Лидер кадетов Павел Милюков быстро осознал, к чему привела в начале XX века политика либералов, включая его знаменитую речь в Думе
105 лет назад, 14 ноября 1916 года по новому стилю, лидер Конституционно-демократической партии Павел Милюков на заседании IV Государственной Думы произнёс свою знаменитую речь, вошедшую в историю под названием «Глупость или измена?».
Ознакомиться с этим выступлением крупного политического деятеля начала XX века сегодня не представляет труда: текст есть в открытом доступе. Оставим в стороне то наблюдение, что речь очень длинная, и в каких-то её частях весьма путанная. Важнее другое: намекая на измену со стороны высокопоставленных лиц, среди которых и глава правительства Борис Штюрмер, немец по национальности, господин Милюков ссылался фактически лишь на публикации в зарубежной прессе. А этот источник информации вряд ли заслуживал серьёзного доверия. Особенно в условиях мировой войны.
Тем не менее, речь взывала бурную реакцию в российском обществе. Некоторые специалисты даже считают, что она стала спусковым крючком последующих революционных событий. В чём здесь кроется причина? С этого вопроса и началась беседа корреспондента «Родины на Неве» Давида Генкина с Владленом Измозиком, доктором исторических наук, профессором Санкт-Петербургского государственного университета телекоммуникаций имени профессора Михаила Александровича Бонч-Бруевича.
— Как известно, всякое сравнение хромает. Но всё же позволю себе провести некую историческую параллель, — говорит профессор. — В октябре 1987 года в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС. Под его занавес выступил первый секретарь Московского горкома КПСС Борис Ельцин, который в достаточно мягкой форме покритиковал работу руководящих структур партии. Текст этой речи нигде не публиковался, как следствие, она быстро обросла слухами: из уст в уста передавались хлёсткие слова в адрес руководства страны и партии, которые Борис Николаевич, вероятно, и не думал говорить. В советском обществе тогда нарастало раздражение тем обстоятельством, что с высоких трибун уже третий год говорят о реформах, необходимости кардинальных перемен, а в реальной жизни мало что меняется. И крупный партийный деятель, который не побоялся сказать «правду», многим из нас казался героем, человеком, которому можно верить.
В чём-то схожая ситуация возникла и после речи Милюкова. Она тоже была запрещена цензурой и тоже попала на благодатную почву.
— Что же представляла собой эта «благодатная почва»?
— Ещё до выступления Милюкова здравомыслящим людям в России стало понятно, что война поглощает все ресурсы Империи. Вот лишь один очень показательный факт. В 1915 году в Петрограде появились длинные очереди за хлебом — так называемые хвосты. Причин для этого было несколько. Вскоре после начала войны в стране ввели сухой закон, что привело к резкому снижению доходов в бюджет. При этом немалая часть зерна уходила на самогон. Возникли серьёзные проблемы с доставкой в столицу продовольственных грузов. Железные дороги работали в основном на нужды армии, морские пути к Петрограду были перекрыты немецким флотом. Между тем в городе за счёт беженцев с оккупированных врагом территорий, а также раненых солдат существенно выросла численность населения.
В этой обстановке авторитет императора Николая II стремительно падал. О чём свидетельствует и гулявшая среди всех слоёв российского общества после награждения государя солдатским Георгием неизвестно кем придуманная фраза «Царь с Егорием, а царица с Григорием». Думается, она нанесла институту монархии больше вреда, чем десятки революционных прокламаций.
Я проанализировал 121 перлюстрированное письмо, написанные в конце 1916 — начале 1917 года. Их авторы — не малограмотные крестьяне и рабочие, а образованные, занимающие серьёзные должности люди. Они были уверены в том, что Россия катится в пропасть.
И неудивительно, что речь Милюкова, которая, повторю, передавалась по сарафанному радио, была встречена на ура. Причём «знающие люди» утверждали, что с трибуны Думы звучали страшные обвинения не только в адрес Штюрмера, но и Григория Распутина, и самой императрицы Александры Фёдоровны. Дескать, от Зимнего дворца (в другом варианте от Александровского дворца в Царском Селе) проложен подземный провод, по которому передаётся в Берлин важнейшая информация. Все это было чистой воды ложью, но в это верили. Царский трон шатался всё сильнее…
— Как же отреагировал на выступление Милюкова император Николай II?
