30 лет назад Россия пережила глобальные экономические преобразования, получившие наименование «шоковой терапии». Страна претерпела резкий и болезненный переход от плановой к рыночной экономике, на долгие годы изменивший жизнь людей. Руководила реформами команда 35-летнего Егора Гайдара, заведовавшего прежде экономическими отделами в журнале «Коммунист» и газете «Правда». Спустя десятилетия оценки произведённых реформ кардинально разнятся: кто-то называет произошедшее вредительством, кто-то — назревшей и вынужденной мерой.
Пришедшиеся на 1992 год преобразования в экономике и системе государственного управления страны, которые называют гайдаровскими, включали в себя либерализацию розничных цен, либерализацию внешней торговли, реорганизация налоговой системы и другие преобразования.. В результате реформ произошло многократное ухудшение жизни большинства населения страны, люди потеряли сбережения, столкнулись с безработицей, государственный аппарат разъедала коррупция. Историк и публицист Егор Холмогоров характеризует последствия событий тех лет и начала эры «свободного рынка» как катастрофические.
«Именно шоковая терапия убила тот потенциальный русский средний класс, который мог бы стать основой достаточно быстрого русского возрождения, — пишет Холмогоров на своём канале в Дзене. — Запущенная «гайдаровским» указом инфляция всего за несколько месяцев полностью уничтожила сбережения, а с ними и самоуважение и, зачастую, жизнь советского «среднего класса» — сберегательные счета, копившиеся десятилетиями, деньги на квартиры и машины, отложенное на похороны все в одночасье оказалось «обнуленным». Забег к новому благосостоянию всем приходилось начинать заново, причем в наиболее благоприятном положении оказались расхитители и бандиты, а также те, кто находился в личных хороших отношениях с новой властью на разных уровнях.
Не за гибель коммунизма, не за свободный рынок, а именно за это обнуление достатка и судьбы и ненавидят наши сограждане, прошедшие через девяностые, пресловутого «гайдарочубайса»».
Своим мнением о гайдаровской реформе с «Родиной на Неве» поделился политолог, директор Института современного государственного развития Дмитрий Солонников:
«К тому, что придётся проводить реформы, эта команда не готовилась. Ещё за несколько месяцев до начала 1992 года никто и помыслить не мог, что команда молодых экономистов — «мальчики в коротеньких штанишках», как их называл Руцкой — возьмут власть в свои руки и будут реально управлять экономикой страны. Не писать экономические статьи в журнал «Коммунист», не выращивать тюльпаны, а управлять экономикой на тот момент всё ещё одной из крупнейших экономик мира. Но раз машина попала в руки, надо с ней что-то делать.
А дальше начались во многом спонтанные действия, продиктованные некими иллюзиями о работе экономики. Фантазиями о том, как всё должно происходить, без знания конкретики. Ни Гайдар, ни Чубайс никогда никакой реальной крупной хозяйственной структурой не управляли. Представления, как работает система хозяйствования даже области, даже большого города, да даже большого завода, у них не было. У них было некое наивное представление, что есть одни законы — мировые, а есть правила, по которым живёт Советский Союз, и эти правила приводят к негативным результатам.
На 1991 экономика Союза действительно находилась не в лучшей форме. Те, кто тогда жили, могут помнить и талоны на продукты питания, и проблемы в финансовой сфере, реформы Павлова с изъятием денег, буксующие проблемы с хозрасчётом, первой, второй модели, какие-то нелепые попытки избрания директоров крупных предприятий, что приводило не к лучшим результатам — например, избрали директором АвтоВАЗа какого-то инженера, который тоже никогда ничем не руководил.
Такие шатания, с одной стороны; с другой стороны, недоделанные реформы, начались, конечно же, ещё до 1992 года. Но там, по крайней мере, была команда, которая могла на что-то ориентироваться, много лет была в управлении, принимала не всегда эффективные решения, но по крайней мере понимала, что будет дальше. А здесь был пример реформы Бальцеровича в Польше, шоковой терапии, когда по определённым лекалам была сделана реформа, и вроде бы дальше начался большой экономический рост. Казалось, давайте мы такие же реформы проведём, и у нас всё заработает. Но никто не говорил тогда российским реформаторам, что основная задача Польши — это открытие рынков Европы, рынков Соединённых Штатов, огромные инвестиции в страну для нового производства под эти новые рынки, и в общем тогда экономические механизмы смогли заработать.
