Космос и его дальнейшее освоение беспокоит экспертов; космический полёт совершают кинорежиссёр Клим Шипенко и актриса Юлия Пересильд; в Петербурге на полном серьёзе обсуждают проект строительство на берегу Финского залива прототипа инопланетной станции землян… А в Русском музее открыта выставка «Космизм в русском искусстве». Как поётся в известной песне петербургской рок-группы «Земляне» — «Космическая музыка вплывает в деловой наш разговор»...
Русский космизм возник в начале ХХ века, когда научные открытия завладели воображением людей, в том числе философов и художников. Порой научный позитивизм причудливым образом переплетался с христианской эсхатологией. Наиболее отчётливо это проявилось в концепции Николая Фёдорова о всеобщем воскрешении мёртвых с помощью науки и переселении их на другие планеты, которая повлияла на многие умы того времени.
«Одна из самых важных преград рушилась на моём пути сама рушилась благодаря чисто научному событию. Это разложение атома. Оно отозвалось во мне подобно внезапному разрушению всего мира», — вспоминал Василий Кандинский, чьи работы представлены на выставке «Космизм в русском искусстве». «Живопись есть грохочущее столкновение различных миров… Каждое произведение возникает и технически так, как возник космос… Создание произведений и есть мироздание», — доказывал один из основателей абстракционизма в живописи.
«Мы уходим в науку, — сообщал художник Клемент Редько. — Мы воспитываем свой разум, углубляем наблюдательность». А Павел Филонов, который в голодном, холодном, разграбленном Петрограде 1918-1919 годов создаст полотно «Формула космоса», считал, что «художник должен быть исследователем, изобретателем, организатором и непременно первоклассным диалектом».
Русским космизм — многогранное явление. А родоначальником космизма в живописи стал литовский художник Микалоюс Чюрлёнис, чьё «гениальное, неповторимое творчество», по мнению французского писателя Ромена Ролана, «явило миру новый духовный континент». Чюрлёниса влекли космогонические мифы. Он вынашивал замысел нарисовать цикл картин «Сотворение мира», «только не нашего, по Библии, а какого-то иного — фантастического». Чюрлёнис успешно воплотил бы свой замысел, если бы не умер так рано — в 35 лет. Его психическое здоровье подкосило непонимание его творчества публикой.
Петербург узнал о Чюрлёнисе осенью 1908 года. Художник представил на суд жителей столицы изображение неведомого мира внеземных цивилизаций. И был обсмеян. Публика, как писал известный арт-критик Александр Бенуа, «издевается над таинственной фантазией Чёрлениса», «гогочет и взывает к хорошему вкусу и общественному благоразумию». Однако нашлись и те, кого произведения Чюрлёниса очаровали. Среди них — художник Николай Бенуа, сын арт-критика. «В живописи Чюрлёниса я вижу небывалое прозрение к невидимому миру. Прямо кажется, глядя на его картины, что он отправляется странствовать в потустороннем и зарисовывает там виды», — писал он в 1915-м, через четыре года после того, как литовский художник умер от банальной простуды. Вот картина Чюрлёниса «Жертва»: на скале — ковчег, дым от костра, может быть, жертвенного, небо пересекает радуга… На картине «Прелюд» изображено что-то, очень похожее на космические ракеты. Линию Чюрлёниса продолжили Николай Бенуа и Надежда Бенуа-Устинова (кузина Николая). На выставке в Русском музее представлены их фантастические пейзажи, где светила озаряют величественные мрачные руины внеземных городов.
Идеи космизма помогают понять и философию такого революционного направления в живописи, как супрематизм. «Ключи супрематизма ведут меня к открытию ещё не осознанного. Новая моя живопись не принадлежит земле исключительно,— объяснял Казимир Малевич. — Земля брошена, как дом, изъеденный шашлями. И на самом деле, в человеке, в его сознании лежит устремление к пространству, тяготение «отрыва от шара земли»». Беспредметное искусство, считал Малевич, способно точнее выразить взаимоотношения Земли и Вселенной: «повешенная плоскость живописного цвета на простыне белого холста даёт непосредственно нашему сознанию сильное ощущение пространства», «переносит в бездонную пустыню, где ощущаешь творческие пункты вселенной кругом себя».
Малевич, как и многие художники его времени, был захвачен идеей переселения людей на другие планеты. Будучи внимательным читателем Константина Циолковского, он полагал, что «человеку не обязательно быть двуногим с головой, руками, носом, глазами и всепожирающим желудком» (это почти прямая цитата Циолковского).
«Малевич называл свой супрематизм “моделью космоса”. Говорил, как в космосе нет веса — и у него нет, как в космосе вращаются геометрические фигуры — так и у него, в космосе нет горизонта и перспективы — и у него то же самое. А ещё космос держится на ритме, и Малевич одним из первых открыл привлекательность ритма для композиции. До него считалось, что в живописи главное — сюжет. А он доказал, что ритм является важнейшим энергетическим рычагом искусства, более того, этим ритмом можно руководить. В этом — смысл и главный признак искусства», — объясняет известный искусствовед Дмитрий Горбачёв.
Идеи Малевича развивали участники созданного им витебского объединения «Утвердители нового искусства» (УНОВИС). Эль Лисицкий создавал аксонометрические изображения находящихся в равновесии различных по форме геометрических тел: то покоящихся на твердом основании, то будто бы парящих в космическом пространстве. После отъезда Лисицкого из Витебска студию УНОВИСа возглавил Лазарь Хидекель, который рассмотрел в этих формах космические станции. Супрематические структуры и объёмы он воспринимает как космические жилища будущих землян. Хидекель стал не просто первым, а действительно единственным супрематическим архитектором. На выставке «Космизм в русском искусстве» размещены две работы Лазаря Хидекеля: «Парящие плоскости» (1930-е) и «Проект музея К.Э. Циолковского» (1960). В них легко различить намёки на его проекты городов будущего, над которыми он работал в 20-е годы. Петербуржцам Хидекель хорошо известен как архитектор-конструктивист. Так, он спроектировал кинотеатр «Москва» на Старо-Петергофском проспекте (проспекте Газа). Это был первый советский трёхзальный кинотеатр.
