110 лет назад, 9 июля 1911 года, не стало выдающегося русского экономиста и визионера Сергея Шарапова. Но его оригинальные идеи прошли проверку временем, и остаются актуальными до сих пор.
Кредит и безопасность
Сергей Шарапов совершенно верно понял, что важнейшим условием для проведения той самой «учётно-ссудной» политики, позволяющей развить кредитование предпринимательства, является снижение рисков кредитования. Шарапов догадался, что «ставка по кредиту» — это, в первую очередь, производная от рисков его невозврата. Причиной же невозврата могут быть самые разные обстоятельства, уменьшить вредное влияние которых, по замыслу Шарапова должно было развитие системы страхования, охватывающей все виды деятельности в России.
«Представим себе, что государство принимает на себя и делает обязательным на всём пространстве русской территории страхования: от огня, града, падежей скота, страхование жизни, пожизненных пенсий, несчастных случаев, товаров в пути — словом, все виды рисков, устанавливая обязательный минимум и допуская свыше этого страхование добровольное. Пусть будет застрахована от огня безусловно всякая постройка, всякая движимость — всякая десятина посева, от падежа — всякая лошадь…», — предлагал Шарапов.
И дальше:
«Пусть каждый русский подданный, достигший нерабочего возраста, получает пожизненную пенсию обязательную, например, от 3 руб. в месяц, добровольную произвольного размера, а в случае смерти — пенсию детям. Пусть будет застраховано каждое место товара в вагоне и на воде, минимально по классу тарифа, максимально по оценке.
Что получится? Необъятная сумма рисков, при которых премия, оплачивающая самую дешёвую администрацию и совершенно не оплачивающая услуг капитала (ибо здесь статистика, имея дело с колоссальными цифрами, будет математически верна, страхование же по существу будет строго взаимное), эта премия будет чрезвычайно, почти ничтожно мала.
Рядом с этим будут во всех главных видах определены имущественные признаки всех русских граждан. Налог в 300-400-500 миллионов рублей, распределённый на единицу имущества, будет разложен так, как никогда не разложить никакого подоходного налога. На малоимущие классы упадёт сравнительно немного, на богатых ляжет очень много, и ни те, ни другие не будут иметь поводов жаловаться. Последние и сейчас страхуют почти всё; страхование жизни является и сейчас, несомненно, выгодным, даже при относительно очень высоких премиях, и практикуется многими добровольно.
При осуществлении государственного страхования, хотя бы с присоединенным к нему 500-миллионным налогом в пользу казны, страховые премии будут едва ли выше нынешних, скорее ниже, принимая во внимание необъятный размер всей массы застрахованных имуществ. При относительно небольшом у нас проценте зажиточных и богатых людей среди общей бедноты тем не менее 500 миллионов налога, составляя при 150 миллионах населения России по 3 рубля на жителя, лягут, вероятно, не более чем 2 рублями на душу бедного населения. Остальная половина падёт на страхование добавочное добровольное».
В сущности, Сергей Шарапов задумался о трансформации всей системы налогообложения и подчинении этой системы не столько «государственным», сколько общественным интересам.
Государственный бизнес в интересах общества
При это Шарапов вовсе не отвергал идеи государственной собственности и государственного управления экономикой. Он только предлагал перестроить это управление на других принципах. Например, таких.
«Государственные земельные и лесные имущества, государственные предприятия, железные дороги с их тарифами, водные пути, казённые заводы (кроме специально военных и морских), монополии: элеваторная, табачная и нефтяная, а также, может быть, почты, телеграфы и телефоны должны быть сосредоточены в одном очень сильном и самостоятельном ведомстве, которое можно бы было назвать Министерством государственных предприятий или государственного хозяйства.
Главная здесь задача ведомства: обслуживая прямо народное хозяйство или не мешая его свободной экономической деятельности, извлекать для государства значительную часть его доходов путём совершенно иным, чем налоги, ведаемые Министерством финансов.