Ничего подобного для России не было ни в одном из направлений, ни рынков никто России открывать не собирался, ни таких инвестиций в российскую экономику, как были в Польше, ни сопоставления ВВП Польши и ВВП России никто давать не собирался. Поэтому, конечно же, это была полная утопия — копировать этот опыт, но никакого другого не было. И в результате была во многом ситуативная политика: нужно что-то делать — давайте делать. От нас ждут реформ — давайте проведём быстрые резкие реформы. От нас ждут отмены госрегулирования — давайте отменим, рынок всё распределит. И так далее. А когда уже сделали — давайте выплывать по ходу течения. Нет денег — будем их печатать, самолётами развозить в разные регионы.
Понятно, что в данной ситуации говорить о выходе страны из кризиса не приходится. Страна таким образом из кризиса выйти не могла. В лучшем случае была быстро демонтирована советская система. А дальше — не сразу, но достаточно быстро — появились советники из-за рубежа, о чём недавно говорил Владимир Владимирович Путин, появились консультанты и в экономическом блоке, и в политическом блоке, была разработана программа приватизации. И вот под это всё уже были интересанты, это прорабатывалось более системно. Тут уже был конкретный интерес и физических лиц, и коммерческих структур, и зарубежных партнёров — что здесь можно быстро сделать, что можно из России получить. То есть первый шаг — реформы Гайдара, попавшая в руки игрушка, которая быстро была разобрана. А дальше из этой игрушки начали что-то собирать. Какие-то детальки увезли и продали, из остальных что-то другое собрали, и куда-то оно поехало. Первая реформа — да, способ быстро всё развалить».
На вопрос о вариантах альтернативного развития событий Дмитрий Солонников отвечает следующим образом:
«Принято говорить, что история не знает сослагательного наклонения. Но наверняка, не будь развален Советский Союз, не приди к руководству эта команда, всё было бы иначе. Мы видим пример Китая, который идёт по пути развития, не разваливая систему хозяйствования, и достаточно оперативно реформируется. Здесь, правда, тоже есть свои нюансы. Китай заключил договор с Соединёнными Штатами опять же об открытии рынка Соединённых Штатов для китайских производителей. С Советским Союзом, Российской Федерацией никто подобного договора заключать не собирался, потому что с Китаем заключался договор против СССР, а соответственно СССР не было против кого заключать такое соглашение, другого врага на планете просто не существовало. Поэтому Китай как пример есть, но говорить со стопроцентной уверенной уверенностью, что у нас была возможность развиваться, как Китай, нет. Это совсем другая история.
Но проводить какие-то более системные реформы было возможно. Ряд экономистов того времени предлагали такой путь, и Абалкин, и во многом Аганбегян, да и последние премьеры Советского Союза Рыжков и Павлов, наверное, тоже видели какое-то другое развитие. Но власть попала в руки Гайдара и его команды, и они делали то, что считали нужным. Любой другой руководитель, наверняка, вёл бы себя не так как Гайдар, и реформы были другие. Что бы из этого получилось, это вопрос».
Историк и публицист, главный редактор «Родины на Неве» Дмитрий Жвания вспоминает об экономических преобразованиях 1992 года в негативном ключе. Он употребляет в отношении отечественной «шоковой терапии» определение «геноцид»:
«То, что пережила наша страна и наш народ в 92-94 годах прошлого века, я бы сравнил с геноцидом, осуществлённым красными кхмерами в Кампучии. Да, в России либеральные реформаторы не убивали людей тяпками, но Егор Гайдар и его подельники погрузили граждан России в состояние такого жесточайшего стресса, что выйти из него смогли далеко не все. Они прямо так и называли свой метод — шоковая терапия. И я прекрасно помню тот шок, что мы испытали.
В те годы я был активистом одной из крайне левых организаций. Продавая свои самиздатовские газеты, мы с товарищами накопили 500 рублей. Внушительная для того времени сумма. Для примера: месячная зарплата молодого инженера тогда составляла 120 рублей. Мы решили положить эти деньги на счёт в сберегательной кассе. Для надёжности! И вот в январе 1992 года эти наши 500 рублей превратились в пять рублей. Нас, конечно, это сильно огорчило. Мы на эти деньги собирались выпускать новые номера нашей газеты. Но мы были молоды, и это были не те деньги, от которых зависели наши судьбы. У меня осталась та сберкнижка. Я её храню как сувенир.
