Андрей КОСТЕРИН: «Человек обретает себя в Соборной личности»

«Царство Божие могло бы быть и было бы внутри нас,
если бы не было зла вне нас,
и если бы эта внешняя сила не вынуждала нас делать зла»

Николай Фёдоров «“Не-делание” или или же отеческое и братское дело?»

Человек, вырываясь из тесной клетки эгоизма, обретает себя в Соборной личности / Работа Алексея Беляева-Гинтовта «Братья-сёстры»

Принято считать, что социалисты надеются исправить человека путём создания благоприятных для него внешних условий. Якобы они уверены, что, если человеку создать условия, при которых он не будет испытывать чувства голода, холода, страха смерти и т. д., то он не будет грешить: воровать или отнимать у другого человека еду, тёплую одежду, не будет из-за страха смерти причинять вред другим людям и т.д. Однако и капиталисты могут создать такие условия, при которых естественные страсти человека не будут себя проявлять, подталкивая человека к совершению греха… А якобы для того, чтобы у человека не появилось повода для зависти, они решили всех уравнять.

Но такая однобокая картина рисуется теми, кто совершенно не понимает (а скорее всего, отказывается понимать) сущность православного социализма (впрочем, не только православного).

Мы утверждаем, что существуют два фундаментальных психических движения («к себе» и «от себя»), порождающие, по Александру Зиновьеву, два аспекта социальной коммуникации: «деловой аспект» и «коммунальный аспект» (А. А. Зиновьев «Русская трагедия»). Князь и революционер Пётр Алексеевич Кропоткин вообще считал конкуренцию и взаимопомощь двумя факторами биологической и социальной эволюции: выживают не только сильные и жадные хищники, как заявил Чарльз Дарвин и его последователи, социал-дарвинисты, но также коллективистские и добрые агнцы (П. А. Кропоткин «Взаимопомощь как фактор эволюции»). Один фактор плодит волков, другой множит агнцев — так и живем… В сфере социального указанные режимы коммуникаций порождают два типа обществ: «каинова цивилизация» и «авелева цивилизация». (см: В. Ю. Катасонов «Каинитская цивилизация и современный капитализм»).

Рассматривая социально-экономическую проекцию указанных типов отношений, мы получаем две социально-экономические «формации» (последнее понятие закавычено, поскольку употреблено не в общепринятом марксистском значении): капитализм и социализм.

Советский социализм был сугубо модернистским проектом, и поэтому закономерно почил в бозе одновременно с концом этой титанической и богоборческой эпохи, уступившей место постмодерну.

В самом деле: конкуренция и алчность, доминирующие в общественном сознании, порождают частную собственность, эксплуатацию и неравенство как «норму жизни» и «естественное право» человека. Что, в свою очередь, с почти математической неизбежностью запускает экономический механизм капитализма, закатывающий души вольных или невольных участников сего экономического безобразия в асфальт чистогана и наживы: «Ничего личного — только бизнес!».

Напротив, взаимопомощь и доброта, становясь нравственным императивом, со столь же математической детерминированностью запускают «реактор» солидарной экономики, построенной на принципах равноправия, «общего дела» и общего блага. Личным становится… всё, поскольку человек, вырываясь из тесной клетки эгоизма, обретает себя в Соборной личности. Как афористично перефразировал святых отцов основатель экзистенциальной психологии австриец Виктор Франк: «Жертвуя и воздерживаясь — мы приобретаем!»

Мы смеем утверждать, что социалисты (по крайней мере, православные) не жаждут «исправлять» природу человека, а тем паче — её насиловать. Строго говоря, максима Ивана Владимировича Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё — наша задача!» — это идефикс всей эпохи Модерна, от англичанина Фрэнсиса Бэкона до наших дней. Было ли это задачей советского социализма? Разумеется! Советский социализм был сугубо модернистским проектом, и поэтому закономерно почил в бозе одновременно с концом этой титанической и богоборческой эпохи, уступившей место постмодерну. Но ровно в такой же (если не в большей) степени, мания «улучшательства» человеческой природы (особенно в целях селекции «покорных рабов» и «универсальных солдат») была присуща капитализму всех мастей и оттенков — евгенические опыты и антиутопии Герберта Уэллса с Олдоса Хаксли слишком хорошо известны, чтобы на них останавливаться.

Православный социализм есть отход от Модерна и возвращение Традиции с сохранением Социализма. Природу человека не надо ломать через колено — да это и невозможно это сделать, как убедительно показал XX век, явивший собой восстание психического бессознательного во всём деструктивном и ужасающем могуществе над тонкой и хрупкой пленкой «цивилизованной» рациональности. Но и бросать её на произвол судьбы и стихийно сложившихся социальных отношений, потворствующих самым низменным страстям — тоже не дело. Задача православного социализма — пестовать и культивировать христианские побуждения в человеке, осуждая и порицая греховные помыслы. Точнее, православный социализм — это та почва и тот климат, в котором всходят семена благодатные и вянут плевела злостные.

Природу человека не надо ломать через колено — да это и невозможно это сделать, как убедительно показал XX век, явивший собой восстание психического бессознательного во всём деструктивном и ужасающем могуществе над тонкой и хрупкой пленкой «цивилизованной» рациональности.

При этом православный социализм — это хилиастическая утопия с райскими кущами, молочными реками и кисельными берегами. На самом деле это — голубая мечта гедониста! Возможно, что такие версии социализма были и даже пытались воплотиться в жизнь (вспомним, например, «коммунизм» с точки зрения мелкобуржуазного куркуля Никиты Хрущева). Но вряд ли следует частный случай (особенно извращение) распространять на всё явление. Гуляш-коммунизм осуждал ещё фрейдо-марксист Эрих Фромм. С не меньшим осуждением к нему относятся православные социалисты. Точнее, православный социализм о другом: об отношениях людей друг к другу и об общественном целеполагании. Будет ли при этом изобилие сортов колбасы и фасонов джинсы — дело десятое. Социализм Сталина — яркий пример истинного социализма: массовый героизм, христианская жертвенность и невиданная солидарность народа при катастрофических бедствиях и лишениях.

Предвижу голос скептика-«реалиста»: допустим, всё так, как вы описали… только как прикажете построить православный социализм? Проповедью и казнями египетскими, любовью и массовыми расстрелами?

Или силой убеждения? Безусловно! И здесь Антонио Грамши нам порукой: его концепция «культурной гегемонии», сработав в перестройку против воли советского народа, должна быть поставлена на службу православных социалистов. Надо напоминать людям, что, кроме бесовского безумия, пошлости и культа бабла есть куда более «высокие отношения». Достаточно даже лёгкого намека — народ, как мы знаем, тайком уже мечтает о социализме…

Силой убеждения и кольтом? Такого развития событий не хотелось бы. Но одно понятно уже сейчас: многим придётся выходить из зоны комфорта и большинству это не очень понравится. Более того, покушение на их бюргерский мирок они сочтут посягательством на… богоданную свободу!

Итак, какие же выводы можно заключить из нашего маленького рассуждения? Во-первых, что социализм — не утопия, а норма жизни для людей альтруистического склада. Во-вторых, мы признаем, что капитализм — тоже норма жизни, только для людей эгоистического склада. Но что в таком случае из двух предложенных «норм» является нормой для православного русского?

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте вспомним, с кем себя «идентифицировал» Христос: с хищным волком или невинным агнцем? И, следовательно, какой тип общества является более естественным для агнцев, т.е. православной паствы?

Андрей КОСТЕРИН, блогер, город Владимир

Вам будет интересно