Доход, который должно давать государству это ведомство, находится в тесной зависимости от постановки в нём дела и приёмов контроля и управления… Даже те новые отрасли, в которых государство выступит как бы первым номером, действуя более в интересах народного хозяйства, чем фиска, должны исключать всякую возможность ошибки или убытка.
Достичь этого возможно только при соблюдении условий: 1) самостоятельности ведомства, 2) широкой гласности и 3) правильного общественного контроля…»
Ключевой момент, который здесь подчеркивает Шарапов — государственный «фиск» — то есть увеличение собственно бюджетных доходов — не самоцель, государственные предприятия должны действовать в интересах всей экономики, всего общества. Благо они уже оплачены нашими налогами.
Рассуждая о «государственном управлении» в экономике, Шарапов говорит об управлении хозяйством страны в первую очередь в интересах людей, а не в интересах «государства» и его служащих
Задача финансовой политики, как её объяснял Шарапов, «с одной стороны, создать наилучшую обстановку народному труду и наибольшее материальное благосостояние народу, с другой стороны, изыскать средства возможно большие при наименьших жертвах со стороны народа для исполнения государством своих целей и задач». На наш взгляд, лучшего объяснения сути и смысла подлинно национальной экономической политики быть не может»
Какой иностранец нужен России?
Обдумывая проблемы национальной экономической политики, Шарапов не мог пройти мимо вопросов интеграции России в мировую экономическую систему и значит привлечения иностранных капиталов и иностранной рабочей силы.
И здесь можно только поражаться, до какой степени идеи, высказанные Сергеем Шараповым в начале ХХ века, остаются актуальными столетие спустя, в веке ХХI.
Среди «тех, кто «идёт в чужую землю», Сергей Шарапов выделял три группы.
«Иностранцы, едущие ради развлечения, лечения или проживания готового, — чистая польза для страны. Всякая страна радуется таким иностранцам!
Вторая категория — учащиеся. Художники едут в Италию, техники в Англию и Германию и т. д. Ничего, кроме обоюдной пользы, не получается. Мы приобретаем специалистов, иностранцы получают вознаграждение за обучение в виде расходов наших учащихся. Об этой категории тоже не стоит толковать.
Но вот третья категория — люди, едущие работать, наживать деньги. Возьмём самый простой случай. Приезжает в Россию иностранец и открывает какое-нибудь производство без капитала или на привезённый им капитал.
Может это случиться тогда только, когда данный иностранец лучше знает то дело, которое составляет его специальность, чем местные специалисты, и, следовательно, даёт товар высшего качества; или когда его дело богаче средствами и лучше по организации и приёмам торговым (напр., толковее поставлено, честнее); или, наконец, когда местные жители данного производства не знают, научиться не могут или не желают, наконец, необходимыми средствами не располагают.
Совершенно очевидно, что какой-нибудь французский мастер с великолепною выучкою, тонким вкусом, добросовестностью и правильными торговыми приёмами наживает в России большие деньги, тогда как нашему портному “из Москвы” Иванову во Франции пришлось бы умереть с голоду. Очевидно, что поедет в Россию мастер француз или немец. Русскому, наоборот, во Франции или Германии делать нечего.
Предстоит решить вопрос: полезна ли для России деятельность этого иноземца или вредна? Какие есть основания для решения этого вопроса?
С экономической стороны можно обсуждать вопрос только о такого рода являющихся к нам иностранцах, которые 1) сами или в своих детях и внуках сольются с коренным населением и усилят Россию, 2) поработав в России и нажив деньги, уйдут под старость на родину.
Полезность первого рода иностранца определяется условиями конкуренции. Иностранец создаёт спрос на свой товар или услуги, потому что этот товар или услуги высшего качества. Он бьёт своих конкурентов, но вместе с тем учит их. Они не могут остаться при прежних дурных приёмах и им предстоит дилемма: или сравняться, догнать иностранца, или остаться без работы. Польза для общества очевидная. Затем иностранец отвыкает от своей родины, ассимилируется и его дети уже усиливают Россию хорошим, крепким, культурным элементом. Чужого остаётся лишь звук, имя.
