В мои детско-юношеские годы, пришедшиеся на пресловутые девяностые, была такая незамысловатая шутейка. Мы с мрачным и таинственным видом пугали друг друга авторитетом – Вовой Каменным, который «держит центр» и творит разные недобродушные дела. Под «Вовой», как можно догадаться, имелся в виду памятник Ленину, то ли конкретный, по традиции стоявший, действительно, в центре, то ли вообще любой – их тоже наличествовало несколько штук.
Удивительно, но до сих люди, не только давно вышедшие из детского возраста, но и теоретически могущие водить за руку в школу собственных внуков, пугают друг друга и окружающих «Вовой Каменным».
Речь, понятно, о возвращении пары памятников Ленина в населённых пунктах освобождённой Херсонской области и некоторых негодующих на сей счёт представителях, скажем так, беломонархической части патриотического лагеря. Некоторые особо горячие и самобытные головы ещё задолго до начала спецоперации говорили, что установка бюста Сталина в Донецке «обсуждается, чтобы мы отвратились от Донбасса и равнодушно наблюдали за его сливом». После 24 февраля они ненадолго успокоились и даже – великая милость! – согласились «умилиться бабушке с красным флагом», а вот теперь вновь стенают – «памятник Ленину – это чтобы мы начали воспринимать СВО как источник зла и как можно меньше её поддерживали».
Подобные заявления кажутся мне столь же неуместными и диковатыми, как лозунги прямо противоположного, крайне левого фланга – «нам некому сочувствовать в борьбе двух реакционных буржуазно-националистических режимов». И всё-таки давайте попробуем разобраться.
К идеологическому обеспечению спецоперации есть неисчислимое количество вопросов. Они производны от ещё большего количества вопросов к СВО в целом и одновременно от идеологической сумятицы, существующей внутри РФ. А там агрессивная подчёркнутая и конституционно закреплённая безыдейность сочетается с периодическим ситуативным использованием всех идей по очереди. Всё это крепится на стержень экономического потребительского либерализма, который нашему правящему классу ближе остальных доктрин, и дополняется ещё одним мировоззрением, используемым чаще прочих – правым антисоветизмом: Иван Ильин, Александр Солженицын, драпировка мавзолея на 9 мая (сия процедура вообще, кажется, не чужда некоего мистического иррационального ужаса).
Вот и спецоперация началась с обещания «показать Украине настоящую декоммунизацию», подразумевавшего в первую очередь пересмотр советских границ «незалежной», а сейчас пришла к памятникам Ленину в Херсонской области, решение о которых, впрочем, принято на местном уровне. Однако с учётом того, что Херсонская область сейчас из всех мест нашего присутствия (помимо Донбасса) очевиднее и серьёзнее всего рвёт с украинством и интегрируется с Россией, большого противоречия нет, а есть, говоря пушкинским слогом, «странное сближенье».
Во-первых, Донбасс и остальной Юго-Восток (бывшей) Украины всегда были регионами преимущественно левых настроений. На самых успешных для Компартии Украины выборах в постсоветскую пору, президентских-1999, во втором туре лидер КПУ Пётр Симоненко набрал 53,9% в Луганской области (у Леонида Кучмы – 40,7), 49,7% в Запорожской (44,8), 49,2% в Николаевской (45,9), 52,9 в Херсонской (41,9); в Харьковской результаты вышли почти одинаковыми – 46,5% у Симоненко и 46,6% у Кучмы.
Традиционно сильно левое мироощущение на Донетчине. Фигура и культ легендарного товарища Артёма, основателя Донецко-Криворожской республики, большевика и противника украинизации Донбасса, здесь символизирует синтез левой идеи и русскости. Наблюдается и почтительное отношение и к Ильичу, даром что он Артёма не послушал и передал ДКК в состав УССР «для повышения пролетарской составляющей». Кроме того, один из самых занятных фактов в истории Донецка – в 1924-м, после смерти лидера большевиков, город был назван Сталино… в честь Ленина. «Исполком считает, что символом, характеризующим нашего великого вождя тов. Ленина — будет “сталь”, и решил переименовать г. Юзовку — в город Сталино», — гласит документ заседания Пленума Юзовского Окрисполкома от марта того года.
Отсюда следует «во-вторых». Для Донецка, Луганска (здесь ещё сильно уважение к Климу Ворошилову как местному уроженцу), Херсона памятники Ленину были в момент «майдана» символом не только левой идеи и социальной справедливости, но и просто минимального повседневно-бытового порядка. Если не особо пророссийского, который обещали и Кучма с Симоненко в два голоса, и Янукович, но никто не устанавливал, то хотя бы и не совсем антироссийского, без языковых запретов, принудительного «батько Бандеры» и «героям слава». Поэтому в начале 2014-го, во время столкновений донецкого антимайдана с «замайданщиками», памятник Ленину обороняли одновременно левые… и разного рода правые, вплоть до монархистов. А уже из базовой защиты порядка, совершенно не подразумевавшей симпатий к Януковичу, вырастало стремление в родную русскую гавань. К слову, уже в 2019-м в селе Фонтанка Одесской области, находящейся под украинским гнётом, местные жители защитили от майданщика-праворадикала с молотом памятник воинам-чекистам, сражавшимся здесь против немцев в 1941-м. Теперь, правда, монумент всё равно снесли.
