230 лет назад, 14 июля 1789 года, началась Великая французская революция, которая изменила жизнь всего мира. Она провозгласила новые принципы мироустройства. До 14 июля 1789 года устройство человеческого общества зиждилось на вере в сакральное, после — оно основывается на разуме. А точнее — на вере в него. В Великая французская революция — детище просветителей XVIII века. Как верно заметил Жозеф де Местр, к революции и её преступлениям привели две иллюзии XVIII века: вера во всесилие воли и вера в то, что эффективность человеческого разума беспредельна.
И тем не менее, Французская революция, несмотря на всю свою «разумность», это магическое и мистическое явление. Это удивительно, но за спорами, которые вели её участники в Национальном и Учредительном собраниях, в Конвенте, в секциях Парижской коммуны, интересно следить и сейчас. Их речи – это сплошное пафосное жонглирование словами «равенство», «разум», «справедливость», «свобода». И всё равно – их дискуссии захватывают. Фракции образуются и распадаются, преобразовываются…
А тем временем улица живёт своей жизнью, требуя реального равенства, первым шагом — твёрдых цен на хлеб и другие предметы первой необходимости. Санкюлоты регулярно выплёскивают свою ярость, сметая вначале короля (10 августа 1792 года), а потом и умеренных революционеров (31 мая 1793 года).
Великая французская революция — это первое политическое действо, в котором задавали тон женщины. Вместе с санкюлотами 230 лет назад они штурмовали Бастилию, а меньше чем через три месяца, 5 октября 1789 года, устроили марш на Версаль, требуя хлеба. Фигура барабанщика — символ призыва к борьбе. А когда в барабан бьёт молодая женщина — это ещё и символ гендерного пробуждения. Бедные парижанки устали стоять в очередях за хлебом. Женское море волновалось на Гревской площади у столичной Ратуши. Галдёж закончился, когда девушка забила в барабан. Это был сигнал к мобилизации женского пола. Эхо его мы слышим по сей день.
Женщины двинулись на Версаль, чтобы поговорить с королём Людовиком XVI. Они ещё любили своего короля. Промокшие под дождём и покрытые грязью, они шли в Версаль с криками: «Да здравствует король!». Когда 17-летняя работница мастерской лепных изделий Пьеретта Шабри, одна из тех 12 женщин (апостольское число), которым участники похода доверили изложить королю их требования, увидела монарха, она лишилась чувств. Король расцеловал её, преподнёс ей бокал вина и пообещал наладить поставки хлеба. Женщины ушли из Версаля довольные, восклицая: «Да здравствует король! Завтра у нас будет хлеб!» Для них король ещё был отцом. Но пройдёт не так много времени, и они, как и их мужчины — санкюлоты, взалкают крови «гражданина Капета» и его жены — «развратной австриячки».
Великая Французская революция замешана на мистике крови. И текла она ручьём благодаря Деве — так в годы Французской революции называли шотландский инструмент, который доктор Жозеф Гильотен предложил использовать для исполнения смертной казни. Впервые во Франции гильотина была использована как орудие смертной казни 25 апреля 1792 года на Гревской площади Парижа: обезглавили обычного вора Николя Пеллетье. Толпа, приученная к более изощрённым казням, четвертованию или сжиганию, на худой конец — повешению, была разочарована: раз — и всё, голова в корзинке! Так себе шоу…
Во Французской революции коренятся не только беды девятнадцатого века, но и века двадцатого, в том числе две мировые войны.
Короля приговорили к смерти, исходя исключительно из доводов разума, а точнее, исходя из рациональной логики. «Народ, возглавляемый королями, не может быть свободным, а значит Людовик должен умереть», — заявлял, например, редактор газеты «Папаша Дюшен», левый якобинец Жак-Рене Эбер, который и объявил королю приговор трибунала, его изумило мужество, с каким помазанник выслушал приговор. Через год с небольшим после казни Людовика XVI Эбер тоже лишится головы, причём Робеспьер и его команда обвинят его не только в «заговоре против свободы французского народа и попытке свержения республиканского правительства», но и в банальной краже рубашек и постельного белья. Когда абсурдные обвинения пытаются прикрыть доводами разума, они выглядят ещё абсурдней.
С подачи Франсиско Гойи, испанского современника Великой французской революции, принято думать, что «сон разума рождает чудовищ». Но Французская революция подтверждает обратное правило: чудовищ порождает бодрствующий разум. Во Французской революции коренятся не только беды девятнадцатого века, но и века двадцатого, в том числе две мировые войны. Люди убивали друг друга не потому, что их разум помутился, а потому что их разум много чего изобрёл для облегчения самоистребления.
