии создателя оперы — очевидно. И хорошо, если бы это наконец стало очевидно и тем, кто изображает Рихарда Вагнера вдохновителем нацистов. В «Лоэнгрине» языческий Вотан — не более чем идолище поганое, да ещё и лишённое магической силы. А будущий фюрер Третьего Рейха, сидя в окопах Первой мировой войны, написал стихотворение «Вотан и руны» с такой строфой:

«Вижу Знак Вотана, окружённый немым сиянием, 
Выковывая связь с таинственными силами, 
Луна, в своём магическом колдовстве, чертит руны. 
Всё, что в течение дня было полным грязи, 
Стало ничтожным пред магической формулой».

Конечно, Вагнера не следует превращать в проповедника христианства, да и любой другой религии. «Многие любители схем подводили “Тристана и Изольду” Вагнера под буддизм, “Кольцо Нибелунга” — под религию древнего германства, а “Парсифаль” — под католичество», — отмечал русский философ Алексей Фёдорович Лосев в статье «Исторический смысл эстетического мировоззрения Рихарда Вагнера». «На самом же деле если учесть всю глубину и многообразие художественного творчества Вагнера, то, несмотря на отдельные третьестепенные совпадения, подлинная религия самого Вагнера имеет мало общего с какой бы то ни было исторически известной религией. У него была собственная религия, непонятная буржуазному миру, да и эту религию при известной точке зрения можно даже и не именовать религией», — считал Лосев.

Наверное, заслуженный религиовед в общем и целом прав. Но нельзя не признать, что «Лоэнгрин» пронизан духом средневекового христианства. А если быть до конца точным — духом гностического христианства. Вагнер, помимо прочего — исследователь. В «Лоэнгрине» он изучает очень важный пласт европейской духовной истории.

Чаша Грааля на Горе Спасения

Эльза добивается от белого рыцаря, ставшего её мужем, признания, кто он и откуда: в Антверпен на ладье приплыл никто иной, как Лоэнгрин из братства Святого Грааля, обосновавшегося на горе Монсальват.

Рыцари Круглого стола и Чаши Грааля

Историей рыцарей Грааля Рихард Вагнер заинтересовался ещё в 1842-м, живя в Париже. Рыцари Грааля упоминаются в нескольких произведениях средневековой литературы: в куртуазном романе Кретьена де Труа «Парсеваль, или повесть о Граале», в «Романе о Граале» Робера де Борона, в эпосе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль», в «Истории Рыцаря Лебедя» Жана Ренара. В произведении Эшенбаха переплетаются две легенды: о чаше Грааля и рыцаре-лебеде, который представлен одним из рыцарей Грааля. Парцифаль (в опере — Парсифаль) после многих приключений становится хранителем чаши Грааля. А Лоэнгрин — сын Парцифаля.

Что касается сказки о рыцаре-лебеде, то она коренится в кельтской легенде о превращении семерых близнецов в лебедей: после целого ряда приключений шестеро близнецов обратились обратно в людей, а один так и остался лебедем. Этот чудесный оборотень способен полюбить смертного человека, но при том или ином запретном условии. В сказках он сам прилетает в образе лебедя. Но в более поздних вариациях лебедь везёт ладью с рыцарем. Людское любопытство всегда заставляет нарушить запрет — и чудесный супруг исчезает.

Вагнер создал самостоятельное произведение, но основные его мотивы он взял из средневекового литературного материала и легендарного наследия. Если «лебединая песня» просто придаёт опере сказочный окрас, то с Чашей Грааля всё гораздо серьёзнее.

Чаша Грааля — одно из орудий Страстей, чаша, из которой Иисус Христос вкушал на Тайной вечере и куда Иосиф Аримафейский (иудейский старейшина, в гробнице которого был погребён Сын Божий) собрал кровь из ран распятого на кресте Спасителя. По легенде, тем, кто изопьёт из Чаши Грааля, отпускаются грехи и даруется вечная жизнь. Правда, в романе Эшенбаха Грааль — это камень, который на святой горе Мунсальвеш стерегут катары («чистые»), члены христианского еретического движения. Фон Эшенбах жил в 1170—1220 годы, как раз, когда катарская ересь распространилась от Пиренеев до Балкан.

«Нет одного бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Это бог добра и бог зла. Бессмертный дух человечества устремлен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к тёмному богу», — учили катары. Земной мир они считали царством зла, а мир небесный, где обитают души людей, — пространством, в котором торжествует Добро.

«Эти еретики даже утверждают во время своих секретных встреч, что Христос, который родился в земном и видимом Вифлееме и был распят в Иерусалиме, был злым (т. е. дьяволом), а Мария Магдалина была его наложницей и той самой женщиной, о связи с которой мы читаем в Евангелии. Ибо благой Христос, говорят они, никогда ни ел, ни пил, ни испускал видимого света и не был ничем из этого мира, за исключением пребывания в теле Павла, да и то в духовном смысле», —. описывает в «Альбигойской хронике» (альбигойцы — так называли катаров во Франции) катарские представления Пётр Сернейский, доминиканский монах, фанатичный инквизитор, соратник Симона де Монфора, выдающегося вождя крестовых походов на юг Франции.