Но представьте себе, что испытали в январе 1992 года люди, которые всю жизнь клали на свои сберкнижки свои трудовые накопления? Что испытали, например, те, кто зарабатывал деньги, вкалывая на Крайнем Севере? Я боюсь себе это даже представить. На 1990 год сбережения населения СССР в Сбербанке составляли 369 миллиардов рублей, это было более трети ВВП. В 1991-м из-за начавшейся инфляции доля сбережений в ВВП снизилась до чуть более четверти. Но всё же эта была очень значительная сумма. Государство взяло средства, которые ей доверили его граждане, и присвоило их себе. Вот и весь рецепт Гайдара и его команды. Вот и вся их «чикагская школа». Они отняли деньги у народа и поделили, как посчитали нужным.
Адепты либеральных реформаторов оправдывают их тем, что на эти народные деньги они закупили продовольствие. Якобы не поступи они так, мы бы умерли от голода. Чтобы выявить причины дефицита продуктов в конце перестройки, нужно провести полноценное расследование. Но что-то подсказывает мне, что этот дефицит был искусственным, как и дефицит хлеба в Петрограде в феврале 1917 года (в «хлебных хвостах» и началось брожение, которое вылилось в революцию и свержение царя). В январе-феврале 1992 года в магазинах продукты действительно появились. Только вот купить их было не на что! Люди приобретали продукты на рынках, большей частью стихийных, или в ларьках.
На предприятиях работники месяцами ждали заработной платы. Научно-исследовательские институты бедствовали. Моя мама работала во Всесоюзном научно-исследовательском геологическом институте имени Александра Петровича Карпинского. Её коллеги, молодые учёные-геологи, чтобы прокормить себя и свои семьи, подрабатывали ночными сторожами в ларьках, которые торговали всякой всячиной. Я несколько раз тоже дежурил в ларьке, подменяя одного из маминых товарищей по работе. Однажды ночью молодая пара купила у меня банку красной икры. Через полчаса ребята вернулись, чтобы показать мне, что в банке – какая-то зелёная зернистая субстанция. Я отсчитал им их деньги, а банку зелёной икры забрал. Так хозяйка ларька вычла из моего заработка эту сумму.
В те годы подавляющее большинство населения нищало, но появились и те, кто быстро обогащался — все эти «новые богатые», русские les nouveaux riches. В принципе это и было одной из целей либеральных реформ Гайдара — создание класса буржуазии. Конечно, предприимчивым людям надо было создать условия, которые бы позволили бы им раскрыть их предпринимательские таланты. То, что Советская власть такого рода людей загоняла в подполье, было её большой ошибкой. Среди «цеховиков» наверняка находились очень смышлёные люди, которые знали, чем и как ответить на народный потребительский спрос. Но эти «цеховики» в советские годы ходили под расстрельной статьёй. Зато в постперестроечные годы они взяли уверенный реванш. Правда, их триумф был недолгим. Вскоре их вытеснила бывшая партхозэлита.
Гайдаровские реформы обернулись увеличением смертности, пьянством тех, кто не сумел или не захотел вписываться в рынок, развалом отечественной промышленности, распространением в стране продажной торгашеской морали, массовой проституцией. Никакого положительного от этих реформ я не вижу. Реформы, конечно, были нужны, но не такие.
Что двигало такими людьми, как Егор Гайдар или Анатолий Чубайс, я не знаю. Не думаю, что сугубая корысть. Скорее всего тщеславие. Может быть, даже одержимость идеей. Живя в СССР, о либеральной экономике они знали лишь из учебников. И когда они дорвались до власти, то начали применять её формулы с той же маниакальной уверенностью в своей правоте, с какой их деды внедряли в русском обществе формулы марксизма. Вспомним, что дед Гайдара страдал психическим расстройством. «Снились люди, убитые мною в детстве», — записал как-то Аркадий Гайдар в своём дневнике. Может быть, его внук, Егор Гайдар, довольно рано ушёл из жизни потому, что видел во сне людей, которые умерли из-за его реформ. Очень хочется в это верить. Надеюсь, что он страдал».
Юлия Медведева