С подачи Франсиско Гойи, испанского современника Великой французской революции, принято думать, что «сон разума рождает чудовищ». Но Французская революция подтверждает обратное правило: чудовищ порождает бодрствующий разум.
Но самое убийственное порождение Великой Французской революции — это либерализм. Исходя из того, что «все рождаются свободными и равными в правах», он приобщил к политической жизни тех, кто в этом совсем не нуждался; тех, кто не знает, как с этими «врождёнными» правами обращаться. В итоге механизмы управления государствами ломаются всё чаще, приводя к трагедиям. В «Письме савойского роялиста» де Местр замечает: «Когда ребёнку дают одну из тех игрушек, которые с помощью внутреннего механизма производят непонятные движения, то он, поиграв немного, ломает игрушку, дабы посмотреть, что внутри. Именно так французы и поступили с правительством: они хотели посмотреть, что внутри. Они принялись изучать политические принципы, разъяснять толпе вещи, совершенно её не касавшиеся, и не думали о том, что некоторые предметы ломаются, если их показывать».
Французская революция наделила всех врождёнными правами, но при этом ликвидировала исконные народные права. 14 июня 1791 года Учредительное собрание Франции приняло закон о запрете стачек и рабочих союзов — «Закон Ле Шапелье». Закон назвали по имени якобинца, адвоката из Ренна Исаака Ги Ле Шапелье, его предложившего.
Безбожник Эбер в разгаре антихристианской кампании заявил, что «Иисус был бы лучшим санкюлотом», и в этом образе – вся противоречивость христианства, которое, будучи изначально религией бедных, постоянно порождает материальные богатства.
«Французская буржуазия в самом начале революционной бури решилась отнять у рабочих только что завоеванное право ассоциаций», – писал Карл Маркс, допуская неточность: французские рабочие (подмастерья и т.д.) имели право объединяться в союзы со времён Средневековья. И это средневековое право у них отняли революционеры. Современный французский мыслитель Ален Сораль назвал «Закон Ле Шапелье» «предательским ударом в спину со стороны “прав человека”, который стал ударом неожиданно грубого экономического либерализма по простым рабочим людям». В отношении запрета стачек закон действовал до 1864 года, а в отношении свободы деятельности профсоюзов – до 1884-го. Так что жестокие подавления восстаний лионских ткачей, парижских рабочих – на рациональной совести Великой Французской революции, которая даровала людям права от рождения, но отняла права сословные.
И тем не менее без Великой Французской революции мир был бы намного скучней. Она породила множество ярких характеров и образов. Безбожник Эбер в разгаре антихристианской кампании заявил, что «Иисус был бы лучшим санкюлотом», и в этом образе – вся противоречивость христианства, которое, будучи изначально религией бедных, постоянно порождает материальные богатства. «После царствования Людовика XV Религия ежедневно упадала во Франции и, наконец, исчезла вместе с Монархией, в бездну Революции», — написал Франсуа Рене де Шатобриан, который был далёк от идеализации дореволюционной католической церкви во Франции. Он считал, что развращенные, опьянённые роскошью и властью папы, кардиналы, епископы содействовали разложению церкви.
Мы постоянно слышим, что кто-то имеет какие-то права. Слышим и согласно киваем: имеет. Не спрашивая, а что он сделал для того, чтобы эти права заслужить.
Однако в людях, был убеждён Шатобриан, живёт потребность в божестве, и она, потребность эта, порождает беспокойства, которые и выливаются в революции. В итоге революция породила своё божество — Разум. Известно, что французские революционеры пытались заменить христианство культом разума, разработанным всё тем же Эбером и прокурором парижской Коммуны Анаксагором Шометтом. Причём разум имел женский облик. Во время проведения «Фестиваля свободы» 10 ноября 1793 года в Соборе Парижской Богоматери 21-летняя артистка парижской оперы Тереза-Анжелика Обри была коронована как «богиня разума». Полуголая, с обнажённой грудью она воссела на трон, установленный в алтаре поруганного храма. Как верно заметил старик де Местр, в XVIII веке Бог был очеловечен, чтобы легче было обожествлять человека, а затем, во время революции, Бога сменили на «религию человека, использующего Бога».
Мы всё ещё живём в атмосфере Французской революции. Ведь мы постоянно слышим, что кто-то имеет какие-то права. Слышим и согласно киваем: имеет. Не спрашивая, а что он сделал для того, чтобы эти права заслужить. Ведь права даны от рождения… А если кто-то где-то эти права нарушают, нынешние «боги разума» посылают на него самолёты с бомбами…
