Меритократия — это идеология, утверждающая и обосновывающая совокупность специальных способов и методов управления, а также специальных институтов власти, позволяющих установить политическую систему, при которой власть будет принадлежать наиболее достойным членам общества.
Если меритократия представляется политической системой общества, власть в котором принадлежит наиболее достойным его членам, то возникает несколько вопросов, ответы на которые, словно нить Ариадны, позволят пройти от «утопического мерикторатизма» к стойкой идеологии. Вот эти вопросы:
— Кто являются «наиболее достойными» членами общества, которым должна принадлежать власть?
— Что понимается под этим «достоинством», какой критерий (добродетели, знания) и почему должен применяться, чтобы выделить этих «достойных»?
— Кто и как, с помощью какого механизма, будет определять наиболее достойных в соответствии с установленным критерием?
Обратимся к теории элитаризма (теория элит). Именно теория элит, является той призмой, которая позволит разложить свет меритократии на спектр отдельных явлений, позволяя описать их, изучить в статике и динамике, понять существующие связи и вывести закономерности.
Вопрос «Кто мы?» — один из самых естественных и, на первый взгляд, простых вопросов, задаваемых человеком и каждым народом. Человеку, как животному политическому, свойственно определять свою идентичность, находить схожие черты в окружающих его людях и тем самым обретать сплочённость.
Любая общественная теория, а в особенности политическая, должна быть реальной и практически реализуемой. Причём реализуемой не вообще, а именно в той среде, где ставится попытка её реализации. Советская политическая система, просуществовав всего около 70 лет, рухнула, что позволяет говорить о присущих ей изначально изъянах, нарушивших её устойчивость.
Устойчивость в отношении общественных явлений, как мы можем увидеть из истории, подразумевает соответствие идеологических установок и практик с некими естественными, внутренними основаниям этого явления. По крайней мере, чем ближе теория и её практика к естественным фактическим основам, тем больше вероятность её успеха. Нарушение же этого принципа «естественности» влечёт за собой провал попытки и отторжение обществом всех привнесённых изменений.
Опыт бездумного копирования западных образцов политики и экономики, приправленный оторванными от реальности советами, привёл к ужасающим разрушениям в постсоветской России, последствия которых ощущаются по сей день. Слепое подражание западным ценностям с явным пренебрежением к национальной культуре и обычаям, проводимое иранским шахом Пехвели, было с яростью отторгнуто иранским народом, что смело не только шаха, но и всю его политическую систему.
Необходимо понять и чётко ответить, для себя прежде всего, что такое Россия? Правдивый и точный ответ на этот вопрос будет тем фундаментом, на котором можно возвести устойчивое здание меритократической идеологии.
Один из идеологов панславизма, выдающийся представитель славянофильства — Николай Яковлевич Данилевский, задавался вопросом, возможно ли пересадить и приживить саженец какой либо идеи на неподходящую для него почву? Подразумевая западный либерализм как идею и Россию (славянский культурно-исторический тип в его определениях) как почву, будучи естествоиспытателем и апеллируя к аналогии с ботаникой, он даёт отрицательный ответ.
В последующем аналогичные выводы высказывали Освальд Шпенглер и Арнольд Джозеф Тойнби, в недавнем прошлом их заново провозгласил Самюэль Хантингтон, а наше время лишь подтвердило их справедливость. Пожалуй, единственным примером, способными свидетельствовать о более или менее удачном приживление и даже росте идейного семени на неподходящей почве, является деятельность Мустафы Кемаля Ататюрка. Хотя общественно-политические процессы, происходящие в современной Турции, позволяют усомниться в устойчивости системы кемализма.
Итак, вопрос нужно поставить следующим образом — возможно ли меритократия в современной России? Поскольку теория о меритократической политической системе ещё не сформирована, то для её формирования нужно не почву ровнять (хотя это всегда неизбежно в той или иной мере), а подбирать соответствующее семя. Формируя теорию, отвечая на возникающие в ходе этого процесса вопросы, необходимо учитывать и понимать особенности и основные законы среды её применения. Иными словами, необходимо понять и чётко ответить, для себя прежде всего, что такое Россия? Правдивый и точный ответ на этот вопрос будет тем фундаментом, на котором можно возвести устойчивое здание меритократической идеологии.
Конкуренция как движущая сила эволюции, подстегивая инстинкт к выживанию, заставляла наших предков проводить самое первое и естественное деление на «мы» и «они».
В свою очередь вопрос «Кто мы?» — один из самых естественных и, на первый взгляд, простых вопросов, задаваемых человеком и каждым народом. Человеку, как животному политическому, свойственно определять свою идентичность, находить схожие черты в окружающих его людях и тем самым обретать сплочённость. Конкуренция как движущая сила эволюции, подстегивая инстинкт к выживанию, заставляла наших предков проводить самое первое и естественное деление на «мы» и «они». Мы — это те, кто живёт на этом берегу реки, мы — это те, кто поклоняется этим богам, мы — это те, кто стоит под этим флагом, мы — это те, кто верит в эту идею. Что может быть проще такой идентификации — мы?
Поиск своей идентичности через отмежевание «мы» от «они» настолько естественно, что можно сказать течёт в наших венах, присутствует в наших генах и проявляется на различных уровнях нашего бытия. На уровне бытовом мы выделяем свою семью, свой рабочий коллектив, свой район проживания и т.д. На уровне общественном, то есть выходящим за пределы интересов узко семейных, мы выделяем себя в плане политики (политической партии), идеологии, веры, нации, культуры, цивилизации, гражданства.
Очевидно, что для целей политической идеологии имеет смысл только общественная идентичность. История показывает, что с течением времени объём общественного «мы» непрерывно расширялся, идентичность описывала всё больший радиус, позволяя сплотить и отделить свой род, племя, общество. На сегодняшний момент идентичность прошла путь от узкого родового племени до безразмерного, идеалистического космополитизма, исключающего противостояния различных групп «мы».
На уровне бытовом мы выделяем свою семью, свой рабочий коллектив, свой район проживания и т.д. На уровне общественном, то есть выходящим за пределы интересов узко семейных, мы выделяем себя в плане политики (политической партии), идеологии, веры, нации, культуры, цивилизации, гражданства.
Основной вопрос о том, что такое Россия, это, в конечном счёте, вопрос о том, кто мы. Естественно, что ответ на него будет зависеть от целей, знаний и идеологии отвечающего. Однако, если цель — получить фундаментальное понимание, то вопрос «кто мы» должен включать не сиюминутное «кто мы сейчас?», но «кем мы были?», «кто мы есть?» и «кем мы можем стать?», а уже идеология может сказать, кем мы должны быть!
Сложности добавляет и необходимость выбора такого уровня идентичности, который, с одной стороны, не будет узко националистическим, иначе мы рискуем искать ответ на иной вопрос, что такое русский народ, нация или национальность (хотя соотношение этих трёх понятий само по себе интересная тема), с другой стороны, слишком обширным, в результате чего мы получим сухое, обезличенное, «нормативистское» понятие государства, а, следовательно, бесполезное для поставленной нами цели. Единственным методом, позволяющим рассмотреть заявленный основной вопрос в его трёхмерном измерении времени (прошлом, настоящем и будущем) и при этом охватить самую широкую идентичность «мы», как отличную от «они», является «цивилизационный подход».
Алексей ПЕШЕХОНОВ