И для врага русское и советское тесно и неразрывно переплетено, а Ленин – такой же «тиран-оккупант», как Екатерина II, Леонид Брежнев – такой же, как Григорий Потёмкин. Открываю учебник по истории Украины для 11 класса, выпущенный ещё в относительно умеренном 1995-м при многовекторном Кучме. Беспрецедентное повышение международного статуса УССР по итогам Второй мировой – отдельное членство в ООН – там трактуется как свидетельство «положения абсолютно зависимой территории советской империи». «Главную свою задачу воины УПА [запрещена в РФ] видели в борьбе против деспотического сталинского режима, за создание независимого украинского государства», «украинские диссиденты называли высшее руководство УССР оккупационной администрацией, призванной проводить в республике колониальную политику центра», «по уровню жизни Украина в начале 80-х годов находилась среди государств, занимавших 50-60-е места в мире» и т.д. и т.п. Ни слова про привилегии республики по части продовольствия и снабжения, очень мало про развитие особо пестуемой культуры, зато много про опалу «национально сознательной интеллигенции», про развитие промышленности – исключительно как про некое самостоятельное, изолированное от остального Союза достижение.
Так же дело обстоит и почти во всех бывших советских республиках. Можно сколько угодно кричать про блага, принесённые им сначала Российской империей, а затем и СССР, в том числе и за счёт великоросского центра. Не услышат. Всё равно «оккупанты и угнетатели, высосавшие все соки». Да вот и в Финляндии, независимость которой от России признал Ленин, демонтируют памятник ему «из-за российской агрессии против Украины». А в Берлине местные христианские демократы из-за этой же мнимой «агрессии» хотят снести памятник лидеру немецких коммунистов Эрнсту Тельману, казненному гитлеровцами. Так и до памятника советскому солдату со спасённой немецкой девочкой в Трептов-парке очередь дойдёт, будьте уверены.
Наши беломонархисты, протестуя против безусловной непосредственно на фронте и по обе его стороны связи русского и советского, говорят: восстановление памятника Ленину «подтвердит доводы украинской пропаганды, что мы орки, несущие новую коллективизацию и ГУЛАГ». Странно отталкиваться от вражеской пропаганды, учитывая консенсус по поводу русско-советскости, просто с разной расстановкой знаков «плюс» и «минус». Но главное – если поставить памятник матушке-Екатерине или стороннику «России единой и неделимой» Антону Ивановичу Деникину, вы думаете, украинская пропаганда захлебнется от бессилия или вообще поднимет российский триколор?
Мой любимый Аркадий Аверченко, до революции в своих юморесках едко высмеивавший очень многих и очень многое в царской России, на чужбине, влача эмигрантскую долю, с тоской вспоминал ранее им высмеиваемое. Особое ностальгическое умиление у него вызывали полицейские, городовые. Вот, например, рассказ «Город Чудес» про созданный специально для русских эмигрантов парк, где до мельчайших деталей воспроизводится Петербург 1908 года.
«Не спеша приблизился городовой.
— Чего орёшь зря? В участок захотел?
— Ваня… Слова-то какия: «орешь», «участок»!.. Городовой! Я протестую. Почему у нас не старая жизнь? Почему вы новые революционные порядки вводите?
Лицо городового приняло сразу новый, интеллигентно испуганный вид.
— Что вы, мистер? Этого у нас не может быть. Помилуйте, наша фирма…»
Парадоксальным образом Ленин, ярый враг любых городовых, стал своеобразным аналогом городового, столь милого сердцу Аркадия Тимофеевича (кстати, южнороссиянина). Разумеется, с надеждой, что символизируемая его памятником русская нормальность не окажется иллюзией, как в аверченковском «городе чудес». Ленин, атеист, материалист и борец с Церковью, стал воплощением христианского понятия Катехон – тот или то, кто или что удерживает мир от окончательного торжества зла.
Ленин, подаривший Донбасс Украине, отдавший роковое предпочтение устройству СССР как содружества равноправных республик, а не плану «все республики – автономии в составе России». Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» написал жутковатые строки: «Раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. “защитой отечества” великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам», «не дело демократов (не говоря уже о социалистах) помогать Романову-Бобринскому-Пуришкевичу душить Украину». Но именно этот самый человек стал символом разрыва с Украиной и возвращения в Россию.
Диалектика или, говоря проще, замысловатый вираж жизни и истории.
Вспомним и референдум 1991-го о том, как именоваться городу на Неве – Санкт-Петербургом или по-прежнему Ленинградом. Сторонники Ленинграда, набравшие в итоге, несмотря на пик смуты и антисоветизма, 42%, приводили главный аргумент – именно под этим именем Северная Пальмира пережила блокаду, самый страшный и самый величественный момент в своей истории. И с этим аргументом было спорить сложнее всего. Херсонские новости во многом о том же.
Не понимать и, главное, совершенно сознательно не стремиться понять это – значит, не понимать и не уважать людей, за которых вроде бы переживаешь. А угрожать отказать им в поддержке – что ж, может, тогда и не стоило начинать поддерживать?
Видит Бог, в которого Ильич, несмотря на отличные оценки по Закону Божьему, не верил – я старался обойти эту сложную тему. Не вышло. Но с чего мне самоограничиваться в разъяснении, если другие не утруждают себя ограничениями в дикостях не меньших, чем ленинские фразы из «Гордости великороссов»?