Иностранец второго рода приносит те же услуги, но, уходя, уносит с собою, в виде платы за них, скопленное состояние. Россия теряет эту часть, но это затрата производительная, это законный обмен.
До сих пор никакого вреда указать нельзя. Пока местное общество обладает поглощающею силой или пока способно выплатить и удалить иностранца, не желающего с нами сливаться, интересы страны не нарушаются».
Собственно, это ответ на все времена на вопрос о том, какая иностранная рабочая сила нужна России — та которая способна принести в Россию новые навыки и современные технологии, своё мастерство и деловой талант — и усилить Россию.
Актуальные идеи Сергея Шарапова
Почему же мы почти ничего не знаем об идеях экономиста Сергея Шарапова?
Ему не повезло с пиаром, могли бы мы сказать. Стремление Шарапова называть вещи своими именами, сослужило ему дурную службу. Сторонники «социализма» отвергали его за буржуазность и поддержку предпринимательства и частной собственности. А «государственники», у которых он искал поддержку, не могли простить ему стремление к глубоким реформам общественного и государственного устройства на «началах здравого смысла»
Шарапов отвергал модный марксизм — но делал это совсем не с той позиции, с какой смотрели на «социализм» дремучие «охранители». Главной «недодуманностью» теории Маркса экономист Шарапов видел игнорирование «интеллектуального капитала». Более всего его раздражала «пошлость измерения, предлагаемого Марксом, посредством рабочих часов. Умственная работа по существу недоступна измерению временем, неосновательно прибегнуть, при измерении её, и к понятию интенсивности…», объяснял Шарапов
Шарапов глубоко понимал суть современной системы денежного кредита — но пытался объяснить свои идеи людям, убеждённым, что ценность денег заключается не в готовности людей вести денежные расчеты в этих деньгах и доверии к кредитной системе, а в ценности металла, которыми эти деньги «обеспечены»
Шарапов был «государственник» — но в качестве важнейшего средства контроля за деятельностью государственных органов — он видел «гласность» и «общественный контроль».
Шарапов был убеждённый монархист — но предлагал в качестве меры по укреплению самодержавия – трансформацию государственного устройства, превращение Империи в «…нечто вроде штатов Северной Америки. Союз этих штатов с Самодержавным Царём во главе и будет искомой нашей государственной организацией».
Нет, спешил оговориться Шарапов, никакой кроме Царской и Самодержавной, верховной власти в России быть не может. Но под неё нужно подвести совсем иной фундамент, настаивал он.
Этот фундамент — самоуправление, которое должно всецело заменить бюрократию. Выделите из области государственной работы всё, что имеет местный характер, –—только тогда со своим делом будет в состоянии справляться центральное правительство, советовал Шарапов. «Группа уездов, однородных по этнографическим, хозяйственным и бытовым свойствам, должна составить самоуправляющуюся область, обнимающую район нескольких губерний. При этих условиях станет возможной работа центрального правительства, при такой постановке самодержавия на основах самоуправления будут обеспечены как свобода от нынешней чудовищной надо всем опеки бюрократии, так и порядок, ибо настоящего порядка из Петербурга устроить нельзя, не обращая всей страны в огромные арестантские роты…»
Верховная власть, свободная от бюрократии, и тесно связанная с народным представительством, самоуправление, доступный местный кредит, всеобъемлющая государственная система социального страхования, гласность, подчинение государственного бизнеса интересам общества, привлечение только квалифицированной рабочей силы, объединение регионов со сходными экономическими характеристиками — вот национальная экономическая программа Сергея Шарапова, актуальная и сейчас.
Дмитрий Прокофьев