— Лучше сказать, как отреагировала императрица. В письме мужу она требовала, чтобы он отправил в Сибирь Гучкова (Александр Иванович Гучков — лидер умеренно-конституционной партии «Союз 17 октября» — прим. ред.) и Милюкова, а Керенского (Александр Фёдорович Керенский в IV Государственной думе возглавлял фракцию «трудовиков» — прим. ред.) и вовсе повесил. «Будь Петром Великим! Будь Иваном Грозным!» — настаивала Александра Фёдоровна. А знаете, как подписал ответное письмо обладавшей практически неограниченной властью в огромной стране монарх?!
— Нет…
— Твой бедный, маленький, безвольный муженёк.
— Да, тут ни убавить, ни прибавить. Доводилось слышать такое мнение: императрица была уверена, что её мужу власть дана от Бога, а раз так, то и делиться ею с кем-либо нельзя. И небезуспешно убеждала в этом венценосного супруга.
— В тот же день, когда лидеров кадетов выступал в Думе, великий князь Николай Михайлович в Ставке имел длительную беседу с императором. Вручил также ему письмо, в котором настаивал на необходимости отстранить от участия в государственных делах императрицу и Григория Распутина. Николай Михайлович также предупреждал, что государь «находится накануне эры новых волнений». Подобные мнения высказывали и другие великие князья. То есть все они, образно говоря, предлагали выпустить пар из котла, и тем самым несколько успокоить общественное мнение. Безрезультатно!
— В своих научных работах вы пишите о том, что Николай II не только не был способен предотвратить надвигающуюся катастрофу, но и вообще трезво оценивать обстановку в стране….
— Начальник Петроградского охранного отделения Константин Иванович Глобачёв не раз подавал наверх очень тревожные рапорты: с каждым днём ситуация всё больше выходит из-под контроля, опасаться надо не либералов и масонов, а петроградских работниц, которые часами стоят в очередях за хлебом. Били тревогу и другие хорошо информированные деятели. Например, председатель Государственной думы Михаил Родзянко.
Позволю себе здесь небольшое отступление. Когда у нас шла речь о принятом в 1914 году сухом законе, читатели старшего поколения, наверняка, вспомнили Михаила Сергеевича Горбачёва с его антиалкогольной кампанией. Сейчас есть повод вспомнить ещё раз. Первый и единственный президент СССР нередко отвечал своим оппонентам так: у меня другие сведения. Примерно то же самое говорил перед крахом империи и Николай II.
А откуда же черпал сведения монарх? Из «надёжных источников». Таковыми, по мнению царя и царицы, были… петроградские извозчики. 25 февраля 1917 года, когда уже началась революция, Александра Фёдоровна писала мужу, что её подруга Лиля Ден пообщалась на вокзале с работниками гужевого транспорта. И те сказали ей, что сейчас не 1905 год, ничего страшного не происходит и произойти не может.
— И всего через несколько дней после этого Николай II отрёкся от престола… На ваш взгляд, допускал ли Павел Милюков, что уже очень скоро в России будет установлена большевистская, гораздо более жесткая, нежели царская, диктатура, разразится братоубийственная Гражданская война. И в результате этих событий он и многие его соратники будут вынуждены покинуть страну, а некоторые — погибнут?
— Уверен, что нет. Начавшиеся в конце февраля 1917 года убийства полицейских и жандармов, погромы и поджоги не смущали либералов. Они пребывали в эйфории. Вот некоторые цитаты. «С великим праздником, русский народ! Начинается новая жизнь новой молодой России. Все граждане земли русской России должны приложить силы и на обломках самодержавия построить дворец свободы»! Это — газета «Русская воля», номер от 6 марта 1917 года. А вот высказывание первого главы Временного правительства Георгия Львова: «Какое великое счастье жить в эти исторические дни»! Правда, раздавались и более трезвые голоса. «Мы должны сказать тем, кто вместе с нами совершал разрушительную работу, что её пора заканчивать», — заявлял известный предприниматель, очень состоятельный по тем временам человек Павел Рябушинский. Увы, как свидетельствует история, после Февраля 1917 года «разрушительная работа» в России стремительно нарастала и вскоре достигла катастрофических размеров…
Вместо послесловия. Из частного письма Павла Милюкова одному из соратников, датированного последними числами декабря 1917 года — началом января 1918 года:
«Цель наша ограничивалась достижением республики или же монархии с императором, имеющим лишь номинальную власть.
…Что же делать: ошиблись в 1905 году в одну сторону — теперь ошиблись опять, но в другую. Тогда недооценили сил крайне правых, теперь не предусмотрели ловкости и бессовестности социалистов.
…История проклянёт вождей наших, так называемых пролетариев, но проклянёт и нас, вызвавших бурю».
Давид Генкин