Другой герой выставки, художник Василий Чекрыгин в начале 1920-х годов прочёл «Философию общего дела» Николая Фёдорова — и идея воскрешении мёртвых и освоении Вселенной людьми захватила его. Его рисунки, объяснял он, «изображение не земли только, ожидающей своих мертвецов, но и неба, населяемого воскрешёнными поколениями». Он мечтал о строительстве собора в честь Николая Фёдорова. Неизвестно, до чего в Советской России довело бы Чекрыгина увлечение философией Фёдорова, но 3 июня 1922 года он попал под поезд на станции Мамонтовка и погиб в 25 лет от роду.
Для большинства посетителей будет неожиданным увидеть на выставке работы Константина Юона, академика Академии художеств СССР, которого мы все знаем как великого пейзажиста. Ещё в 1900-е он он создал цикл произведений «Сотворение мира». На революцию 1917 года он откликнулся полотном «Новая планета», в котором, как писали советские критики, отразил «космосозидающее значение Великой Октябрьской социалистической революции». В 1920-е годы Юон, будучи, по всей видимости, под впечатлением от учения Владимира Вернадского о ноосфере, пытался связать искусство с наукой, философией и техническим прогрессом, много размышлял о космическом будущем человечества. «Весь научно-естественный мир может сам решительным образом оплодотворить поступательные движения в искусстве. Изображение жизни, внешнее её воспроизведение уйдёт, но взамен этого искусство уйдёт глубже в свою собственную одному ему свойственную область чисто художественных идей, аналогично чисто научных мыслей», — писал Юон.
Не меньшим сюрпризом будет и обнаружить на выставке о русском космизме полотна Кузьмы Петрова-Водкина. Известно, что Петров-Водкин использовал метод сферической и наклонной перспективы, исходя из осознания того, что Земля — круглая. Однако это ещё не всё. «Переселение вширь закончилось… Остался, значит, один верх для пространственного благополучия народов», — писал художник. Он верил, что человечество «облюдит Марс, отремонтирует бездельничающую Луну». На выставке размещено его полотно «Фантазия» (1925), на котором юноша изображён на вздыбленном, летящем красном коне. Некоторые считают, что в этой работе отражена «вера Петрова-Водкина в космическое будущее человечества».
На выставке можно увидеть произведения художников группы «Амаравелла» (переводится с санскрита как «Ростки бессмертия»): Александра Сардана, Петра Фатеева, Бориса Смирнова-Русецкого. Объединение появилось в 1920-е годы. Её участники увлекались идеями русского космизма и творчеством Николая Рериха. Они создавали живописные симфонии, посвящённые внеземной жизни, изображая фантастические города на далёких планетах.
Павел Филонов, так же, как Константин Юон, воспринял революцию 1917 года как событие не только планетарного, но и комического масштаба. Иначе что бы его сподвигло нарисовать, живя в обезлюдевшем голодном Петрограде, полотно «Формула космоса»? В принципе его аналитическая живопись воспринимается в том числе и как визуальное воплощение «Философии общего дела» Николая Фёдорова (правда, сам Филонов об этом нигде прямо не заявлял).
На выставке размещены и произведения Александра Лабаса и Владимира Тамби. Лабас, ученик Малевича и Кандинского, будучи певцом технического прогресса, рисовал дирижабли и самолёты. Внеземная жизнь его влекла тоже. «Мы вглядывались пристально в настоящее и представляли фантастику будущего», — вспоминал художник. В 30-е годы они создаёт эскиз города будущего: какие-то цеха, антенны, сферические здания. На выставке можно познакомиться и с одной из его поздних работ «В другой галактике» (1977), на которой изображены летающие человечки над фантастическим городом. Что касается Владимира Тамби, то он рисовал города будущего с разветвлённой транспортной системой, которая напоминает современные многоуровневые развязки.
Посетителей выставки ждёт ещё одно открытие — комическая живопись Натальи Гончаровой. Она, бывшая футуристка, начала рисовать космос под занавес своей жизни, будучи под сильным впечатлением от запуска искусственного спутника нашей планеты 4 октября 1957 года, пославшего на Землю радиосигнал. «Наша мысль, так называемое творчество, — это и есть радиоиспускание нашего мозга. Радизм — не последняя и самая сильная форма концентрации энергии в мире, должна существовать ещё форма энергии, не найденная и не осознанная человеком» — эта запись Гончаровой указывает на её увлечение идеями космизма.
Завершается выставка работами художников конца ХХ века: Глеба Богомолова и Вячеслава Локтева. Если картины Богомолова воспринимаются как иллюстрации к антиутопиям, то полотна Локтева наполнены футуристическим оптимизмом. Сын авиационного инженера моделировал космические города будущего — «градолёты» («летающие города»). Отметим, что Локтев много думал о футуристической урбанистике. В серии «Города будущего» он разрабатывал проекты города-театра, города-скульптуры, вертикального города.
Выставка «Русский космизм в искусстве», открытая 17 ноября 2021 года, наверное, формально приурочена к 60-летию полёта Юрия Гагарина в космос (хотя на самой выставке эта связь никак не подчёркивается). Но фактически она отражает потребность, которая вновь начала проявляться в нашем обществе — выйти за пределы обыденности.
Выставка продлится до 10 марта.
Дмитрий Жвания
Фото автора
Читайте также:
