В Минобороны Британии на днях решили «напомнить» России о вероятности применения с их стороны ядерного оружия «для защиты стран НАТО». «Крайне важно, чтобы президент Владимир Путин этого не забывал», — заявил министр обороны Великобритании Бен Уоллес. Это прямое продолжение антироссийской риторики недружественных стран, но по уровню агрессии голос Лондона среди прочих очевидно выделяется. «Родина на Неве» обратилась к доктору политических наук, профессору кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета Наталье Ерёминой с вопросом, на чём основана британская позиция и не стоит ли жёстко ответить на опасные выпады неприятеля.
— Наталья Валерьевна, многие сейчас называют Британию главным голосом в антироссийском хоре, насколько это справедливое суждение? А в ток-шоу на российских федеральных каналах уже не первый раз звучат предложения нанести ядерный удар по Великобритании как по центру принятия решений, и якобы сразу все агрессоры притихнут. Что думаете по поводу такой стратегии?
— Какие-то агрессивные действия по конкретным военным объектам нами, конечно, не будут предприниматься. Такие вещи не будут всерьёз обсуждаться. Одно дело — британские наёмники, которые на свой страх и риск приехали, чтобы воевать на Донбассе: они являются военной целью.
Второе: если мы говорим о британской стратегической инициативе, если мы говорим о центрах принятия решений, то они рассредоточены. Нет отдельного пункта, о котором точно можно сказать, что там решается весь комплекс вопросов. Есть, например, центры кибербезопасности, которые ведут британцы. Они в том числе находятся в Эстонии, британцы получают данные, которые предлагают им эстонцы. Есть центры, которые решают вопросы, в Лондоне, есть центры принятия решений в НАТО. И по большей части позиция британцев просто состоит в том, что они более активно продвигают эту повестку, более активно предлагают стратегию взаимодействия с Россией.
Российская Федерация достаточно давно находится в центре их внимания, и они откровенно называли Россию врагом, самым нестабильным государством на постсоветском пространстве. Вообще они ставили задачу максимально поддерживать, как они об этом говорят, суверенитет постсоветских государств, для того чтобы противодействовать России. Поскольку все мероприятия, все инициативы России на постсоветском пространстве они называют восстановлением империи. Понятно, что имперское государство мыслит соответствующими категориями и просто по себе ровняет всех остальных. Поэтому российская инициатива рассматривается именно с этой точки зрения, поскольку Британия тоже была империей.
Мы имеем традиционный исторический конфликт с несколькими флангами: центрально-азиатским, Балтийским с выходом, соответственно, в Арктику, Черноморским, Средиземноморским, ближневосточным. Британцы исторически играли в этих направлениях высокую роль. И с кем они здесь сталкиваются? С каким главным конкурентом, историческим конкурентом? Конечно, с Россией. Поэтому неизбежно это «повторение пройденного материала»: каждый раз в новой исторической эпохе всё время воспроизводится одна и та же картина, один и тот же речитатив.
Можно бы убрать какой-то центр принятия решений, но их много, и сейчас британцы не одни. Кроме того, он в общем-то всё равно воссоздаётся так или иначе в новой исторической реальности.
— Вы не могли бы акцентировать внимание на тех целях, которые преследует Британия. К чему они стремятся, и где у нас точки пересечения?
— На самом деле, если посмотреть на их стратегию, то здесь не сказано о какой-то конкретной цели, которой нужно добиться, которую нужно достичь. Речь идёт именно об общей стратегии и об общей конкуренции, и соответственно, такие фразы используются в их военных стратегиях, стратегиях безопасности. Они связаны с тем, что Британия должна стать глобальной, для того чтобы способствовать распространению демократии в мире и повсеместному процветанию. Они на себя возлагают глобальную миссию, и эта стратегия скорее является рамочной. То есть речь о какой-то деятельности, связанной скорее с миссией, с видением своей роли, своего государства.
У них прописаны определённые механизмы, но, скорее, они являются военно-политическими, связанными с распространением этой миссии. В частности, речь идёт об укреплении связей со своими партнёрами по НАТО, об укреплении связей с Содружеством наций, об укреплении и появлении новых инициативных групп, которые могут, в том числе, инициировать сами британцы, например, AUKUS (трёхсторонний военный альянс, образованный Австралией, Великобританией и США — прим. ред.). Британцы действуют не самостоятельно: свои инициативы, видение собственной роли в мире, они будут пропагандировать через разные международные площадки и организации.