Получается, что гора Мунсальвеш — катарский филиал рая, «чистые» обитатели которого спасены (нем. Munsalväsche, фр. Monsalvage — «моё спасение»). Позднее происходит латинизация названия горы. У Вагнера она — твердыня Монсальват («Гора спасения»), где «храм сияет в украшеньях чудных, что ярче звёзд, как солнце дня, горят, а в храме том сосуд есть силы дивной, как высший неба дар он там храним».

Лоэнгрин перед тем, как отправится обратно в Монсальват, сообщает изумлённым брабантцам: «Святой там Грааль — источник веры чистой, блаженны те, кто мог её вкусить». Тем самым даёт понять, что те, кто живёт в Брабанте, как и в других частях Европы, приверженцы веры искажённой, замутнённой. По этой логике, Лоэнгрин — сын вождя катаров.

Правда, есть и другая, конспирологическая, версия (которая в том числе нашла отражение в романах Дэна Брауна), по которой Грааль — вовсе не чаша и даже не камень, а кровь потомков Иисуса: «sang raal», «sang real», или «sang royal» — «королевская кровь», верными хранителями которой были рыцари Храма, тамплиеры, уничтоженные французским королём Филиппом IV Красивым в начале XIV века. В свете этой версии, Лоэнгрин — потомок самого Иисуса, внук Божий.

Где находился Монсальват, и находился ли он где-нибудь вообще, мы точно не знаем. Нацистские мистики и оккультисты из Аненербе полагали, что Монсальват на самом деле это — замок Монсегюр, оплот катаров в Пиринеях. Нацистские мистики искали тайные знания в надежде победить с помощью некой магической формулы. Искали они эти знания и в наследии катаров. Недаром Монсегюр гитлеровцы обороняли с особым остервенением. В 1944-м союзники его осаждали четыре месяца.

Руины замка Монсегюр — остатки легендарного Монсальвата?

Основания заподозрить Лоэнгрина в гностической катарской ереси, без всякого сомнения, есть. Даже акцент на тайне его имени — отголосок гностической ереси о наличии некого «тайного знания». Но как быть с искренним желанием Лоэнгрина остаться в Брабанте, будучи мужем Эльзы, а мы же помним, что для катаров всё земное, включая человеческие чувства — зло? Желание желанием, но Воин Света смог прожить на грешной земле всего несколько дней, а в браке, по версии Вагнера — так и вообще три дня.

Перед отъездом Лоэнрин совершает ещё одно доброе дело. Он разбивает колдовские чары Ортруды, которая прилюдно признаётся в превращении ею Готфрида в лебедя. Лоэнгрин молится про себя (не из-за нежелания ли скрыть какие-то тайные формулы?) — и грациозная птица обращается прекрасным юношей.

Нельзя не заметить того, что Готфрид, пусть и в лебедином обличье, тоже проживал на Монсальвате. Каким образом заколдованный мальчик попал в филиал рая, мы не знаем. По сценарию Лоэнгрина, если бы Эльза не любопытствовала, через год рыцари Грааля расколдовали бы Готфрида, и он бы вернулся домой в Брабант, которым бы правил он, Лоэнгрин. Но из-за земных грешных страстей всё пошло не так.

Лоэнгрин оставляет для Готфрида три дара: меч, рог и кольцо. Атрибуты мужчины! Готфрид прошёл обряд инициации, его временная смерть завершилась воскресением, и он не просто стал полноценным членом родного сообщества — он вернулся, чтобы возглавить его. Но рядом с ним не будет его сестры. Она умерла от отчаяния, когда Лоэнгрин отчалил.

В Мариинском театре опера Вагнера «Лоэнгрин», а это творение — настоящая катарская инициация, исполняется так, что нельзя не вспомнить все эти мифы и легенды Средневековья. Полное погружение! Наверняка строгие критики отметят, что костюмы героев слишком блестят вышивкой, особенно в сцене свадьбы Лоэнгрина и Эльзы. И кто знает, может быть, они и будут правы: Средневековье (первый герцог Брабантский, Генрих, правил в 1183-1235 годы — как раз в годы расцвета катарской ереси) было не таким ярким. Зато сценическое решение прямиком отправляет нас в европейский город XII века (художник-постановщик Тадей Рындзак по эскизам Евгения Лысака). Об исполнении пусть судят оперные музыкальные критики. Но голоса певцов и музыка Вагнера обволакивают так, что ты остаёшься в страдающем Средневековье не только в антрактах, но и несколько дней после спектакля.

Дмитрий Жвания

Фото Натальи Разиной (спектакля) предоставлены пресс-службой Мариинского театра

Вам будет интересно