Они в принципе всегда так делали — если возможно чего-то добиться чужими руками, то именно так этого они и будут добиваться. Поэтому ставится вопрос максимального участия, задействования всех международных инициатив на международных площадках и контроля над тем, чтобы кто-то лишний на этих площадках, в этих инициативах не появился. Это тоже традиционная британская повестка — чтобы кого-то держать вне вот этого международного пространства, чтобы таким образом отсекать эту конкуренцию. То есть сейчас это борьба за рынки влияния.
Одним из таких пространств, за которые они сейчас борются, это, безусловно, пространство европейское и постсоветское, то есть в целом евразийское пространство. И вот это — камень преткновения, и чем ожесточённее борьба, тем больше, например, негатива появляется в зарубежной, британской прессе, по отношению, например, к евразийской интеграции. Если раньше были допустимы такие фразы, что это новое экономическое взаимодействие, новое развитие, то теперь подобных фраз мы вообще не видим, видим только то, что это проект политический, восстанавливающий позиции России, и в этом контексте он рассматривается.
Идёт планомерная борьба с конкурентом. И поскольку курируют Европу со стороны США именно британцы, которые даже специально вышли из Европейского союза, чтобы удобней было курировать, то здесь они видят конкурентом для себя не Европейский союз, который они давно списали, а именно Россию. С Китаем они сейчас не конкурируют, и отношение к нему более лояльное. Наиболее важной деятельностью для них представляется максимальное ослабление России через её отстранение от всех форматов диалога. Поэтому Россия вышибается не только с международных площадок, но ещё и из общественной дискуссии. Политическая дискуссия внутри страны — в этом контексте образ России тоже только ухудшается.
— Но Россия же не единственная страна, которая стоит поперёк их интересов.
— С точки зрения стратегии безопасности, на первом месте стоит Россия. Отчасти в качестве таких угроз упоминается Северная Корея и отчасти Китай. Но там они опосредованы проектами: Северная Корея своей ядерной программой, а Китай — своими экономическими масштабными проектами. И всё-таки отношение к ним не такое негативное, и оно так не проявлено. А вот России в последней стратегии посвящено очень много страниц. Доказывается, что Россия — самый главный и непредсказуемый конкурент. В агрессивных тонах подробно расписывается, что она является единственной страной, которая может действительно повредить безопасности Британии. Они не считают, что какая-либо другая страна может им так масштабно повредить. Поэтому самый большой акцент делается именно на неё, высвечивается, что именно Россия является стратегической целью номер один.
Ну и, кроме того, это в их понимании полезно для общественного дискурса, потому что случился ковид, а после — нарушение ковидных ограничений (во время жёстких ковидных ограничений на Даунинг-стрит проводились незаконные вечеринки при участии премьер-министра Бориса Джонсона — прим. ред.). Сейчас же удобно топтать Россию, а для Джонсона поменять политическую повестку. У него представляется шанс говорить о себе как о мощном, масштабном политике: «Я позволяю себе диктовать условия Путину».
У них же россияцентричное творение политики происходит последние десятилетия. Они сверяют все свои заявления, все свои позиции, с образом Путина. Не только американский президент это делает, но и европейские лидеры очень часто этим занимаются. Поговорить с Путиным по телефону и заявить потом, что мог Путину чем-то пригрозить (пусть в действительности такого и не было) — это значит поднять рейтинг внутри страны. Мы видим разницу, как освещает наша пресса дипломатические встречи, и как это кардинально отличается от того, что публикуется за рубежом. «Я погрозил кулаком самому Путину» — то есть они всё время себя с ним соотносят, всё рассматривают через призму Путина, выставляя себя в ранге ничтожных фигур по большому счёту. Это забавная вещь, которая очевидна. Она, к слову, говорит об общем уровне политического лидерства в Европе и в целом в мире. Получается, что сильных лидеров в действительности не так много, и поэтому всё вращается вокруг личности российского президента.
— Кстати, к вопросу о личности: многих интересует странный стиль Бориса Джонсона. Как по-вашему, почему премьер-министр Великобритании поддерживает этот безумный образ с дикой лохматой причёской?
— Все об этом думают. Может быть, у него проблема с качеством волос, и ему некогда её решить? Я так понимаю, Джонсону неоднократно советовали разобраться с этим вопросом, но, видимо, какая-то часть имиджмейкеров полагает, что он таким образом выглядит как свой парень. Или что якобы ему некогда заниматься собой — он занимается не только судьбами Британии, а судьбами мира. И вот он такой, какой есть — с лохматой причёской. Это упрощает его образ и возможности для восприятия его общественностью. Возможно, было решено, что раз он с таким образом стал популярен на заре своей политической деятельности, то таким и стоит его оставить.
Юлия Медведева
Ранее по теме:
